Наука (всё множество естественных и гуманитарных дисциплин) уже допускает в свои чертоги и святая святых и хищных творцов. Они многое делают, но хищно, точнее, шакально, в основном приоритета и корысти ради. Здесь не так уж и сложно добиться быстрого успеха. Наполеон — математик и талантливый инженер. Множество «учёных» больше похожи на «карманников» и «домушников», чем на исследователей «тайн Природы». В общем и целом наука и изобретательство — уже разделены на сопоставимые, но далеко не равные части: нехищных учёных всё же намного больше.

В производстве хищных гоминид вряд ли часто встретишь среди шахтёров, сталеваров или землекопов, но где-нибудь в НИИ они обязательно крутятся, причём в гуманитарных учреждениях они заводятся в гораздо большем количестве (тут «вода более мутная»). Понятно, что искать их следует как можно ближе к начальственным кабинетам и властным коридорам. Но встречаются они и в стратегических областях науки. Виктор Шкловский в своих воспоминаниях пишет о том, как он однажды в начале 1950-х годов побывал на вечеринке виднейших советских физиков-атомщиков. Что больше всего ему запомнилось, так это — необычайный цинизм разговоров молодых «создателей атомного щита Родины». Он был буквально потрясён. Вот если бы они сами сделали ту бомбу, а не получили всю документацию от американцев (считается, что её выкрали наши разведчики, но это очень тёмная история), то, наверное, был бы «другой разговор».

В литературе примерно то же самое, но степень охищнения здесь всё же намного больше. Очень многие, если не большинство поэтов и писателей — сутгесторы. Они почти все хорошо говорят, а как отметил Гитлер, хороший оратор всегда может быть писателем, как и он сам, но вот обратной зависимости нет, многие писатели очень плохо говорят. Поэзия тоже солидный плацдарм суггесторов, умение складно говорить часто сопряжено у них с ритмикой, рифмовкой, мелодикой. Лишь по смыслу, по сути стихов, текстов их можно вычленить. Да и то не всегда.

Но всё же надо сказать, что сочинение стихов стоит особняком, поэзия необычайно многогранна и широкодиапазонна. По смыслу — от музыки и песни до мистики и философии, а по технике «исполнения» — от рифмоплётства, или «фабрикации» (буриме, И.Бродский, А.Вознесенский) до действительного крика надорванной души (С.Есенин, Н.Рубцов).

Илья Эренбург в повести «Время — вперёд!» описывает спор двух любителей искусства. Один из них говорит о трагической, по его мнению, ситуации. Некий композитор написал прекрасную мелодию, но её исполняет укравший эту музыку бездарный «лабух». Зал рукоплещет, а подлинный автор рыдает на галёрке от горя — осознания несостоявшейся для него славы, «жизнь прошла мимо». Его собеседник возражает: ведь та прекрасная музыка всё равно досталась людям, это же — счастье, и это его заслуга, подумаешь, слава — блажь какая-то! Очень убедительно. Но не рвал бы на себе патлы Илья Лохматый (кличка Эренбурга), если бы с его «шедеврами» разъезжал бы по миру какой-нибудь напыщенный Сидорчук. а сам он творил бы себе скромненько для души да для блага человечества в «невыездном режиме», да и ещё б где-нибудь в тиши хорошо охраняемого помещения, довольствуясь скромным пайком. А ведь именно так, кстати, работали в бериевских «шарашках» многие видные советские учёные. Как уже говорилось, для нехищных людей творчество самодостаточно.

В одном из рассказов Куприна описан подлинный случай. Некий одесский еврей математик-самоучка заново открывает дифференциальное исчисление, но узнав, что «поезд давно ушёл», он сходит с ума. Это — типичное поведение суггестора. Нехищный человек, сделавший подобное открытие, был бы несказанно рад (сначала, возможно, слегка и расстроившись) неожиданному доказательству, что это у него «не туфта», что и он тоже «могёт». У суггестора же и до этого присутствует сверхценная установка, убеждённость в собственной гениальности, и осознание того, что ему не удалось «победить», что очень крупная добыча упущена, иногда способно придавить его психически. Хотя в большинстве случаев они «держат удар», но только в тех случаях, если есть возможность немедленно переключиться на поиск новой «добычи».

