— Август! — воплю я, поспешив к нему, брожу руками по его груди и прекрасному лицу.

Дышит. О, слава Богу, он дышит.

У него двигаются и дрожат веки так, словно подсознание выталкивает еще одно воспоминание. Такое чувство, словно он спит. Август выглядит умиротворенным.

Надеюсь, это хорошее воспоминание.

Переплетя свои пальцы с его, я делаю единственное, что могу — сажусь рядом с ним. Я наблюдаю, как любимый лежит без сознания передо мной, и терпеливо жду, когда он вернется ко мне.

Казалось, прошла вечность, пока я цеплялась за него, слушая удары волн о скалу в такт с его спокойным дыханием. Это напомнило мне его прежнего — перед тем, как я ушла.

Перед тем, как я сдалась и начала новую жизнь.

Ночь за ночью я держала его руку и одними мыслями пыталась вернуть его сознание в этот мир. Но он не просыпался. Очевидно, мне нужно было принять решение.

Кто-то может предположить, что это было легко. Наши отношения были какими угодно, только не легкими, но тем не менее… оставить Августа было самым тяжелым решением в моей жизни.

Потому что никто не может покинуть свою душу и не чувствовать боли.

Именно это я и сделала, и с тех пор скорбела по ней.

Райан облегчил мои страдания, снова сделал жизнь терпимой, но мы оба знали, что, в конце концов, это было временно. Никто никогда не заменит в моем сердце Августа, и в тот момент, когда он очнулся, проснулось и мое израненное истерзанное сердце, которое билось только ради одного мужчины.

Я чуть из кожи не выпрыгиваю от внезапного движения и смотрю на Августа. У него дыхание становится поверхностным, и дергаются пальцы.

— Привет, — наконец, произносит мужчина, когда его болотно-карий взгляд находит меня.

— Привет, — слабо улыбаюсь я, все еще волнуясь — сканируя его тело, чтобы убедиться, что Август цел и невредим.

— Мое воспоминание — оно было о тебе, — говорит он, и его счастливая тоскующая улыбка расплывается по лицу.

Поднявшись, я подаю ему руку, не в силах смотреть, как он лежит распростертым на полу. Мысль о том, чтобы я поднимаю его почти двух метровую фигуру, явно веселит мужчину. Схватив мою руку в стальную хватку, Август поднимается и совершенно не пользуется предложенной подмогой.

— Расскажи мне, — прошу я, когда мы садимся на кровать, все еще разобранную и смятую после наших занятий любовью.

Сбросив обувь, я прячу пальцы под мягкие простыни и наслаждаюсь роскошным ощущением на коже.

Август касается моих ладоней своими, и я поднимаю взгляд на мужчину, заметив маленькие морщинки вокруг его глаз, когда он смотрит на меня.

— Я вспомнил нашу первую встречу, — говорит он.

Дыхание застревает в груди, и я замираю в ожидании продолжения.

— Ты была самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел. Я понял, что в тебе было что-то особенное, как только встретил.

— Казалось, ты чувствовал себя совершенно не в своей тарелке, — признаюсь я, вспомнив, как у меня перехватило дыхание, когда он подошел ко мне той ночью.

Август был в деловой одежде, в серых брюках и дорогом клетчатом галстуке. Я чувствовала себя нелепо, стоя рядом с мужчиной, пока мы знакомились, ведь на мне было узкое платье, одолженное у соседки по комнате.

— Сначала я обратил внимание на твои глаза, — произносит Август. — Насыщенная голубизна, когда ты посмотрела на меня.

— Твоя улыбка, — отвечаю я, и ностальгия по тому моменту теплым одеялом окружает нас. — Больше всего я помню ее. Она была такой уверенной, а во мне уверенности было меньше всего.

Любимый смеется, качая головой.

— Это все притворство. Я был ужасен. Мои коллеги заметили, что я смотрел на тебя, и вынудили меня подойти и познакомиться. Был уверен, что ты мне откажешь или плеснешь напиток в лицо.

— Никогда.

— Твое платье было порванным и изношенным, и я заметил, как ты смотрела на еду, которую бармены носили к столикам. Не знаю, сколько раз я предлагал заказать нам закуски, но ты отказывалась. Хотя я знал, что ты была голодной.

