Джон Доу

«Мир страшный, злой и жестокий», – эти же слова я говорил себе года два назад, валяясь перед телевизором с жуткой абстиненцией. Руки тряслись, пиво с жадностью вливалось в больной пищевод.

– Ёбаный ты в рот, им мало Вьетнама, им нужно мериться ракетными хуями с русскими! – кричал я, обращаясь к Рейгану.

– Что опять? – отозвалась жена из кухни.

– Мне страшно жить, ёб твою мать! – ответил я.

– Лучше бы ты подумал о том, что тебе стоит меньше пить.

Во мне опять вскипала злость, я ненавидел эту фразу больше всего на свете. Она же, как никто другой знала, почему и зачем я пью.

– Я музыкант, я слишком тонко чувствую этот мир. Мне больно, когда больно всей планете.

– Ты не писал ничего уже полгода, – сказала она с упрёком.

Я допил пиво одним глотком и кинул пустую бутылку об стену. Узел нарастающей злобы распустился, и я смог спокойно вздохнуть.

– Я коплю эмоции. Я переосмысливаю своё творчество. Я прихожу к мысли, что весь угар нашей эпохи связан напрямую со страхом неминуемого конца. Люди тратят деньги, пьют и нюхают кокаин, как не в себя, всё потому что знают, что будущего нет. Завтра кто-то нажмёт на кнопку и ничего не станет. Какая разница, кто это сделает? Мы или они.

А очень скоро не стало жены… не стало и лучшего друга. Эти два человека были со мной всегда, и вот, я один на целой планете. Кто же знал, что Конец Света наступит без всякого ядерного взрыва… И не нужен был мне мир во всём мире, долбанный этот хипповский love & peace, мой мир состоял из моих близких людей.

***

Марк спустился в гостиную ближе к полудню, почувствовав запах свежесваренного кофе. На продавленном диване сидели Йон и какой-то тип.

– Это ещё кто?! – выпалил Марк, зная о правиле не приводить незнакомцев в Дом.

– Знакомься. Это Козерог, – ответил приятель, высыпая печенье в хрустальную вазу. На подносе красовался расписной кофейник с ароматным утренним зельем.

Тип выглядел странно: козлиная бородка, надбровные дуги как у неандертальца, запавшие глаза, мокрые от дождя длинные русые волосы. Он даже не удосужился снять шапку и перчатки. Типичный нарколыга из тех, что ошиваются в доках.

– Привет, Ржавый! – усмехнулся тип своим низким скрипучим голосом, похожим на звук несмазанных петель.

– С херали это я Ржавый?! – бросил Марк.

– Ты тут самый рыжий, – усмехнулся он.

– Я светло-каштановый.

Из-за двери выглянул Рух:

– Ух ты, Ржавый, теперь так и будем тебя называть.

– Да пошли вы в жопу оба, – Марк присел на диван, стараясь держаться подальше от Козерога, которого про себя окрестил просто «Козлодой».

– И в честь чего же у нас гости? – спросил Марк. – Вы же сами мне запрещали приводить сюда кого-то.

– Хм, – выдал Йон, – Дом Потерянных должен пополняться время от времени. – Если бы здесь не появились вы с Доу, стало бы слишком скучно. Так, что знакомься, он теперь один из нас. Он тоже пропащий.

Марк тяжело вздохнул, понимая, что всё хреновое ещё только начинается.

***

Морриган

«Труп неизвестной

Пол: Ж

Возраст: Примерно 16—17 лет

Белая

Волосы: чёрные крашенные

Глаза: серые

Дополнительно: на спине татуировка с изображением крыльев. Старые порезы на запястьях.

Причина смерти: потеря крови. Рваная рана на шее со следами, напоминающие человеческие зубы» – Морриган закончила заполнять документацию и удалилась на обед.

«В крови ударная доза алкоголя, возможно токсикология подтвердит и наркотики», дописала она карандашом на краю бланка.

