«Грибас, Грибас, Грибас…», –  прокатился и замер благоговейный шепот. При упоминании имени чародея лица у родственников Шуся стали томными. Казалось, они взяли в рот  изысканное яство и медлят проглотить, наслаждаясь редким  вкусом. Свет фонарщиков мягко озарял картину. Никто не шевелился.

Шусь слегка хлопнул лапами:

– Ну, друзья, не век же здесь стоять. Не пора ли в дом?

И тут же все загомонили и засуетились разом. Одни тащили лодку в укрытие. Другие показывали дорогу, третьи взахлеб делились новостями.

За разговорами незаметно сошли в просторные норы. В подземном зале, озаренном все тем же мягким светом фонарщиков, их встретили новые шуси, преимущественно женского пола. Повязанные все одинаковыми передниками, они выстроились, умиленно улыбаясь, у длинного стола. А там бокалы, чашки, тарелки перемежались горшочками, приятно и вкусно дымившимися. Ароматный пар поднимался к высокому потолку. Груды свежего хлеба соседствовали с янтарными сотами и головками сыра.

– Вы будто ждали гостей, – удивился Шусь.

– Наши печи не угасают, наши запасы не оскудевают, – торжественно отвечал один из родственников. – Мы готовы встретить нашего дорогого учителя (он поклонился в сторону  Шуся) в любое время дня и ночи.

Потом был пир. Родственники поднимали бокалы в честь самого выдающегося шуся эпохи.

Маленькие шусята сновали под столами, матери пытались загнать их спать. Огромное количество фонарщиков угощалось в люстрах-колыбелях под потолком. Римса объелась незнакомой едой. Ее слегка подташнивало. Нектар и мед лились рекой. Яркий свет, звон посуды, бессвязные выкрики опьяневших шусей, – все поплыло куда-то, в темную прохладную тишину. Римса заснула, уронив голову на стол.

Она пробудилась от знакомого покачивания  и плеска под полом. Пирующее племя лохматых родственников исчезло. Они опять плыли. Шусь сидел на корме и держал руль. Приподнявшись на постели, Римса увидела, что в лодке появился еще один пассажир. Маленький пушистый шусенок наблюдал за ней блестящими глазками из темного угла каюты. Судя по отсутствию передника, это был мальчик.

– Привет, – сказала Римса.

Ребенок вместо ответа метнул испуганный взгляд на своего могущественного родственника.

– Можешь поболтать, – милостиво разрешили с кормы.

– Будьте счастливы, – ответил малыш голоском чуть хриплым от волнения.

Римса сильно удивилась такому приветствию.

– Хорошая погода, – сказала она, чтобы как-то поддержать разговор.

– Лес-отец милостив к нам, – очень серьезно изрек шусенок.

– Да разве погода зависит от леса? – начала было Римса и тут же осеклась под сверлящим  взглядом с кормы.

«Прямо прошил насквозь», – задохнулась она.

– Все зависит от леса, – оживился ребенок-шусь. – Лес – всему голова. Он посылает солнце в свое время и дожди в свое время. Он – великий отец. Он и его божественная супруга, мать-земля, кормят,  одевают, защищают нас. Все зависит от них.

Шусенок оглянулся на корму. Оттуда благосклонно хмыкнули.

– А солнце, которое светит всем, кто зажег солнце? И кто повесил его на небе? – задала Римса провокационный вопрос.

Но маленький шусь не подкачал.

– Конечно, лес-отец, – уверенно ответил он. – Лес-отец создал Солнце и запустил его в небо, как золотой шар.

– А… , – открыла рот Римса, собираясь спросить, кто создал сам лес, маленького шусенка и всех других обитателей видимого мира, но не успела.

Страшный удар сотряс лодку. Шусь метнулся с кормы и распластался на дне, как большой меховой мешок. Туда же, на пол, он дернул Римсу и маленького родственника, приказав им закопаться в сухие  листья, устилавшие каюту.

– Что это? – сдавленным шепотом спросила Римса.

– Не знаю, кажется, белластунг, – так же шепотом ответил Шусь.

– Удары судьбы всегда приходят внезапно, – чуть слышно пролепетал шусенок.

Шусь цыкнул на него и щелкнул по чуткому носику.

– Рассуждать будешь, когда останешься в живых, философ, а сейчас прикинься листьями и молчи.

Все трое замерли, едва дыша. Лодка продолжала раскачиваться, но не двигалась. Казалось, кто-то держал ее снаружи. И это было самое страшное, потому что тот, кто поймал лодку, в любой момент мог захотеть проверить ее содержимое. И тогда конец самому выдающемуся шусю эпохи. Тогда некому будет показывать путь к чародею. А жалкая не то жена, не то прислуга в переднике, которая ждет в отдаленной норе? Что станет с ней, если Шусь никогда, никогда не вернется?

Картины одна ярче другой мелькали в сознании Римсы. В носу у нее защипало от внезапной жалости к учителю, распластанному на полу в куче сухих листьев.

– Скажите, белластунги едят шусей? – спросила она, стараясь не всхлипывать от сострадательного умиления.

– Едят, едят! И еще они особенно любят таких безмозглых девчонок, как ты! – негодующе прошипел учитель и глубже зарылся в листву.

«Позвольте представиться… , …не так знакомятся в хорошем обществе», – вспомнила Римса церемонное поведение, блеск и важность Шуся при первой встрече. Жалость, которую она испытывала еще минуту назад, растаяла, как легкий снежок под солнцем.

И, несмотря на то, что лодка по-прежнему стояла на месте, что кто-то страшный снаружи держал ее, Римса вдруг развеселилась. Может быть, это было веселье отчаяния, может быть, врожденное бесстрашие. Все Са отличаются мужеством, хотя они были и остаются самыми малыми из малых обитателей леса. Приступ веселья толкался внутри Римсы, растягивал губы в  улыбке, чесался на кончике языка.