– Я даже не знаю, что надо говорить в таком случае.

Илья устало улыбнулся:

– Прости, что нагрузил.

– Нет, всё нормально. Это какая-то… тяжёлая история.

– Люди, знаешь ли, и похуже живут. Прошлое всегда тяжело вспоминать, даже если в нём много хороших моментов. Что-то радостное можно найти всегда.

– Например?

– Например, эта женщина подарила мне ребёнка, которого я очень люблю.

Я задумываюсь. Илья наклоняется ко мне поближе:

– А теперь ты.

– Я? – может, сбежать, пока не поздно?

– Расскажи свою историю?

– О… Ну… Мне нечего рассказывать. Отец умер, когда я была в начальной школе, и, если честно, я уже не особо помню ни его голоса, ни черты лица. С мамой отношения нейтральные, – пожимаю плечами. Не хочу выносить для него все скелеты из шкафа нашей семьи. Да и у кого их нет?

– Это как?

– Мы редко видимся. Когда получается встретиться, можем либо ругаться, либо нормально разговаривать. Но не секретничаем, как подружки. Ещё у меня есть сестра, у неё муж и четверо детей. Разница у нас небольшая, и в подростковом возрасте мы были ближе, чем сейчас. Подруг у меня нет.

– А друзья?

– Есть друг детства, Серёжа. Предупреждая вопрос, у нас с ним никогда ничего не было и не будет, никто ни на кого не претендует. В школьные годы мы вместе гуляли, на велосипедах катались, в кино ходили. Я книги читала. Потом поступила в пед, а он – в актёрский.

– До сих пор общаетесь?

– Да. Я, честно говоря, не совсем знаю, как у него дела по жизни, но разве ж это важно?

Илья удивленно приподнимает бровь, а затем пожимает плечами:

– Если вам так удобнее, то нет.

Конечно же, ни на каких велосипедах я не каталась. Моя юность наполнена чередой событий, чаще всего – криминальных. Меня в школе ставили в пример девиантного поведения. Но я не люблю об этом рассказывать.

Мы разговариваем ещё около часу, после чего Илья подвозит меня до дома.

А теперь – самое время собрать яйца в кулак, ведь впереди меня ждёт разговор с матерью.

Когда я вхожу в квартиру, мне в нос ударяет малознакомый для этого жилища запах домашней выпечки. Мама, опухшая, усталая, с поникшей головой, хлопочет на кухне. Откуда-то нашла в моём логове еду… Странно. У меня так не получается.

Собственно, такой я её и видела в свои шестнадцать лет: заплаканную, убитую жизнью, нервную и апатичную. Мне же не хватает только алкогольных вертолётов над головой и пропахшей сигаретами одежды, чтобы снова окунуться в ту атмосферу.

Я разуваюсь и осторожно пересекаю коридор, молча сажусь за стол и наблюдаю за мамиными движениями. Она, всё так же опустив глаза, тихо говорит:

– Рада, что ты всё-таки вернулась.

– Конечно, это же моя квартира.

– Ты знаешь, наверное я виновата, – она говорит это абсолютно сухо и без эмоций, поскольку на самом деле так не считает.

– Да, наверное, я тоже.

– Не надо было планировать всё без тебя.

– Не надо было закатывать скандал.

– И не стоило говорить всех этих слов тебе.

– Да, не стоило.

– Прости меня, малышка.

– Хорошо.

Она смотрит на меня. Я знаю, что она добивалась моего извинения, но я не собираюсь этого делать. Моя мать – манипулятор, но подчиняться её капризам я не буду. Тем более, что не произошло чего-то такого, за что я хотела бы извиниться. Перед кем-либо. Когда-либо в своей жизни. Да я просто ангел!

Начинается следующая стадия манипуляции: мама садится на стул и, закрывая лицо руками, плачет. Я закатываю глаза. Как бы то ни было, надо её успокоить, пока мы не затопили соседей.

Подхожу к ней сзади и кладу руку на плечо:

– Не переживай, всё хорошо. Мам, не плачь.

Я выдала свой максимум. Пусть ценит и это. Она прекрасно знает, что я – не оратор. Если хочет длинных речей, то она ошиблась дочерью.

Мама картинно разворачивается и обнимает меня, утыкаясь мокрыми глазами мне в грудь. Она начинает принюхиваться, и, забыв о своём горе, бодро вскакивает:

– От тебя пахнет мужскими духами!

