— Мы все равно справимся с этим, — говорю я. — Как справлялись со всеми остальными преградами, которые появлялись на нашем пути, — приподняв ее подбородок, я всматриваюсь в эти прекрасные голубые глаза, в которые так давно влюбился. — Вспомни, сколько всего мы преодолели — нам удавалось вместе встречать все невзгоды. Не сомневайся, мы добьемся своего и сейчас.

— Не буду, обещаю.

Я бережно поднимаю Эверли наверх, и остаток ночи мы медленно исследуем друг друга. Каждый поцелуй был долгим. Каждое прикосновение будило страсть.

— Я люблю тебя, — шепчу я, пока наши тела двигаются в унисон под лунным светом.

— Я люблю тебя, — отзывается любимая, когда волны удовольствия идут на спад.

Любовь была ценностью. Мы знали об этом больше других, ведь на протяжении лет не единожды забывали друг друга. Но это запомнили.

Любовь всегда запоминается.

Позже мы принимаем душ, я мою Эверли голову, и мы смываем пот с нашей кожи. А потом просто возвращаемся в кровать, уставшие и довольные проведенным вместе временем. Когда я оборачивал одеялами наши обнаженные тела, было уже поздно, и серебряная луна высоко поднялась в небе.

— Я откажусь от своего места в кулинарной школе, — говорит Эверли, и ее голос прорезает счастливую тишину, словно зазубренный нож.

Я замираю, в темноте повернувшись к ней. Слабый свет луны выхватывает взгляд девушки, отобразив ее грусть и сожаление.

— Почему? — растерянно спрашиваю я.

— Слишком много всего происходит, — тихо произносит она. — Занятия должны были начаться через две недели, и…

— Что и?

— Не думаю, что могу себе это позволить, — застенчиво признается Эверли.

Ее признание приносит мне боль, словно меня ударяют в живот. Она права. Кроме этого дома, который сейчас только наш, чтобы обеспечить видимость обычной жизни ради нашей цели, мы совершенно бедны.

На моем счету нет ни копейки.

Прежде чем соображаю, что делаю, я смеюсь.

А потом еще раз, просто скатившись на пол.

— Ты действительно думаешь, что это смешно? — спрашивает Эверли, и выражение ее лица искажается в абсолютном непонимании, когда девушка поднимает настольную лампу выше, чтобы лучше меня увидеть.

Схватившись за бока, я пытаюсь взять себя в руки.

— Нет, прости. Не думаю, что твой отказ от школы является чем-то забавным. На самом деле, я считаю, что все наоборот. И так не пойдет. Однако смеялся над тем, что я бедный — сам мистер Денежный Мешок теперь на мели? Да, как по мне, это довольно смешно. Не думаешь?

Наблюдаю, как девушка переваривает то, что я сказал, а потом вдруг закатывает глаза и с ее губ срывается смех.

— Можешь себе представить, что делал бы ты прежний? Со всеми этими часами?

— А костюмы? Боже мой, столько костюмов. И обуви. Моей чертовски дорогой обуви.

Моя жизнь годами состояла из материальных вещей, так как я коллекционировал бесполезное дерьмо. Годами накопленные вещи, которые не значили ничего.

Они могли исчезнуть в мгновение ока.

И с чем я остался бы? С памятью о красивых часах?

Нет, спасибо.

— Мы придумаем, как оплатить твою учебу, — утешаю я любимую, притянув в свои объятия.

— Как? — с очевидным волнением спрашивает девушка.

— А как выживают нормальные люди, Эверли? Заем, финансовые кредиты, старая-добрая тяжелая работа. Это твоя мечта. И мы заставим ее сбыться.

— Спасибо, — говорит Эверли.

Она крепко обвивает меня руками, закрывает глаза и вокруг нас царит покой.

Той ночью я впервые не слушал звук волн.

Нет, в царство снов меня унесло совершенно другое.

То, без чего я не мог жить.

Ритмичный стук сердца Эверли.

***

— Все готово? — спрашиваю я, когда провода микрофона снова прицепляют мне на грудь.

— Да, мы готовы, — отвечает агент Мартин, наблюдая, как другой человек в черном фургоне заканчивает со мной работу.

Мне показывают два больших пальца, и я быстро застегиваю рубашку, дергаясь из-за нахождения в закрытом пространстве.

