Спускается. Спрыгивает с биплана. Она такая же глупая, как и все. Она каждый день Кладет на одну чашку тело, А на другую душу. И радуется смело, Если душа перетянула. Ей не лень Поутру считать: сколько будет – океаны плюс суша. У нее на грудях холодные объедки поцелуев мужа. А она ими голодного любовника потчует. Смешная! Она не понимает, что в луже Она Отражена С тремя грудями, как и прочие! Смотри: какую огромную каменную люльку Город для людей у времени купил, А я сейчас возьму каланчу и, как в свистульку, Буду дудеть в нее из последних сил. Биплан: Тррррр-та-ту-ту-та-книзззззу-от-трррра-та-ззззенита Зззззевают-зззззрачки-тррррр-зззззеленых-ззззиг-зззагов… Лирик: Эй, девушка, с глазами черней антрацита! Я у солнца выбил сегодня шпагу, Которую оно собиралось Вонзить в пухлые щеки Крита. Если бы ты знала, как оно перепугалось, Покраснело От испуга, пожелтело, Как канарейки; Покупало у меня жалость, Пока на веки его не легли облака, словно трехкопейки. Женщина: Сегодня в город прибежала ужасно перепуганная судьба, Что-то кричала вроде Того, что умирает возле афишного столба, Обещалась быть подобной погоде, Переменчивой и нужной. «Только спасите!» – кричит, Трясет бутафорией оккультных книг, Хлопает домами, трещит, Пищит, А из ридикюля выпрыгивает за мигом миг. Лирик: Чего же вы все закисли, как сосиски, Выжеванные, тощие, как брошюрки стихов?! Возьмите пальцы судьбы, как зубочистки, И ковыряйте ими между гнилых веков. Если мир развалился уютно в каменном стуле И хрюкает хлюпаньем хлябких калош, Так это потому, что секунды-пули Оставили следы, которых не сотрешь; Потому что старая, дряхлая истина докурена, А кому охота курить окурки, если есть папиросы. Жгите Голубиную книгу! В обложке лазури она! Человечество при смерти от книжного поноса! Голос: Другой: Да, да! Башню громадную И вскарабкаться на небо! Там, вероятно, тепло. Там уютно, там зала такая необъятная, Где ангелы поют светло. Лирик: Да неужели вы не знаете, что все …… охрипли, Что у них пополневшие голоса! Они и петь-то отвыкли С тех пор, Как в проходной двор Обратились …… У ……. пропали бицепсы и сердечные мускулы, Они стали похожи на мопсов толстых; Только и делают, что поднимают воронки ветра узкие, Как фужеры, и рычат тосты. Шейте из облаков сорочки бессвязно, На аршины продается лунная бахрома. Художник: Он все врет! Сверху косматый город кажется только грязной Скатертью, на которой крошками набросаны дома. И наше счастье, что любовь не спустили мы С камнем на шее в муть его лирических валов. Лирик: О да! Я знаю: весь мир – это длинная, нервущаяся кинемофильма Окровавленных, прыгающих женских языков. Художник: Как на крыльях мельницы, в водовороте событий Ты, желающий жить, успел истлеть! Лирик: Неправда! Посмотрите, Да научитесь смотреть! Снимите С душ запыленный монокль тысячелетий, Он врезался в душу и заставляет ее хрипеть, А ведь у вас есть розовенькие дети! Женщина: Мы боимся города, когда он начинает скакать С одной Крыши на другую, Как каменная обезьяна, Поутру и Порой Вечеровой Нас тысячью голосов пугать, Вылезая, как из медальона, из тумана. Мужчина: У города нечищеные, желтые челюсти фонарей! Другой: Каждый день рушатся достраивающиеся скелеты! Третий: Трамвай слопал у меня пять детей! Девочка: Я не могу есть дома́, как конфеты. Лирик: Вырожденцы! Занавесьте суетою Свой разговор! Смотрите: день ночеет! В воздухе смуглеют почки! Город взмахнул трубою Завода, как дирижер, И вставил огни витрин в вырез фрачной сорочки! Смычок трамвая заскользил по лопающимся проводам, Барабаном загудели авто по мостовой, Все пляшет здесь и там, Трам-бум-бам! Научитесь каждый быть самим собой! Художник: |