– И что? Не дерьмом ведь.

– У тебя есть мужчина, о котором я не знаю? – она чуть ли не прыгает на месте от радостного предвкушения.

– Бога ради, мам! Мне скоро тридцать, а ты меня третируешь!

Она скрещивает руки на груди и язвительно произносит:

– На свадьбу, надеюсь, позовёшь.

Я снова начинаю злиться. Как бы то ни было, я не могу нормально разговаривать с мамой. Она уже столько лет не может понять, что её попытки контролировать меня заканчиваются исключительно скандалом. У неё воспитать-то меня хорошим человеком не получилось. Я предупреждаю:

– Мам, мы сейчас снова поругаемся.

Она вздыхает, но сдаётся:

– Я приготовила тебе яблочный пирог.

– О, а вот это уже дело.

– Я была на рынке. Ещё я купила себе пару вещей. Хочешь посмотреть?

Нет, но мириться надо.

– Давай.

Она выходит сначала в платье, потом в брючном костюме, потом показывает три кофты, две юбки, ещё одно платье и сапоги.

– Где ты взяла столько денег?

– Мне дали отпускные.

– И ты всё спустила на шмотки?

Мама пожимает плечами. Я киваю:

– Всё-таки твоя безответственность передалась мне.

Она смеётся:

– Ну, хоть что-то!

Мать ставит передо мной чашку чая и тарелку с пирогом, сама садится напротив и задаёт вопрос:

– Как твои дела, доченька?

Мне, в общем-то, нечего сказать, поэтому я перенаправляю вопрос к ней. Она рассказывает про работу, про Аньку, про дом… Мне надо как-то её остановить.

– …а потом приехал дядя Юра и отвёз меня домой. Ой, мне так плохо наутро было!

– Надо рассчитывать, сколько пьёшь. Мам, тут такое дело…

– Что случилось? – её поза становится напряжённой.

– Мне нужно в шесть уйти на встречу.

– К молодому человеку с приятными духами?

– Нет, к знакомому, я буду дома часам к десяти.

– Ой, Кать, ты можешь заявиться и позже, – мама отмахивается. – В конце концов, я понимаю, что такое физиологические потребности, и, возможно, ты не была бы такой злой, если бы тебе удалось нормализовать свою сексуальную жизнь.

– Прекрати.

– Я только хочу, чтобы было так, как лучше, милая, – она улыбается так благодетельно, как может, но я знаю, что она пытается меня разозлить. – Если ты никак не можешь выйти замуж, то, возможно, тебе стоит найти донора биоматериала, потому что дети…

– Прекрати сейчас же!

– Ты тратишь свою жизнь непонятно куда! Не ребёнок, а сплошное разочарование!

– Мама, хватит! Заткнись! Господи, мы не можем с тобой нормально разговаривать! Ты постоянно пытаешься вмешаться в мою личную жизнь, зачем?

– Я хочу, чтобы ты была нормальной женщиной. А то чёрт пойми кто! Удачного, мать твою, вечера!

– Благодарю!

Совершаю манерный реверанс, мама молча разворачивается и уходит в гостиную. Через секунду я уже слышу звук работающего телевизора. Переживёт как-нибудь, ничего, каждый раз переживала. В этот раз я точно не виновата, и пусть засунет своё мнение о моей личной жизни как можно дальше.

Возможно, я бы смогла избежать этой ссоры, если бы не была так агрессивно настроена. Но меня всё достало. В данный момент её постоянное рвение чему-нибудь меня научить дало накопительный эффект с раздачей бонусов.

Я иду в душ. По маминым меркам, я буду счастлива только тогда, когда выйду замуж и нарожаю супругу целую футбольную команду детей. Я к этому никогда не стремилась, и всегда говорю об этом прямо, но конфликт наших интересов просто неиссякаем. Она считает, что я обречена на одинокую старость и ужасную мучительную смерть в хосписе.

Помню, как-то много лет назад, когда Ане было 14, а мне 9, у сестры была первая любовь, если это так называется. Все эти побеги из дома, слюнявые поцелуи, нелепые засосы (господи, как же я насмотрелась на них за время работы учителем!), желательно там, где лучше видно, попытки изучать анатомию где-нибудь в темноте в колючих кустах за гаражами… Романтика – не то слово.