И нулевой результата: ни того, ни другого дома не оказалось. Понять где они по тону длинных гудков также возможности не представлялось. Пришлось отложить общение до дома и, скрипя на поворотах, двинуться в сторону метро, никуда не заходя и ничем не радуя исстрадавшийся организм – наложенный за провинность карантин еще не кончился…
Вызванный на улицу Беркшир был озабочен и печален:
– А, здорово… Ну как дела?
– Да вот, – я скромно потупился, – Переночевал в Доме! Вроде жив и здоров.
– Это ты молодец, – еще более равнодушно произнес Беркшир, – А Поросьян-то пропал. Представляешь – как вчера утром от нас отвалил, так до сих пор ни ответа, ни привета. Еще и дома не ночевал…
– Ну и что! – я не на шутку разозлился, – Мало ли какие у него дела. Не пацан, все-таки. Да и куда он может деться кроме как вкушать портвейн в очередной компании очарованных им и его умом…
– Не в том дело! Мне кажется, да нет, я почти уверен, – Беркшир замялся и вполголоса осторожно предположил, – Его забрали. В Контору. Вместе со спелеологами этими, чтоб не шарили, где не положено. Я всегда говорил – с государством в игры не играют.
Версия Беркшира постепенно захватила и меня. Другой вопрос – что делать дальше? Сунуться на Лубянку: «Тут к вам наш друг затесался, так то совершенно напрасно!» Итог будет малоутешителен – Поросьяна не отпустят, а нас скорей всего убедительно пригласят на беседу. Собственно, ничего дурного за нами нет, но антиобщественное поведение всегда можно навесить… А дальше по проторенной дорожке – телега в деканат, пистон по комсомольской линии, снятие стипендии и так далее. А то и того хуже – Беркширу в его космополитичной Плешке ничего не будет, а у меня как никак режимный Бауманский…
Вот влипли. Тут Беркшир с грустью обронил пару слов про не совсем законные свои делишки имевшие место пару недель назад – студенты из братских стран приторговывали всякой мелочью, а Беркшир оттачивая свое экономическое чутье как-то в этом участвовал… Тут еще я Бледа вспомнил – он тоже не слишком с законом в ладах живет. Правда Беркширу не сказал, слово есть слово. Выходило со всех сторон, что сидеть нам надо тихо и молчать в тряпочку.
Толку от нашей активности Поросьяну все равно не будет, скорей даже вред. Но товарища в беде кидать тоже не дело. Хотя, если подумать, ничего страшного с Поросьяном не случится: побеседуют, повоспитывают, на карандаш возьмут, да и отпустят. В крайнем случае, из института попрут. Мы до магазина прошлись за беседой, и даже до закрытия успели. Но заходить не стали – слишком муторно было на душе. Так и разошлись по домам ничего не решив кроме исконного нашего: «Утро вечера мудренее…»
Утро настало в пол второго ночи – правда, я еще не спал, думал думу и мыслил мысли, пытаясь поймать ускользающую в хаос и бессистемность нить хоть какой-то логики поступков. Своих поступков, разумеется. В трубке оказался сильно нетрезвый Поросьян, требующий немедленной аудиенции у подъезда. Не буду отрицать, что менее чем через десять минут я прибыл на место – Поросьян решительно ходил взад и вперед слегка покачиваясь и спотыкаясь на разворотах. Откуда-то из темноты доносился приближающиеся знакомые шаги – стало быть Беркшир тоже получил приглашение.
– Поросьян! – Беркшир первым завладел пропащим и прижал к груди, – Мы тут чего только не передумали!
Я присоединился к дуэту ни о чем не спрашивая: в конце концов, главное, что мы снова вместе, а остальное выясним потом. Тем более, как выяснилось из первых же слов Поросьяна, никто и никуда его не забирал. Мы с Беркширом облегченно вздохнули, но тут же слово в слово вопросили: «А что же тогда случилось, что ты пропал на сутки с лишним?»