«Какая-то девчонка из этих готов попала в руки очередному психопату. И стоило ли скитаться вечером, пить виски, удалбываться амфетамином, чтобы закончить свою жизнь в мусорном контейнере возле фабрики? У семнадцатилетних нет будущего. Им уже нечего дать этому миру. Или может быть, мир ничего не может дать им? Кто бы ни был этот загадочный убийца, он любит молодых и симпатичных подростков, невзирая на пол»

В кафетерии судебного морга царила будничная атмосфера. Девочки из лаборатории делились свежими сплетнями, все знали, что Рейчел выходит замуж, что двух ночных санитаров увольняют за пьянство на рабочем месте, никаких тебе циничных разговорах о растёкшихся мозгах и обгоревших трупах. Вне работы все жили обыденной жизнью.

Морриган ковырялась вилкой в яичнице с беконом. Вспоминая школьные годы, где точно так же сидела одна в столовой, без малейшего шанса завести друзей, только теперь подобное общение мало прельщало её. Мир живых оставался рутинно-скучным, по сравнению с полным загадок миром мёртвых. Они были на её основной работе и на нелегком пути колдовства. Познавая смерть – ты научишься жить по-настоящему и дышать полной грудью и не только потому, что каждый твой вздох может стать последним. В смерти власть над жизнью, она ключ ко всем дверям.

Она забылась, погрузившись в книгу в комнате отдыха персонала, было бы проще отлучиться от реальности каким-нибудь любовным романом или классикой британской литературы, но никак не документальной книгой про женщин-убийц.

– Думаешь стать детективом? – спросил вдруг внезапно появившийся ассистент-Джим. Они изредка болтали во время работы, с ним приходилось налаживать контакт по долгу службы. Такая вот досадная необходимость социализации в обществе.

– Нет, хочу начать убивать и думаю, как именно поступить: наполнять ванные кровью как Эржебет Батори или сразу переехать толпу старпёров грузовиком как Ольга Гепнарова, – усмехнулась Морриган.

– Про последнюю, кстати, не слышал, – Джим присел рядом на диван так близко, что Морриган показалось, что он желает подкатить к ней. К тому же на его лице заиграла фальшивая заинтересованность.

– Интересный персонаж для судебной психиатрии. Да и вообще обществу нужно больше подобных примеров. – Морриган перевернула страницу. – Сейчас даже процитирую её признание: «Я уничтоженный человек. Человек, уничтоженный людьми… У меня есть возможность выбирать – убить себя, или убить других. Я выбираю – отомстить своим ненавистникам. Если бы я ушла как неизвестный самоубийца, это было бы для вас слишком легко. И потому что общество настолько суверенно, оно не способно судить себя само. Его судят в частном порядке, иногда оно бывает наказано, иногда только шокировано. Мой вердикт таков: я, Ольга Гепнарова, жертва вашего зверства, приговариваю вас к смертной казни через наезд и провозглашаю, что моя жизнь стоит множества других. Acta, non verba».

– Но не все же ботаны, которых травили бы в школе, начинали убивать. Большинство людей способны пережить свои детские комплексы.

– Ну, вообще, людям свойственно убивать друг друга, как не странно, это обеспечило выживаемость вида. Селекция генофонда. Звучит весьма в духе нацистов, но не сторонник современного гуманизма. Она взглянула на часы: – Работать пора, кстати. Arbeit macht frei.

Эстер вернулась в свой привычный, воняющий подгорелой кашей и слезами, мир церковного приюта. Старое, пронизанное обречённостью, здание окружило её привычными тюремными стенами. Вереницы дней складывались в узоры из мёртвых мух на подоконниках, осыпались пылью на пол. Весь воздух был наполнен этой пылью, возвращая на десять лет назад в воспоминания бессознательного детства. Чёрная, как катафалк, машина социальной службы привезла её к воротам, чтобы оставить гнить до самого совершеннолетия. Но сейчас Эстер не мучили жуткие воспоминания из детства, её переполнял гнев реальности. Отсидев два дня в камере карцера, вытерпев долгие часы воспитательных бесед и принудительных молитв, она наконец-то могла приступить к приютской рутине.

Всё то же самое: сёстры милосердия в своих чёрных хламидах, девушки-воспитанницы в безликих серых платьях с накрахмаленными белыми воротничками, уроки и молитвы, чёртовы уроки и молитвы… ничего не изменилось со времён её побега. Ожившие страницы из «Джейн Эйр».