Екатерина и Потемкин увидели, что в 1783 г. открылось окно возможностей для захвата полуострова, поскольку после окончания Войны за независимость США Британия и Франция вели переговоры о мире, а Пруссия и Австрия не стали бы вмешиваться, чтобы помочь Порте. После того, как Крым в конечном итоге был присоединен к России, а в мае 1783 г. в Ахтиарской бухте была основана морская база, о чем рассказывает следующая глава, баланс сил в Черноморском регионе существенно изменился. Как бы то ни было, ни одно из европейских государств напрямую не выступило против действий России – как и в 2014 г. Османской империи пришлось беспомощно наблюдать за захватом Крыма, смирив гордость и выжидая подходящего момента для военного ответа, который последовал совсем скоро.

После основания военно-морской базы в Крыму Россия получила возможность еще больше связать силы турок на Черном море. В стратегическом плане Севастополь стал чрезвычайно важен – базировавшийся в нем флот мог угрожать Стамбулу. В терминах современной военной науки Севастополь можно назвать стратегическим центром притяжения, центром военно-морской мощи. Это объясняет, почему город, его флот, верфи и арсенал привлекали такое внимание британцев и французов непосредственно до начала, а также во время Крымской войны 1854–1856 гг. Это не только объясняет тот факт, что Севастополь стал средоточием немецкой кампании в Крыму (1941–1944) во время Второй мировой войны, но и указывает на главную причину действий России в отношении Крыма семьдесят лет спустя.

В начале 1780-х гг. в Петербурге при императорском дворе появился один ныне забытый шотландский солдат удачи. Джеймс Джордж Сэмпл Лайл, которого назвали «военным авантюристом с сомнительной репутацией» и «северным самозванцем», рассчитывал получить офицерский чин в российской армии[118]. В ожидании аудиенции у князя Григория Потемкина он случайно познакомился с неким Томасом Маккензи. В своих мемуарах Сэмпл Лайл описывает его так: «Капитан русского флота, который пользовался наивысшим уважением всех, кто имел счастье быть с ним знаком»[119]. Незаурядный боевой командир и энергичный организатор, Маккензи вскоре получил звание контр-адмирала и был специально выбран – хотя тут свою лепту внес и счастливый случай – для главной роли основателя Севастополя. Это событие стало венцом достижений Маккензи, и Сэмпл Лайл утверждал, что был его очевидцем.

Маккензи, шотландец по происхождению, родился 18 февраля 1740 г. (ст. ст.) и был единственным сыном контр-адмирала Томаса Маккензи и Энн Янг, внучки адмирала Томаса Гордона, который поступил на службу в российский флот в 1717 г., еще при Петре Великом[120]. Считается, что он родился в Архангельске, на севере России. Маккензи-старший был одним из нескольких опытных британских (в большинстве своем шотландских) военных моряков, поступивших на российскую службу; в 1736 г. он, капитан корабля Королевского флота, перешел на службу в российский флот, где прослужил тридцать лет, проявив себя с самой лучшей стороны. Во второй половине XVIII в. Екатерина II задумала усилить российский флот, и еще большее количество британских моряков последовали примеру Маккензи-старшего, соблазненные удвоенным жалованьем[121]. Среди них были Джон Эльфинстон и Самуил Грейг, который дослужился до звания адмирала и которого иногда называют «отцом русского флота»[122]. О детстве и школьных годах Томаса Маккензи до нас не дошло никаких сведений. Известно лишь, что в 1759 г. он, соблюдая семейную традицию, поступил на службу в Королевский флот, уже обладая навыками моряка. Обучившись основам морского дела, гардемарин Маккензи уволился со службы. В том же году он вернулся к родителям и в том же звании поступил в российский флот. Теперь его звали «Фома Фомич Мекензи». На разных судах он ходил по Балтийскому, Норвежскому и Северному морям, совершенствуя навыки навигации и управления. Карьера Маккензи развивалась успешно – по причине личных амбиций, знания морского дела и удивительного таланта не упускать ни одной благоприятной возможности; похоже, все три этих качества у него были наследственными. Тем не менее в профессиональном и личном плане Томас Маккензи иногда вставал на скользкий путь, или, как говорят моряки, «шел в крутой бейдевинд».

