— В ту же секунду я отдаю вам все до последней копейки, если вы сдержите свое обещание.

Резкое одобрение от агента, позже пара звонков в банк и все улажено.

Я официально стал бедным, но никогда еще не чувствовал себя лучше.

***

«Это никогда не сработает», — думаю я, войдя на следующий день в офис.

Под моей рубашкой и дорогим пиджаком по груди тянутся тонкие провода. Микрофон уже включен.

Агент Мартин, человек, которого назначили на это дело, решил, что это будет наша первая ловушка — загоним его в угол на работе. Я пытался объяснить ему, почему это затея заранее обречена на провал, но в правительстве, даже если это отделение ФБР, каждое расследование должно быть тщательно проработано.

Итак, теперь я в офисе, подключенный к микрофону и готовый нагонять волну, как только агент Мартин подаст знак. Зарегистрировавшись в своем компьютере и готовясь к тому, чтобы достать Трента сегодня утром, я качаю головой. Это смешно. Я прыгал вокруг Трента недели напролет, только чтобы он смягчился, и почти не преуспел в этом деле. Теперь этот тип Мартин ожидает, что я сотворю чудо за несколько часов только потому, что на меня нацепили микрофон.

Если я что-то и знаю о Тренте, так это то, насколько он методичен. В офисе он всегда был жестким и осторожным, говорил всегда то, что должен был, и никогда не выходил из роли.

И была жизнь за пределами этих стен, когда он ускользал отсюда. Именно тогда я и должен был ловить его.

Но сейчас я буду делать так, как мне сказали, потому что на кону стоит не моя задница.

И я определенно не хотел, чтобы это изменилось.

Не желая показаться отчаянным, я тяну время. Завожу беседу с Черил о ее правнуках, зная, что это займет как минимум полчаса. Готовлю себе чашечку кофе, затем вторую. Шарю по своему компьютеру, намеренно оттягивая момент разговора с Трентом.

Возможно, я оттягиваю неизбежное.

Возможно, знаю, что-то пойдет не так.

Какой бы ни была причина, судьбоносную прогулку в офис Трента я совершил почти в двенадцать часов дня. С каждым шагом я пытался вспомнить, сколько раз я проделывал этот путь за последний год. Сколько раз я шагал тем же коридором, раздумывая, найду ли что-нибудь другое.

Кто-то скажет, что я был тряпкой, когда пришел к Тренту. Кто-то скажет, что я должен был давать отпор, бороться с ним за контроль.

И никто не ошибется.

Но когда на волоске висит что-то ценнее твоей жизни, ты понимаешь, что действуешь слишком осторожно до самой крайности. Вот, что я делал. С того момента, как встретил Эверли, я хотел заботиться о ней — дать ей жизнь, которой у нее не было.

Это благородная цель — дать любимому человеку все на свете. Но любовь не материальна. Ты не можешь ухватить ее или удержать в руке. Ее чувствуешь — в тихих мгновениях, когда я держал девушку в объятиях, или когда я заставлял ее смеяться в кровати. Любовь присутствовала в тихих стонах, которые она издавала во время наших занятий любовью… она была в ее довольном вздохе во время нашего поцелуя. Такие моменты нельзя купить, и где-то по пути я упустил понимание этого.

Пожертвовав деньгами я, по своему, снова защищал Эверли.

От самого себя. Я больше никогда не стану мужчиной, которого она ненавидела.

Больше никогда не стану человеком, которого она боялась.

Возможно, у нас никогда больше не будет вида на океан или огромной кухни для Эверли, но мы обойдемся. Пока мы есть друг у друга, мы обойдемся.

Секретаря Трента нет на месте, когда я прихожу, а дверь в его кабинет плотно закрыта.

Зная, что уже потерял достаточно времени, я стучу один раз и толкаю дверь, надеясь застать его за чем-то… чем-нибудь… что положит конец этой игре в кошки-мышки. Но удача была не на моей стороне, и когда я захожу спокойный Трент, сидя за компьютером, просто улыбается и приветствует меня.

— Что-то случилось? — спрашивает он, обыденно откинувшись в кресле.

— Просто так заглянул, — отвечаю я, вдруг осознав, что за всеми этими приготовлениями совсем забыл о причине визита.

— Разве ты не занятой сотрудник, — говорит Трент, четко проговаривая каждое слово.

