Безрезультатно ощупав свои карманы в поисках сигарет, после очередного глотка виски, Чарльз потянулся к своему плащу, который висел на вешалке около диванчика. В его карманах он постоянно хранил как минимум парочку пачек про запас. Сорвав целлофан со свежей упаковки Лаки Страйка, Чарльз открыл ее, достал одну сигарету, закурил и по удобнее откинувшись на диване, выпустил из своих легких в потолок облако белесого дыма. Во тьме кабинета, его массивные черные мешки под глазами не были столь заметны. Сказывалась пресловутая бессонница, которая стала его верной спутницей. К ней присоединилось нарушение аппетита. «Богатый» рацион Чарльза составляли разнообразные снэки и сэндвичи, которыми пестрили полки большинства круглосуточных супермаркетов поблизости. Компанию им составляли Будвайзер или Джек. Очень редко ему удавалось с немалым трудом и усилием съесть яичницу с беконом на завтрак или хотя бы половину стейка на ужин, что уже было само по себе сродни тринадцатому подвигу Геракла. Как следствие, Чарльз был достаточно истощен и выглядел не на свои тридцать пять. Запущенная прическа, вылившаяся в длинные, касающиеся плеч, каштановые волосы, исчерченные проседью. Впавшие глазницы, увенчанные массивными темными мешками под ними. Полные губы, под длинным, с небольшой горбинкой, носом, теперь смотрелись несоразмерно, на фоне сильно выделявшихся, вследствие общего исхудания, скул. Завершала портрет редко сбриваемая седоватая щетина. Но больше всего знакомых Чарльза, пугали его глаза. Некогда глубокие, яркие зеленые, с какой-то присущей только ему искоркой, ныне они стали блеклыми. В них отчетливо читалась безмерная печаль и безысходность, практически абсолютное безразличие ко всему, а былая искорка жизни в них потухла безвозвратно.
Все это не могло не отразиться на его карьере частного детектива. Будучи моложе, Чарльзу довелось поработать в местном Департаменте полиции. Это сейчас его плащ висел на нем, словно старое рванье наспех смастеренном пугале, раньше же Чарльз был крепко сбит и отличался от своих сверстников не дюжей силой. После службы в армии, никаких вопросов о дальнейшей карьере у него не было – отец служил полиции до самой пенсии, заработав полицейскую медаль за безупречную службу. Чарльз, еще будучи мальчишкой с увлечением слушавший истории отца о службе, уже к окончанию средней школы был твердо уверен, кем он будет работать, когда наконец вырастет. Тем не менее, в Департаменте полиции он долго не проработал – сказался его взрывной импульсивный нрав и свое, индивидуальное чувство справедливости. Так, порою, Чарльз мог несколько переусердствовать при задержании, если был твердо уверен в виновности подозреваемого. Как бы то ни было, но после дела Хойта его поставили перед условием – уйти по собственному желанию или увольнение со всем вытекающим. Он выбрал первый из предложенных ему вариантов. С деятельностью частного детектива все, в первое время, шло не так гладко, как этого хотелось бы. Денег, что остались со службы, не хватало, приходилось периодически занимать у родителей. Чарльз оставался им за это неимоверно благодарен и по сей день. После получения лицензии «А», первые заказы и, в придачу к ним, первые разочарования в данной профессии, но притом, это был первый, пусть и не столь большой, но уже доход. После получения лицензии «С», дела стали налаживаться лучше, а с появлением новых полномочий Чарльз все больше вовлекался в ремесло.
Именно тогда Чарльз повстречал её – Грейс, свою будущую жену. Она обратилась к нему в поисках своего сводного брата, Брэдли. В детстве они были достаточно близки, можно было даже сказать лучшими друзьями. Время, никогда не изменяя себе, неумолимо неслось вперед. И вот, они, с разницей всего в один год поступили в колледж. Брэдли выбрал журналистику, Грейс – медицину. Именно с колледжа, все и началось. С детства Брэдли буквально бредил мечтой о карьере писателя. Его воистину богатая и яркая фантазия позволяла это. Еще, будучи в начальной школе, он начал первые шаги на пути к воплощению своей мечты. Его первые рассказы излучали на своих тетрадных листах наивность и, в тоже время, непосредственность, кои присущи исключительно детям. Чем старше Брэдли становился, тем серьезнее становились его пробы пера. Потеряв свой детский лоск и доброту, они приобрели взамен осмысленность, четкую структуру и, что немаловажно, интригующие сюжеты, что могли зацепить потенциального читателя буквально с первых строк. Тем не менее, прошло еще достаточно времени, прежде чем у Брэдли появился такой материал, с которым можно было пойти в издательство. В итоге, на последнем курсе колледжа, одно местное издательство согласилось выпустить его первый роман. Он вышел осенью того же года – 357 страниц, в мягкой обложке. На Брэдли не обрушилась головокружительная слава, но его работа определенно нашла своего читателя. После мало-мальски успешного дебюта, как рассказывала потом Грейс, он хранил вырезки с положительными рецензиями своего романа в верхнем ящике письменного стола. Брэдли обрел, так необходимую ему, уверенность, а выпуск последующих романов стал лишь вопросом времени. По началу, это был один, среднего размера, роман в год, а после того, как молодой автор набил руку – не меньше двух романов год. В подавляющем большинстве это были детективы или мистические триллеры, чуть реже смесь этих жанров. Для его близких, такой выбор жанров не был удивителен, сказывалось влияние Жюля Верна, Эдгара Алана По, Говарда Лавкрафта и, конечно же, Стивена Кинга. Особенно стоило бы выделить последнего. Положа руку на сердце, Брэдли был его фанатом. Все началось с прочитанного в подростковом возрасте «Жребия Салема», а закончилось к полному собранию сочинений у себя в квартире и покупке каждой новой выходящей книги. Стоило признать, что Брэдли, был весьма хорош в своем деле. Даже Чарльз не стыдился признаться, что у него дома, на книжной полке, стоят пара-тройка томиков, вышедших из-под пера брата Грейс.
Казалось, на первый взгляд, что, когда жизнь уже начинает складываться, показывая нужную тропку среди мириад других, что могло пойти не так? Брэдли по-настоящему любил придумывать различные невероятные истории, не столь витиеватые в своих сюжетных поворотах, как у его более опытных коллег по цеху, но все же искренние и способные возбудить не дюжий интерес читателя. Со временем, у молодого писателя появилось желание поднять свой уровень мастерства. Брэдли хотелось писать лучше, ему хотелось сочинить нечто выходящее за рамки его фантазии. Буквально вознестись над собой. С этого, казалось бы, светлого и правильного желания, началось его падение. Еще, будучи школьником, как бы это клишировано не звучало, он начал пробовать травку. По началу, ничего более сильного в ход не шло. Но со временем, когда Брэдли разочаровался в своей фантазии и начавшийся, первое время практически незаметным, творческий кризис давали о себе знать. Каждая новая идея, каждая новая наработка, казалась ему клоакой безвкусия, сборником штампов всех различных в своем проявлении мастей, набором отвратительных вульгарных клише. Некое идеальное, доселе невиданное, произведение, уникальное в своем роде, стало идеей – фикс в его воспаленном сознании. Когда обычные методы его работы над новыми произведениями не дали ровным счетом никаких приемлемых для него результатов, Брэдли стал задумываться об иных инструментах, способных в должной степени простимулировать его, как ему тогда казалось, потухшую фантазию. Если вкратце, то итогом этой, без преувеличения катастрофической затеи стали определенные психотропные вещества. Брэдли казалось, по крайней мере, в первое время, что его фантазия, подобно цветку, распустившемуся после долгой июльской засухи, расцвела и пышет новыми идеями, невероятными задумками. Но в холодной и циничной реальности, он просто слетал с катушек. Препаратов с каждым разом нужно было все больше и больше, а перерывы между приемами стало заполнять отвратительное тягучие состояние. Оно выкручивало Брэдли конечности, ледяными тонкими пальцами сжимало его горло, вскрывало его черепную коробку и с наглостью присущей разбалованным детям, грубо копалось в содержимом. Молодой писатель слишком поздно понял, что это за состояние.