Во время войны с Турцией 1768–1774 гг. Россия впервые распространила действия своего усилившегося флота на Средиземное море. В том конфликте основная борьба развернулась за контроль над низовьями Дуная, Валахией и Молдавией; боевые действия в Крыму имели вспомогательное значение. Однако Совет, образованный при Екатерине для войны с Турцией, искал и другие способы ослабления Османской империи. Фаворит и советник императрицы князь Григорий Орлов предложил русскому флоту войти в Средиземное море[123]. Удобным предлогом для этой демонстрации силы стало греческое восстание в Морее (Пелопоннес)[124]. Греческие повстанцы, которых русские агенты поощряли и снабжали оружием, могли получить поддержку российского флота, который благодаря энергичным мерам Екатерины значительно усилился и количественно, и качественно. Более того, появлялась возможность навязать сражение турецкому флоту и разбить его, тем самым уронив международный престиж Османской империи. Екатерине понравилась эта смелая стратегия косвенного удара. Однако в то время единственный российский морской флот, способный вести наступательные операции, базировался на Балтийском море; небольшая флотилия малых судов на Азове не могла пройти через проливы Босфор и Дарданеллы и выйти в Средиземное море. Поэтому России пришлось направить свои корабли через Северное море, Ла-Манш и Восточную Атлантику. Такой далекий и смелый поход – даже с критически важной логистической помощью Британии – был серьезным вызовом для российского военно-морского флота[125]. А молодой и честолюбивый Маккензи, только что произведенный в лейтенанты, получил в этом походе боевое крещение.

В ноябре 1769 г. передовая эскадра российских кораблей Балтийского флота под командованием адмирала Григория Спиридова вошла в Западное Средиземноморье и встала на зимнюю стоянку на британской базе, в порту Маон на Минорке. Тем временем 20 октября 1769 г. Маккензи вышел из Кронштадта (главная российская военно-морская база на Балтике) со второй эскадрой под командованием контр-адмирала Эльфинстона. 3 мая 1770 г., после 145-дневного перехода (не считая трехмесячной стоянки для ремонта кораблей и зимовки в Спитхеде, рядом с Портсмутом), корабли Эльфинстона миновали Гибралтарский пролив, а 20 мая прибыли к северной оконечности Пелопоннесского полуострова – мысу Матапан. Через неделю эскадра Эльфинстона заметила турецкий флот и вступила с ним в бой, вынудив отойти в Эгейское море.

Затем в боевых действиях наступила короткая пауза. Две русские эскадры соединились, и общее командование перешло к графу Алексею Орлову (брату Григория); главным военным советником у него был коммодор Самуил Грейг. 5 июля 1770 г. русские обнаружили вражеский флот, стоящий на якоре в проливе между островом Хиос и побережьем Малой Азии, в районе современного Измира. На следующий день российский флот, имея всего девять линейных кораблей против турецких шестнадцати, атаковал противника. Флагман Спиридова «Св. Евстафий» вступил в бой с турецким флагманом «Бурдж-у-Зафер», который загорелся и взорвался – вместе с находившимся вплотную «Св. Евстафием». Несмотря на эту потерю, русские смогли вытеснить противника в узкую Чесменскую бухту. Маккензи, служивший на флагмане Эльфинстона, 80-пушечном «Святославе», отличился в следующем бою. В ночь с 6 на 7 июля 1770 г. Маккензи командовал одним из четырех брандеров, которые входили в состав эскадры Грейга и помогли уничтожить турецкий флот[126]. Вот что он сам рассказывал об этом сражении: