И это такая лайт-версия. Но часто итог буллинга гораздо более серьезный. Месяц назад была совсем трагичная история, когда парень девятнадцати лет повесился в горах, причем готовился основательно, несколько месяцев. После того, как мы его нашли, я изучала его компьютер, телефон. Он в свои девятнадцать лет в переписке с виртуальным другом признавался, что его до сих пор гложет то, что произошло с ним в тринадцать лет. Его шесть лет назад дико травил одноклассник с группой ребят. Детали мне не известны, но произошло что-то настолько серьезное, что для парня пережитая психо-травма стала основополагающей на долгие годы. Он все шесть лет свою жизнь выстраивал вокруг тех событий. Шесть лет с этим жил изо дня в день, даже не жил, а выживал. Он учился в колледже. Хотел поступать в российский вуз, заниматься наукой. Тут еще карантин наложился. Стало понятно, что скорее всего, планам не суждено сбыться. Поэтому с марта мальчик начал планировать уход. А в мае сделал это. С родственниками я тоже разговаривала, они считали, что он справился с этой ситуацией, перерос, забыл, хотя иногда он в разговорах с ними упоминал. Почему-то они не придали серьезного значения его словам. Сейчас, конечно, они винят себя, что не досмотрели, что тогда шесть лет назад не довели до конца, все спустили на тормозах.
Мы с вами живем теперь в разных странах, но система образования у нас общая, наследие советской. В этой системе нет места самому ребенку, как отдельной единице, за редким исключением уникальных педагогов или уникальных директоров, которые выстраивают работу школы вокруг ребенка, как вокруг личности, а не вокруг детей, как стада баранов. Никогда не забуду, как в конце девятого класса у моей старшей дочери был устроен педсовет перед поступлением в десятый класс. Каждый ребенок заходил в кабинет директора, родителю разрешалось присутствовать. Помню, стоит посередине мой ребенок, вокруг суровые женщины, и директор сказала такую фразу: «Мне ваши таланты не интересны, мне нужны данные тестирования». Мне стало очень понятно, что есть наши дети в школе. Это всего лишь результаты тестирования и рейтинг. Все!
А потом в школе поменяли директора, и мы поняли, что это был не худший вариант. Пришла директор – бывший парторг, человек системы с головы до ног. Она пришла и сразу начала устанавливать свои порядки. Но делала это так не интеллигентно. Дети были в шоке. Она кричала на учителей, учителя потом срывались на детях. Моя младшая дочь училась там же, и она все это рассказывала в недоумении: «Мама, как она может обзывать при нас учителя?» Это было безобразно.
В конце десятого класса моей старшей дочери я поняла, что она не хочет идти в школу вообще никак. В апреле меня вызвали в школу на разговор, сообщили, что мой ребенок отвратительно себя ведет. Это заключалось в том, что у ребенка на все есть свое мнение. Если на нее будут повышать голос, она попросит этого не делать, тогда как реакция других детей заплакать, уйти в себя. Моя дочь вполне грамотно отстаивает свои границы и просит к себе уважения. Она к этому времени уже работала волонтером в центре инклюзивных программ, там же, где и я, и видела другой мир. Ее возмущало, когда учителя обзывали детей при всем классе за макияж, за умственные способности. На первое сентября, например, девочек, у которых блузки были не чисто белые, а с элементами декора, прятали в кустах. Благодаря центру, у дочери произошло изменение ценностей, она стала иначе смотреть на понятие педагога, на любого ребенка. Она видела, как работают с аутистами, например, делают все, чтобы включить их в процесс, а в школе делают все, чтобы нормотипичных детей из процесса выключить. И чем дольше она работала волонтером, тем больше ее возмущало то, что происходило в ее школе.