Я прикусываю губу, и пристыженная, отворачиваюсь.

— Гордость, глупая гордость. Я не хотела, чтобы ты знал, что я ничего не ела в тот день. На первом свидании не принято такое рассказывать.

— Но я все равно знал. Я всегда хотел защитить тебя. Спасти — даже с самого начала.

— Я не была девицей в беде, — отвечаю я, наблюдая, как мы медленно переплетаем наши пальцы.

— Теперь я это знаю. И всегда хотел дать тебе больше — сделать тебя счастливой. Но никогда не притормаживал, чтобы осознать, всего, что у нас было — того, что было между нами — было достаточно.

— Этого всегда было достаточно — даже, если это были ящики с цветами и кухни со сквозняком, — надавливаю я, надеясь, что он, наконец, поймет. — Ты помнишь землетрясение пару месяцев назад?

— То незначительное? — спрашивает Август, и его взгляд становится любопытным, когда мы садимся на кровать, и наши ноги переплетаются под теплым одеялом.

— Да. Что ты делал тогда? — спрашиваю я.

— Я был на работе, — говорит мужчина. — Стены содрогнулись, но к тому времени, как я смог забраться под стол, уже все пошло. Я едва вспомнил, что надо делать — у меня же не было воспоминаний о прежних землетрясениях.

— Ты испугался?

— Да, на мгновение, — честно отвечает он, и наши взгляды встречаются. — Я думал о тебе — где ты могла оказаться. В тот момент, когда земля покачнулась, я мечтал о тебе, желал тебя.

— Я тоже была на работе, — поясняю я. — И помню, как Труди сказала, что когда наступит конец, она хотела бы оказаться рядом с кем-то особенным. И меня осенило, потому что в тот момент я не думала о Райане. Я думала о тебе. Даже тогда, в разгаре подготовки к свадьбе и моей вере в то, что ты возненавидел меня за все, чего я тебя лишила. В то последнее мгновение я знала, что ты — единственный человек на Земле, к которому я тянусь.

Я притягиваю его ближе.

— Я все еще хочу положить к твоим ногам мир.

— А я все еще хочу только тебя.

***

— Сколько здесь кассет, — стонет Август, посмотрев на множество коробок с маленькими черными кассетниками, которые мы сохранили в доме.

Большинство засунуто в шкафы и давно забыты по ненадобности.

Но некоторые разбросаны по всему дому — в кухонных ящиках, раскиданные по кабинету. Одну кассету мы даже нашли в аптечке в гостевой ванной.

— Думаешь, я сделал это нарочно? — спрашивает Август, смотря на задачу чудовищных масштабов. — Везде их разбросал?

— Я бы не удивилась, — отвечаю я. — Ты был ужасным параноиком, и вероятно, не без причины. Если ты собирал доказательства против Трента, ты сделал бы все возможное, чтобы защитить меня — включая странные методы, пряча эти доказательства.

— Ну, это определенно странно, — соглашается любимый, схватив коробку и водрузив ее себе на плечо, и направляется к импровизированной проявочной.

К счастью, пленка была довольно современной, поэтому наша работа была простой — только громоздкой. Для просмотра фильма проявочная нам не понадобилась, но просмотровый стол, который купил Август, помог. Плюс он приобрел несколько луп, которые сделали нашу работу еще проще.

Такое чувство, что мы ищем иголку в стоге сена. Через несколько часов поисков мы оцениваем масштаб работы.

— Что, если я ошиблась? — спрашиваю я, принимая поражение, и сажусь в кожаное кресло, издавая стон из-за прострелившей спину боли.

— А что подсказывает тебе интуиция? — спрашивает Август, наклоняясь за очередным бесполезным футляром с пленкой.

— Что оно здесь, — отвечаю я. — Где-то.

— Тогда мы продолжаем искать.

Мы заказываем тайской еды и продолжаем тщательно просматривать пленки. Иногда трудно сосредоточиться, видя, как оживает наше прошлое на черно-белых листах пленки. Почти на каждом, хотя, мы останавливаемся, и я делюсь воспоминанием с Августом: пикники, поездки в Мьюирский лес¹², и давно прошедшие дни рождения.

— Что насчет этого? — с интересом спрашивает Август, протягивая мне лупу.