В искусстве — уже полный разгул хищных гоминид. Ну прямо как на волю вырвались! В жизни такого не натворишь, что они там у себя на сцене устраивают, как выкаблучиваются и какие номера откалывают! Именно искусство, с его фиглярством наиболее ярко демонстрирует происхождение человека от обезьян, выделение его именно из животного мира. Если в реальной жизни зверские события касаются людей, допустим ориентировочно, в 10% времени (это — только в среднем!), то в искусстве изображение зла, именно зверства занимает 90% времени (экранного, сценического, страничного).

«Злое обеспечение» искусства можно вполне понять, если вспомнить его происхождение. Выросшее из ритуальных магических обрядов, предваряющих охоту на животных и людей, а также ведя свою родословную от одурелых, нетрезвых гульбищ после массовых убийств, искусство не потеряло своей связи с агрессивностью (в том числе и милитаризмом) до сих пор, несмотря на все попытки отмежеваться от этого постоянного своего спутника, компаньона, мецената (спонсора) и непосредственного исполнителя. Связь здесь нераздельна и неразрывна. Хищное искусство не просто провоцирующий аккомпаниатор милитаризма и агрессивности, они скорее как сиамские близнецы. Следствием именно общности корней своего происхождения является то, что тонкости и подробности кухни заплечных дел мастеров, кулинарные рецепты приготовления трупного яда и удобрений из пушечного мяса именуются «Военным Искусством».

Все эти три «занятия» — Искусство, Политика и Война — необычайно взаимосвязаны. Змеиный клубок всех родов войск этих «искусств» стал смертельно опасным для человечества. «Чистое искусство» (якобы «штатское») выполняет в этом генеральном наступлении на гуманность свой манёвр — роль агитатора, вербующего кандидатов на пушечное мясо. Такую же точно роль играет «рыжий бычок» на чикагских скотобойнях, заманивающий ревущих от предчувствия смерти коров в ворота личным «отважным» примером. Его же самого уводят «за кулисы» через боковую дверку к следующей партии скота.

В политике — ещё больше удовольствия, тут уже прямо как на охоте. Засады, выслеживание, манки, облавы, капканы, волчьи ямы… А каким при этом надо быть ещё и артистом, а не просто охотником! Потом пиры и злобно-сладостные воспоминания о том. кто как кого «завалил» (в частности, мемуары).

И, наконец, апофеоз Искусства Политики — Война, её могучие «иные средства». Развязывание войн, торговля оружием, получение наслаждения от созерцания предельного насилия, убийств. Иногда бывает достаточно и осознания причастности к массовому неоканнибализму. Верх блаженства, — возможность ощутить себя если не демиургом, то штатным работником, «вольным каменщиком» у самого Архитектора Вселенной — каннибалиссимуса, во власти которого жизни тысяч и миллионов людей. Да хотя бы взвод на смерть послать — и то уже удовольствие, «мелочь, а приятно»!

То, что официальные религии устарели, намертво вросли в Прошлое — это и прискорбный, но и отрадный факт. Давно пришло время «непосредственной связи» с Высшими Силами Мира, без посредников, об этом говорят всё чаще и чаще. И такая возможность «связаться» с Ними есть, что легко доказать каждому, ибо это можно проверить самостоятельно. Достаточно обратиться к неким Высшим Силам с абсолютно честной просьбой ответить на этот насущный и важный вопрос: «Есть ли Что-то в этом Мире Высшее?», и Они ответят. Постучись в дверь, и тебе откроют. Сделайте это и посмотрите, что будет. Независимо от принадлежности к любой конфессии или даже при полном неверии. Главное — сделать это честно, предельно честно.

Через некоторое время — неделя, месяц, может больше, последует такой «сеанс связи», что все сомнения рассеются как дым. Произойдёт что-то типа Страшного Суда для одного участника — «человека вопрошающего». Все нравственные проступки, совершённые им в течение всей жизни, будут ему предъявлены, предельно объективно проанализированы и оценены по самой суровой шкале. Как-либо нечестно оправдаться — невозможно.