Все кончилось тем, что классная устроила травлю моей дочери и еще двум девочкам, которые тоже имели свое мнение и которые умели себя защитить. Она подговаривала весь класс, чтобы те писали объяснительные на этих трех девочек, как говорили одноклассники «даже с выдуманными событиями». Говоря по-русски, просила наговаривать на девочек. В начале мая у детей шла подготовка к маршу в честь 9 мая. Было прохладно. Дети были в школьной форме, сверху накинуты куртки. Классная выдернула трех девочек с улицы, завела к директору и, показывая на эти куртки, пожаловалась, что они опять пришли в чем попало. Дальше, по словам девочек, директор начала нести чушь о том, что они портят школу, пошли запугивания в том, что их поставят на учет. Я позвонила классной, услышала какой-то бред, что моя дочь довела девочку до самоубийства. Я позвонила маме девочки, узнала, что все не так, они дружили, потом поссорились, но умирать никто не собирался. Поток грязи, интриг со стороны классной уже было не остановить. Директор была однозначно на стороне классной. Детей она пыталась «загнобить». Ей это удалось. После той разборки про куртки дочь пришла из школы, и на нее больно было смотреть. Она не понимала, за что, почему с ней так. А я не могла объяснить.
Я созвонилась с мамами двух других девочек, и мы пошли в школу выяснять, что происходит. Директора не оказалось. Я поговорила с завучем по воспитательной работе, пообещала за полчаса собрать брифинг во дворе школы, рассказать про буллинг со стороны учителей. Видимо, директору доложили, она приехала. И мы пошли на разговор. Интересно вела себя классная. Пока мы ждали директора, она сто раз прошла мимо нас, даже не посмотрела в нашу сторону. При директоре начала орать, что мы все врем. Выглядело это ужасно. Мне сорок лет, и вот она, эта учительница стоит и орет мне в лицо, на что я сказала, что не позволю со мной говорить в таком тоне, после чего она убежала из кабинета, хлопнув дверью. Дальше мы разговаривали с директором. Донесли до нее, что мы своих детей в обиду не дадим, я со своей стороны пообещала использовать все свои журналистские ресурсы. В общем, с горем пополам доучилась старшая в этой школе десятый класс. Самое страшное, что я увидела, как моя дочь была просто обескуражена от несправедливости. Она получила от взрослых совершенно четкое послание: «Ты – никто, ее мнение не важно и вообще она никого не интересует». Ей донесли, что даже в школе можно устроить интриги, что не важно, как ты учишься, можно сделать так, что ты будешь учиться плохо. Ей дружно начали ставить низкие оценки, придирались все, даже те учителя, которые раньше любили. Ее могли две недели не пускать на английский, потому что она два раза забыла тетрадь. Оказалось, это такие методы воспитания были у учительницы по языку. Это же элементарно нарушение конституционных прав, ребенок имеет право на получение образования, даже если у него нет тетради. Я уже не говорю про нарушение профессиональной этики. Я тогда позвонила учительнице по английскому и сказала, что, как журналист, сделаю запрос в министерство образования, по каким таким методам воспитания работают учителя у нас в стране. На следующий день ребенка, конечно, пустили на урок, но таких некрасивых ситуаций было очень много. Дочка очень глубоко это переживала. Я читала ее переписку с одноклассниками. Они все единодушно писали, что все, что делает классная – это край. Правда, дальше чата эти мнения не пошли. Когда были реальные разборки, дети побоялись вступиться.
А потом в сентябре центр, где моя дочь работала волонтером, открыл школу в партнерстве с двумя другими школами. Получилась инклюзивная школа. Мне в августе пришла мысль, что я не хочу своих детей отдавать в государственную школу. Такое непреодолимое желание чего-то не делать. В общем, я перевела младшую. Когда ее документы уже были в этой новой школе, она призналась, что очень боялась мне сказать, как не хочет в свою школу, но не говорила, так как вариантов альтернативных не было. Старшая решила поиграть в героя. Осталась в своей школе. Не хотела, чтобы они думали, что она повесила нос. Гордо пошла в школу, а по вечерам продолжала волонтерить в центре. Хватило ее ровно на три дня. Призналась, что это был слишком сильный диссонанс видеть с утра, что происходило в ее школе, а после обеда, как все иначе в инклюзивной школе, где адекватные учителя и нормальное отношение к детям. В общем седьмого сентября она уже училась в новой школе. Последний год школы она жила в этой другой системе, где совсем другие дети, совсем другие учителя, которые тебя слышат, которым важно от ребят получить отклик. Вообще за этот год пришло много нормотипичных детей, которые перешли в нашу новую инклюзивную школу именно после буллинга. Такая вот нехорошая статистика. Насколько надо быть загнанным в угол, чтобы из обычной школы уйти в инклюзивную.
