Среда.

На часах уже почти десять часов вечера. Я выглядываю из-за бархатной красной шторы. Десятки людей, сидящих за столиками и попивающих свой алкоголь, ждут, когда я войду в их мир. И я уже иду.

Я ненавижу электронную музыку. Она искусственная, лишённая смысла. Нашей аудитории больше подошёл бы какой-нибудь блатняк. "Музло", "бухло" и девочки… Я наблюдаю, как в стельку пьяный посетитель, солидный мужчина лет 40-50, шатаясь, идёт к нашему ди-джею и что-то просит. Тот игнорирует, и дядя направляет на него травматику. Никто не обратил на это внимание. Все вокруг либо сильно выпили, либо привыкли к подобному. Охранник выводит буйного клиента на улицу.

Наконец-то я вижу, что в сторону сцены идет Баг – ведущий, тамада, главный бухгалтер нашего заведения. Он – мой друг детства. Для адекватных людей – просто Серёжа, но с подросткового возраста носит гордую кличку Багира.

Ему 29, мне – 27. Мы с ним очень похожи. У нас нет пары, мы не стремимся завести семью, ведём свободный во всех смыслах образ жизни. И мы оба счастливы. Не знаю, сколько лет мы уже знакомы, но мы не прекращали своего общения дольше, чем на пару недель.

Вообще-то Баг выглядит довольно круто: он высокого роста, в хорошей физической форме, у него карие глаза и черные, как уголь, густые волосы, а также смуглая кожа и безумно красивое лицо. У него никогда не было отбоя от девочек. Особенным из своих поклонниц он даже иногда перезванивает…

Ди-джей приглушает музыку, и Баг объявляет:

– Огромное спасибо нашему DJ-ю за замечательное музыкальное сопровождение, прошу ваших аплодисментов для него.

Наш "гуру музыки" (он очень любит так себя называть), а по паспорту – Иван, очень активно пытается подкатить к одной девочке, которая работает со мной в одной смене. Её зовут Оксана. Она достаточно симпатичная и очень фигуристая.

Будь я другим человеком, назвала бы её подругой. Это, пожалуй, единственная женщина, которую я могу выслушать, не затыкая. У неё есть удивительная и очень редкая способность: говорить по факту, интересно и не разводя нытьё. А ещё я завидую ей за её густые тёмные волосы, яркие зелёные глаза и выразительное лицо.

А Ваня тощий, бледный и очень напоминает мне трупа. Я не особо много видела мертвецов, но выглядят они примерно так. Ещё он красит волосы в очень яркие цвета: сейчас, например, в кислотно-синий, который, к тому же, светится в темноте. Завершают его образ бесчисленные несвязные неоновые татуировки, мешковатая одежда на три размера больше и макияж. Наш ди-джей подводит глаза.

Впрочем, это "модно", "стильно" и в духе бунтарского подросткового возраста. Он как раз в таком – ему где-то около 35. Кризис среднего возраста?..

В целом, тот самый человек, которому только что так слабенько аплодировал зал, совершенно не вызывает у меня доверия, как и многие другие люди.

Баг продолжает:

– А теперь позвольте нам сделать вашу ночь ещё более жаркой, интересной и завораживающей. Встречайте звезду программы – очаровательную, обворожительную, сексуальную Кэссиди!

Я выхожу из своего укрытия, меня ослепляет свет софитов. Все взгляды направлены только на меня. От меня ждут грациозности, красоты, сексуальности, пластичности и гибкости. От меня ждут горячего и эротичного танца. От меня ждут ярких улыбок и завораживающих движений.

И сегодня я здесь, чтобы дать это своему зрителю. На мне почти прозрачное чёрное боди, чулки и туфли на высоком каблуке. И, конечно же, чёрная вуаль, закрывающая большую часть лица.

Моё шоу длится на протяжении двух часов. Я выкладываюсь, как могу, энергично раскручиваясь вокруг шеста. Никто никогда не отводит взгляд и не покидает мест, когда я танцую.

Финал.

Баг вырос откуда-то рядом со мной:

– Что ж, давайте поблагодарим нашу тигрицу. Аплодисменты – Кэссиди!

Я встаю и ухожу, не глядя назад. Хочу поскорее уйти в гримёрную и переодеться.

