Наклонившись, я чувствую горячее прикосновение его руки к нижней части моей спины, где он нежно потирает мои болевые точки.
Хмурясь, я склоняю голову набок и пытаюсь вспомнить фотографии, о которых он спрашивал. Их было тяжело понять, как и всю отснятую пленку. Но обычно я могла ухватиться за что-то на заднем плане — местность или знакомый символ, которые помогли бы мне сделать выводы, где было сделано фото.
Но эти снимки совершенно незнакомы мне.
— Я раньше этого не видела, — отвечаю я, все еще глядя на призрачную фигуру, появляющуюся почти в каждом кадре.
— Но они — твои, — произносит Август, склонившись, чтобы еще раз взглянуть.
По-видимому, я перегибалась через палубу и заглядывала в ярко-синий океан. Это происходило много лет назад, когда мы с Августом не очень тесно общались.
— Должно быть, ты сделал их, когда я не видела, — размышляю я, вспоминая, сколько часов провела там.
Ветер хлестал по лицу, а я желала, чтобы Август присоединился ко мне — обернул вокруг меня свои руки и утащил обратно в дом.
Но он не пришел. Я всегда предполагала, что ему было все равно.
Но я не знала, что он тоже был там, желая обнять меня.
У нас была ужасная жизнь.
Теперь мы получим шанс исправить ее.
Не знаю, сколько еще пленок мы нашли с того времени, когда Август снимал меня во время нашего отчуждения, и мы были практически незнакомцами, живущими в одном доме. Это заставило меня осознать, насколько драгоценной была наша любовь — как сильно она нуждалась в поддержке.
Без общения, без доверия — мы были никем.
— Святое дерьмо, думаю, я что-то нашел, — почти кричит Август, схватив меня за руку, и тащит, чтобы я увидела то, что он обнаружил.
Кроме живописных пейзажей или наших улыбающихся фото разной давности, я вижу документы. Тонны и тонны документов.
— Что это? — спрашиваю я, взяв увеличительную лупу.
Стоящий рядом Август делает то же самое. У него сужаются глаза, когда мужчина пытается разобрать мелкий шрифт.
— Это похоже на документацию подставных компаний. Заметки, которые я делал на полях… думаю, я докопался до этого, — говорит он, указав на документ, который читал.
Я придвигаюсь и смотрю, на что указывает Август, разобрав его куриный почерк.
— Нам нужно улучшить это, — говорю я, чувствуя поднимающийся в душе восторг.
Это было почти так же потрясающе, как наше последнее посещение проявочной — на нас было намного больше одежды, но за следующие несколько часов мы добыли достаточно веских доказательств, чтобы привлечь следователя, и наконец… наконец, была надежда, что мы дождемся будущего без Трента.
Глава 24
Август
Все идет гладко — даже осмелюсь сказать, идеально.
Ну, почти идеально.
Частота моих случайных воспоминаний значительно сократилась, успокоив Эверли — да и меня тоже, если быть честным. Как бы здорово не было восстанавливать воспоминания из моего детства или празднования нашей годовщины, провалы в памяти плохо сказывались на моем теле. То, что я не знал, когда и где им вздумается выплыть на поверхность, делало жизнь немного сложнее.
Мы собрали спрятанные однажды доказательства, и я снова взял в руки свою камеру — решив фотографировать Эверли, где только можно. Она снова стала моей музой, и я больше никогда не хотел этого забывать.
Казалось, жизнь шла, как надо. Все, кроме Трента. Ублюдок.
У меня была небольшая передышка от Трента на работе. Он держал в ежовых рукавицах каждый отдел компании. Даже, когда он радовался сделке с Йорком, которой я занимался, как школьник выходному дню, я не мог заставить его ослабить контроль над паролями аккаунта или секретными драйверами. Слишком многое оставалось тайной, и это сводило меня с ума.
Словно он был Форт Нокс13, а я — Красный мундир, и уже отчаялся пробраться внутрь.
Я знал, что скоро он сорвется. Должен сорваться. Он не мог собирать всю информацию столько лет, потому что был безупречным. У всех есть свои недостатки. Трент еще просто не осознал свои.