– Да все нормально! – тронутый нашим беспокойством Поросьян дрогнул голосом и почти прослезился, – Я же говорил, что иду на встречу в узком, очень узком кругу. На благо нашего общего, – он подозрительно огляделся – нет ли вокруг посторонних, – именно общего и весьма важного дела.
Мы дошли до ближайшей лавки и сели, иначе все внимание Поросьяна уходило на поддержание равновесия, а нам хотелось подробного рассказа. С легким шуршанием, не слышным обычно за шумом дневной суеты, падали с деревьев листья – кто-то удивительно красиво сказал про это: «…сколько листьев, чтоб выжить, платят зиме деревья?…» Пахло сырой землей и прелью, ночной воздух был прохладен и чист, как вода лесного ручья, далекие фонари раздвигали локтями света вязкую толпу темноты… Мы были абсолютно одни в этом огромном спящем мире, не считая случайной темной фигуры такого же как мы полуночника нетвердой походкой проследовавшей в неопределенном направлении. И даже не слишком внятный рассказ Поросьяна не мог нарушить очарования этой ночи.
А дело было так: снаряженный за наш счет Поросьян вчера вечером быстро напоил весь узкий круг в сборе и по частям, ребята в долгу не остались, благо запасы у них имелись. Разговор пошел серьезный и обстоятельный, собравшиеся не без помощи наводящих вопросов Поросьяна погрузились вглубь собственных мироощущений, в самую внутреннюю свою суть и задумались, а чего, собственно, они под землей забыли?
– Я для начала разобраться должен был, зачем они туда лезут. – Поросьян мутным взглядом посмотрел на нас. – Понимаете?
Мы с Беркширом на всякий случай кивнули, а то подумает, что мы совсем тупые, и рассказ продолжился: постепенно события приняли практически неуправляемый характер: часть следопытов глубин рассеялась, часть продолжила веселиться в меру сил и собранных денег. Дальше Поросьян несколько смешался и понес какую-то несвязную чушь про некого Рекса, оказавшегося полным и окончательным козлом и великого Шерифа правильно представляющего ход событий.
Мы с Беркширом понимающе переглянулись – было очевидно, что Поросьян достал одного из членов компании своими глубокомысленными рассуждениями и идиотскими вопросами, начался конфликт – с хватанием за одежду и всяческим рукоприкладством. И хотя Поросьян напрямую об этом не сказал (из чего мы, кстати, сделали вывод, что счет оказался не в его пользу), но глубокая свежая ссадина на подбородке рассказчика с неопровержимостью свидетельствовала о печальных итогах глубоких психологических изысканий. По мере развития событий в конфликт вмешался Шериф, как старший всех разнял и успокоил, предложив простой и эффективный способ решения всех вопросов – спуститься вниз, причем немедленно.
Только тут до нас с Беркширом дошло, что именно во внешнем виде Поросьяна с первых минут показалось странным, и это несмотря на темноту – одежда его была изрядно испачкана, на лице просматривались следы плохо стертой грязи, а обычно густая, чуть кудрявящаяся шевелюра слиплась и местами дыбилась. Все ясно – Поросьяну, задававшего слишком много вопросов «почему» да «зачем», решили помочь самому разобраться в интересующей его теме и спустили под землю. Судя по всему утром, уже сегодняшним утром, то есть в то самое время, когда Беркшир заподозрил неладное, а я мучимый жаждой вкалывал в институте.
Так вот в чем причина его долгого отсутствия и растрепанного вида! Впрочем, чувства высокой собственной значимости, я бы даже сказал величия, Поросьян не утратил. Более того, по мере развития событий в не слишком связном, но достаточно живом повествовании, его роль в происходящих событиях стал быстро расти, постепенно оттесняя на второй и третий планов прочих участников событий, в том числе и совсем не великого, а так себе Шерифа и безмерно тупого, но наглого Рекса. И уже не эти испуганные и растерявшиеся бездари, а он, именно он – Поросьян, прокладывает дорогу в неизведанное, умело обходя опасности и преодолевая трудности.