Таких, как я, тут еще двадцать. По три на каждый день недели. Я работаю по средам, с десяти до полуночи. С часу до трёх – Оксана. Потом должна быть ещё одна девочка, но её уже пару недель нет – говорят, ушла в декрет.

В этом плюс и минус нашей работы – можно заработать огромные деньги, если помимо танцев давать личные концерты в VIP-комнатах, но при этом есть возможность подхватить либо букет заболеваний, либо нежелательного эмбриона.

Этим местом управляет Бонд – 32-х летний хозяин клуба, сын авиамагната Бондаренко. Он женат, но детей нет. На папины деньги приобрёл ночной мужской клуб, теперь гребёт лопатами выручку. Его абсолютно не волнует никто, кроме него самого. Насколько я знаю, он спит с половиной танцовщиц. Но не думаю, что этими милыми дамами всё ограничивается. Хотя супруга его любит и свято верит в его честность.

Я сажусь за столик и начинаю смывать макияж. Бонд нависает надо мной, заглядывая в глаза через отражение в зеркале, выстукивает ритм музыки пальцами по столу. Он пытается приобнять меня, но я перехватываю его руку и ставлю обратно на стол. Намёк понят. Тогда босс начинает говорить:

– Как дела, куколка?

– Собираюсь отсюда свалить.

– Превосходно.

Он наклоняется ещё ниже и шепчет:

– Ты нужна мне сегодня ночью…

– Что, сегодня я особенно хороша?

– Как обычно великолепна, – в его голосе столько лести, что противно.

Надоело. Он готов осыпать меня всеми существующими комплиментами на всех языках мира. Ненавижу лицемерие. Задаю вопрос:

– Сколько сегодня?

– Трое. Первый предложил тридцать тысяч, второй столько же, но при этом после услуг готов сделать тебе какой-то подарок, а третий – семь штук, но ему нужен только танец.

– Интересно… А что за подарок?

– Если я правильно вспомнил этого мужчину, то у него сеть ювелирных магазинов.

– Скучно.

– Скучно?! Что-то я не вижу, чтобы ты была вся в золоте!

– Соответствую своей профессии.

– Ну пожалуйста!.. Они все готовы внести двойной сбор, лишь бы я тебя уговорил!

Сбор – это деньги, которые клиенты платят за съём подруги на ночь, они попадают в карман Бонду. Также необходимо отдать какую-то сумму лично девочке, чтобы та согласилась потратить своё время таким образом. Двойной сбор – это где-то около тридцати тысяч, может, сейчас уже больше.

Я непреклонна:

– Я всё ещё говорю тебе нет.

Я ухожу за ширму и начинаю переодеваться. С другой стороны стоит Бонд и продолжает:

– Почему? Ты хоть представляешь, какие ты могла бы поднимать деньги? – в голосе начальника слышу отчаяние вперемешку с желанием убить меня. И он убил бы, если бы среди его клиентов были некрофилы.

– Примерно представляю.

– И в чём дело? Давно ли ты стала такой правильной и принципиальной?

Я готова уходить. На мне деловая юбка-карандаш по колено и заправленная в нее белоснежная блузка, на ногах – лодочки, до пояса свисает пышная золотистая коса:

– Нет, малыш, я – та самая неправильная и беспринципная девушка, каких ты никогда не знал. Но я сама решаю, с кем и когда мне спать. И ты не будешь мне указывать.

– Ты работаешь на меня.

– Я работаю танцовщицей. А ты, главное, не расстраивайся. Будешь много нервничать – умрёшь молодым.

На лице Бонда появляется ухмылка:

– И сколько же я, по-твоему, ещё проживу?

– Хороший вопрос. Быть может, ты состаришься вместе с любимой супругой, а может, тебя через неделю кто-нибудь в тёмном углу зарежет. Откуда мне знать?

– Я могу пообещать не прятаться по тёмным углам, если ты согласишься помочь мне.

– Бонд, ты меня достал. Спокойной ночи!

Босс хватает меня за горло и прижимает к стене:

– Я ведь могу утащить тебя туда силой, если захочу.

Я резко сгибаю колено, и он испуганно отпрыгивает, прикрывая свой пах. Не привык действовать своими руками. Скучно. Я добавляю:

– Решишь достать меня в следующий раз – всё-таки ударю. Решишь взять силой – потеряешь анальную девственность. В дальнейшем сразу передавай клиентам мой отказ. Усёк?