– Какие эти белластунги ужасные, – зашептала она страшным голосом. – А, может быть, это перозавр. Тогда он начнет долбить лодку, и мы утонем. Вы хорошо плаваете?

Вопрос повис в гробовом молчании.

– Ужасные клювы у перозавров, длинные и крепкие. Мы здесь как в ловушке. Он обязательно до нас доберется и тогда…

– А-а-а! – пронзительно заверещал шусенок и сиганул из лодки. Легкий плеск раздался снаружи.

Насмешница оторопела. Она никак не хотела, чтобы кто-то из них, действительно, погиб, особенно, такой милый пушистый ребенок. Не раздумывая, Римса прыгнула за ним в холодную рябь ручья. Народ Са обожает сухое древесное тепло и крайне не расположен к любого рода сырости. Тем не менее, все Са – отличные пловцы. В теплую погоду после ливней поляна возле колонии обычно превращалась в озеро. И тогда  лесной народец с удовольствием плавал, и плескался, и кувыркался в прозрачной солнечной воде.

Римса  заметла барахтающегося малыша прежде, чем он камнем пошел на дно.

С большим трудом она вытащила шусенка на берег, убедилась, что он дышит, и сама упала рядом без сил. Солнышко ласково пригревало. Птичка чиликала в чаще. Огромная жужла прошуршала поблизости, остановилась, поводила усами, осуждающе качнула панцирной головой.

«Перозавр! – пронзило Римсу, и она резко села. – Белластунг!»

Где же они? Юная Са удивленно оглядывалась. Никого! Только она и шусенок на пустынном берегу. Кто же тогда держал лодку?

– Ха-ха-ха! Ой, умора, ой, не могу больше, ха-ха-ха! –  смех маленькой Римсы покатился над водой, как звонкий серебряный горошек.

– Лодка… , ой, лодка… , – задыхалась она, – белластунги, перозавры… , …ха-ха-ха!

Шусенок, только пришедший в себя, посмотрел, куда указывала Римса, и тоже начал смеяться, сначала робко, потом все громче и свободнее.

Большая ветка прибрежной ивы зацепила крышу каюты и, действительно, крепко держала  плавучий домик.

Римса столкнула в воду бревно, посадила впереди себя шусенка и мигом добралась до лодки. Там она ловко вскарабкалась на борт и отцепила ветку.

Шусь все еще сидел в каюте. Он выглядел неважно. Глазки потускнели, усы обвисли.

– Это была ветка, только ветка, – тихо сказал шусенок.

Не говоря ни слова, учитель поплелся на корму и застыл там серым сгорбленным силуэтом.

Остаток дня прошел в молчании. Ручей становился шире и глубже, течение быстрее. Шусь сконцентрировался на руле и старался вести лодку как можно ближе к берегу.

На закате они пристали, укрыли лодку в осоке, а сами поплелись по глинистому откосу куда-то вверх, стараясь держаться среди камней и травы.

Подъем был трудным и долгим. В сумерках мелькнула в стороне тень белластунга. Огромный и тяжелый, он проскакал по своим делам. Земля тряслась под его когтистыми лапами. На всякий случай, путешественники укрылись в пещерке между камней. Тем временем стало совсем темно. Решили заночевать в той же пещерке. Устроились кое-как на твердом ложе.

Утром, еще до солнца и первого щебета птиц, тронулись в путь. Туман стелился у самой травы, надежно укрывая путешественников. Шусь уверенно двигался по одному ему известной тропинке. Римса не видела ничего, кроме земли под ногами, опавшей хвои, блестящих кусочков кварца. Было холодно. Противная сырость проникала, кажется, до самых костей.

Вдруг Шусь замер и прошептал: «Здесь». Они стояли у корней старого древесного массива. Скорее всего, это был тот самый пень, о котором говорила добродушная мурамса,  пень – обиталище чародея. Шусь постучал замысловатым стуком из сложной серии коротких и длинных ударов. Напряженно прислушался и постучал еще раз. Из глубины массива донесся ответный знак. Шусь удовлетворенно кивнул и вдруг бросился грудью на корявую поверхность пня. Римса подумала, что он сошел с ума от пережитых волнений. Шусь тем временем давил и давил всей своей лохматой массой на одному ему известное место  в стене. Неожиданно легко кора разошлась. Открылась узкая щель. Учитель толкнул туда сначала шусенка, потом Римсу, потом кое-как втиснулся сам, оставляя клочки шерсти на  входе и что-то ворча про слишком тесные двери. Щель с легким стуком сомкнулась у них за спиной. В наступившей полной темноте Римса мгновенно ослепла, хотя глаза ее были открыты. Где-то рядом испуганно заскулил шусенок. Взрослый шусь строго цыкнул. Так они стояли и ждали, неизвестно чего и кого.

– Учитель, мне страшно, – опять захныкал малыш.

– Держись, – спокойно отвечал Шусь. – Это твое первое испытание. Ты ведь хочешь стать знаменитым шусем, прославить свой род и все такое?

– Да, – всхлипнул малыш.

– Тогда терпи. Помнишь, что я тебе говорил?

– Путь к славе тернист. Прежде, чем залезть на вершину славы, надо научиться падать с нее, – отбарабанил шусенок, словно правило из учебника.

– А как же падать, пока не залезешь? – недоуменно спросила Римса и тут же схватилась за ногу, потому что кто-то в темноте больно ущипнул ее.

– Ваш вопрос неуместен, молодая Са, – прошипел совсем рядом Шусь. – Заведите сначала своих детей, их и воспитывайте.

– Так ведь этот тоже не ваш, – открыла было рот Римса и тут же, ойкнув, опять схватилась за ногу.

– Здесь кто-то щиплется, – громко сказала она.

– Я боюсь, учитель, здесь чудовища, – окончательно расплакался шусенок.

– Видите, что вы наделали! – сердито закричал взрослый шусь на Римсу.

«Хорошенькое дело – кто-то щиплется в темноте, а я же еще и виновата!» – возмущенно подумала Римса, но промолчала. Скандалить не хотелось.

– Можешь взять меня за руку, если совсем боишься, – снисходительно разрешил взрослый шусь малышу, – но тогда я не буду считать тебя отважным учеником.