Для следующего шага мы выбираем нейтральное общественное место.

«Так риск меньше», — сказал агент Мартин.

Так как я попрощался с Эверли долгим жестким поцелуем, то должен был согласиться. Я не сказал ни слова, но уверен, что она все почувствовала. Видел обещание в ее глазах, когда замок встал на место, и мое сердце на мгновение остановилось. Любимая была в безопасности, и мне больше ничего не было нужно.

— Ладно, у тебя есть около пятнадцати минут, чтобы добраться до места встречи. Мы будем сразу за углом. Если что-то случится, мы рядом. Понял?

Киваю один раз и выскакиваю из фургона на яркое послеобеденное солнце. В Сан-Франциско мягкая зима, а это значит, что большинство дней стоят солнечные. Из-за близости к заливу времена года здесь почти противоположны друг другу. Летом начинается туман. Зимой светит солнце. Многих туристов это злит, но для нас, местных, это маленький секрет, которым никто не хочет делиться.

Несмотря на небольшой холодок в воздухе, многие городские жители радуются солнечному дню. Люди занимают столики на свежем воздухе, наслаждаясь теплым кофе с сэндвичами. Там и сям слышится смех, когда я шагаю по улицам в направлении небольшой площадки, которую выбрал в качестве приманки для Трента.

Не знаю, чего ожидать, когда он появится, но подозреваю, что его настроение будет близким к злости.

Примерно час назад я выслал ему на рабочий адрес мейл и несколько снимков документов, которые я собирал на протяжении лет.

В сообщении я написал: «Похоже, все это время я был довольно умным. Встретимся через час».

Адрес прикреплен, и компьютерщики ФБР, с которыми агент Мартин связывался, проверяли сообщение, чтобы убедиться, что его прочитали. Когда я позвонил ему этим утром, то предложил этот план — пойти ва-банк с пушками наперевес. К счастью, мужчина согласился.

Не думаю, что только я начинал нервничать.

Место, которое я выбрал, располагалось рядом со многими магазинами. Вдоль улицы тянулись модные бутики и дорогие рестораны, а в центре стоял небольшой, но громкий фонтанчик, и дети бросали туда монетки из кошельков своих мамочек, только чтобы исполнились их потаенные желания.

Потянувшись к карману, я вытаскиваю обычный четвертак, оставшийся после проезда по платной дороге. Почувствовав ностальгию, я подхожу к фонтану, вглядываюсь в его блестящее из-за тысяч желаний дно и протягиваю свое крошечное жертвоприношение.

— Что ты хотел пожелать? — спрашивает меня маленькая девочка.

У нее рыжеватые волосы и яркие зеленые глаза. Небольшие веснушки подчеркивают ее точеную фигурку, и девочка одета в ярко-розовую рубашку, которая гордо гласит «Папин маленький ангел» и на ней нарисованы дьявольские рога, поддерживающие нимб.

Ей было не больше пяти, но у меня никогда не получалось хорошо определять возраст — особенно у детей. Я был единственным ребенком в семье, и большинство воспоминаний у меня все еще заблокированы, так что дети для меня по-прежнему оставались загадкой. Но я надеюсь это исправить.

— Пока не знаю, — отвечаю я, улыбнувшись ей. — А что, по-твоему, я должен загадать?

Лицо малышки сморщивается, когда она осматривает меня с ног до головы, уделяя внимание выцветшим джинсам и творческому беспорядку в волосах. Ее взгляд опускается к моей руке, проверяя на наличие обручального кольца, как я думаю, а потом девочка хмурится.

— Ты женат? — спрашивает она.

— Нет, но я очень люблю свою девушку, — отвечаю я, проверяя часы.

У меня еще есть пару минут.

— Тогда ты должен жениться, — советует она, очень по-женски положив руки на бедра.

Это заставляет меня ухмыльнуться, и я почему-то спрашиваю.

— Зачем?

— Потому что тогда ты сможешь попросить у нее детей.

— И по-твоему я должен желать именно этого?

Девочка решительно кивает.

— И что такого чудесного в детях? — спрашиваю я, скрестив руки на груди и имитируя вызов.

— Мой папа говорит, что так работает любовь. Он говорит, что они с мамой так любили друг друга, что появилась я! А еще он говорит, что когда смотрит на меня, то видит мамино отражение в моих глазах.