— Партнер, — исправляю я, чувствуя, как руки сжимаются в кулаки, пока я борюсь с желанием ответить на его выпад.

— Верно, верно, — мужчина лишь снова улыбается. — Просто вдруг ты стал таким любезным. Всегда готов протянуть руку помощи. Что-то типа собаки. Послушный такой, знаешь?

Что-то было не так.

Он слишком сильно давил.

— Я же сказал, — отвечаю я, сохраняя спокойное лицо. — Я больше не хочу драться. У меня есть более важные вещи.

— Эверли, — кивает партнер. — Все всегда крутится вокруг Эверли.

Его утверждение похоже на вопрос, и Трент повторяет его себе под нос, пока я наблюдаю, как он поднимается по своего кресла.

— Это не удивляет меня. Если вы с Эверли снова вместе, как тебе удалось так легко захватить счет Йорка? — спрашивает он, и его взгляд становится холодным. — Я думал, что вы с Магнолией какое-то время были парой. Разве она не была немного расстроенной, когда узнала, что ее заменили?

— Сделка была заключена с ее отцом, — указываю я.

— И он не был против того, что ты обидел его дочь?

— Он знал, что мы могли принести ему деньги. Это все, что ему было нужно. Чтобы я делал свою работу, — я сжимаю челюсть, и почти каждое слово звучит ниже, а голос становится похож на шуршащий гравий.

— Но почему же мне кажется, что ты лжешь? — спрашивает он вдруг прямо в лицо.

Его обычная холодность и напускной вид испаряются, раскрывая крайнюю панику, которую я раньше не распознал.

— Почему это я лгу? — спрашиваю я, пытаясь оставаться спокойным.

Провода на груди становятся тяжелыми и огромными, когда Трент вторгается в мое личное пространство.

— А почему нет? — кричит он, показывая на стену. — Ты был моим геморроем с тех пор, как мы начали этот бизнес. Если я узнаю, что ты просрал эту сделку, Август, я…

— Что? Ты что? — спрашиваю я, подначивая его, умоляя сказать больше.

Трент ослабляет давление, и я вижу перемену в его образе. Его взгляд становится тусклым — безжизненным — когда его безумная улыбка возвращается на лицо.

— Ничего, ничего, — отвечает мужчина, отряхивая рукой мой пиджак и поправляя галстук. — Просто сделай свое дело. Больше никаких задержек. Доставь его сюда, чтобы подписал бумаги. Заверши сделку.

— Ладно, — отвечаю я, повернувшись к двери.

— И Август? — зовет Трент, когда я собираюсь выйти.

— Да?

— Не разочаруй меня.

Я киваю, громко и отчетливо слыша молчаливую угрозу.

К сожалению, тишину не используешь в суде. Итак, на данный момент у нас ничего нет.

***

— Трент раскусил нас, — говорю я, начиная мельтешить туда и обратно по гостиной, и держу телефон у уха, так как разговариваю с агентом Мартином.

— Думаю, можно дать еще несколько дней, — начинает он, хотя в голосе звучит сомнение.

— Нет, — быстро говорю я. — Вы слышали его сегодня. Он сдерживался. Нужно сделать что-то большее. Что-то радикальное.

Слышу резкий вдох и поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эверли заходит в комнату, и у нее в руке все еще болтаются ключи.

— Что вы предлагаете? — спрашивает агент Мартин.

— Я перезвоню вам.

Не дождавшись его ответа, я заканчиваю разговор, бросаю телефон на диван и сосредотачиваю внимание на Эверли.

— Что ты собираешься делать? — робко спрашивает она.

— Не знаю, но я устал ждать. Он, словно заряженное оружие, готовое выстрелить. Сегодня я видел это в его глазах. Нам нужно действовать. Не выношу мысли, что он дышит тем же воздухом, что и ты, не говоря уже о том, что он живет в том же городе. Я хочу, чтобы он исчез.

Ключи со стуком падают на пол, когда Эверли подбегает ко мне. Я обхватываю ее руками, а девушка ногами крепко обвивает мою талию, и звуки ее всхлипываний разбивают мне сердце.

— Шшш, — успокаиваю я ее. — Все будет в порядке.

— Все так быстро меняется, — рыдает Эверли. — Что, если что-то пойдет не так, Август?