Но шло время, и я понял, что с волнением ожидал, когда все закончится, и появится результат с красивым бантиком наготове.
Хотел, чтобы Трент сел за решетку, и я смог бы дальше жить спокойно. Слишком долго я отталкивал свою судьбу, лишь бы подчиняться желаниям этого человека. Пришло время узнать, как это — платить за свои грехи.
Наконец, у нас почти все получилось. Фотопленка, которую я нашел благодаря гениальному уму Эверли, стала неоценимой находкой на пути к нашей цели.
Я предполагал, что хватит одного документа, чтобы засадить его на годы.
Мы с Эверли, счастливые, потопали в местное отделение ФБР, преподнеся им информацию на блюдечке, и наивно думали, что расследование, которое они могли вести, закроют в тот же вечер.
Но все было не так легко, и если мы, правда, хотели, чтобы Трент ушел из нашей жизни, жертва у него все равно должна была быть.
В ФБР действительно заинтересовались тем, что я собрал, и на самом деле, они были предупреждены о прежней деятельности Трента, но, как и я, у них были проблемы с предъявлением серьезного обвинения. То, что я им дал, указывало прямо на моего бывшего друга. Однако, услышав, как работала наша маленькая схема, они захотели крови.
— Мы хотим, чтобы он получил срок. Большой. Эти люди, которых он использовал — обокрал — они заслуживают скорейшего правосудия. Но сейчас, когда доказательствам кучу лет, а единственный свидетель — человек с ну, совсем не идеальной памятью, дело слишком зыбкое. Нам нужно, чтобы мы без каких-либо сомнений могли назвать этого человека виновным, чтобы ни один судья или присяжный не смог вступиться за него.
— Что вы хотите, чтобы я сделал? — спрашиваю я, более чем рад оказать всякую возможную помощь, только бы это случилось.
Я собственными глазами видел, как он использовал людей ради собственной выгоды, включая Сару и Эверли. Я сделаю все, что нужно, чтобы убедиться, что Трент остаток своей жалкой жизни будет гнить в тюрьме.
— Вы бы могли надеть микрофон?
Взгляд Эверли встречает мой, и я вижу ее испуг — страх. Но она знает то же, что и я. Мы должны сделать все, что нужно.
— Да, — отвечаю я.
— Это может быть опасно, — предупреждает следователь, и его серьезное лицо смягчается, когда я отвечаю.
— Я понимаю.
— Хорошо, — говорит он, поднявшись со своего кресла. — И еще одно.
Ожидая худшего, Эверли с силой сжимает мою руку. В ответ я быстро сжимаю ее руку.
— Мы знаем, что вы с самого начала находились в неведении. Я заметил вашу работу на законной стороне бизнеса. Хочу, чтобы вы знали, что в этом случае мы не будем преследовать вас, однако…
Сердце пропускает удар, пока я жду оглашения приговора.
— Все ваше имущество — незаконно приобретенное. Его путь можно проследить до самой компании и мошенник Трент Лайонс — у руля.
— Что вы пытаетесь сказать? — спрашиваю я, желая, чтобы он прекратил ходить вокруг да около и сказал прямо.
— Когда дело просочится в прессу — на вас спустят всех волков, — говорит следователь, печально глядя на нас. — Семьи, которые потеряли все…
Подняв ладонь, я останавливаю его на полуслове. Я понимаю, что он имеет в виду. Каждая копейка на моем счету заработана нечестным трудом, и вдруг я чувствую себя грязным, ведь эти деньги — мои.
Мне плевать на бумаги или на молву. Но мне важны люди, которыми воспользовался Трент. Когда все всплывет наружу, кто-то из них может остаться на улице. Бизнес отнимут, из дома выселят. Будут рушиться жизни.
Я не мог продолжать жить в королевских хоромах, когда другие страдают.
Все это должно уйти.
— Я могу быть уверен, что Трент сядет? — спрашиваю я, взглядом прожигая в следователе дыру.
— Да, — без заминки отвечает мужчина. — Как только достанем его в официальном порядке, как договорились.
Взглянув на Эверли, я киваю.
