Испанец умолк и выплюнул на пол непрожеванный кусочек хлеба с луком. Он переводил беспокойный взгляд с одного на другого, но встречал только мрачные, неумолимые взгляды, ни у кого он не увидел милосердия.
Мы сбились в кружок, наклонившись над столом, и шепотом совещались. Вой собаки усилился и слышался уже вблизи.
- Он должен исчезнуть. Сейчас же - прочь из города! - сказал Донон. Если он станет болтать - мы погибли...
- Не годится, - возразил я. - Постовым дан приказ никого не выпускать из ворот.
- Да. Он должен умереть. Иначе утром весь полк будет знать все, что мы тут говорили! - тихо сказал Гюнтер.
- Он должен исчезнуть, не то дело будет плохо, - подтвердил Брокендорф.
- Но у нас нет оснований для полевого суда, - ответил я. - Ведь он не шпион, он ничего не сделал, он только доставил вещи Салиньяка...
- Так что нам делать? - стонал Донон, - Братья, я вижу, беда неизбежна. Что нам делать?
- Я не знаю, - пожал плечами Эглофштейн. - Знаю одно - если это выплывет, мы все пропали...
Но пока мы стояли в отчаянии, искали и не видели выхода, кто-то толкнул дверь, и в комнату вошел сержант Урбан - из гренадерской роты нашего полка. Он держал на поводке большую черную собаку.
Его взгляд скользнул по фигуре погонщика мулов, и он выпустил поводок, хлопнул себя обеими руками по бедрам и захохотал во все горло.
- Перино! - кричал он, сгибаясь от смеха. - Ты опять здесь, Перино? Так ты не поехал в паломничество?!
Собака одним прыжком метнулась к погонщику, прыгала ему на грудь, скулила, выражая отчаянную радость.
- Что это за человек? - спросил Эглофштейн. - Вы его знаете, сержант?
- Он меня знает, сеньор! - радостно закричал испанец. - Я понял, он ведь назвал меня "Перино"! Меня и зовут Перино, и вы теперь видите - я никакой не шпион...
Собака жалась к нему, взвизгивала и лизала ему руки, но он отогнал ее в угол.
- Конечно, ты не шпион, зато ты - вор! - вскричал сержант. - Ах ты бесстыжая, грязная, рваная тварь! Выкладывай-ка деньги! Если бы из мошенников набирали полк, тебе в самый раз бы стать знаменосцем!
Испанец весь сжался и испуганно смотрел на сержанта.
- Господин капитан, - доложил сержант Урбен, - этот человек - один из испанских возчиков, которых мы нанимали на службу. Сегодня утром, когда мы задержались в гостинице у городских ворот, он украл у рядового Кеммеля из отделения сержанта Бренделя кошелек с двенадцатью талерами. Мы было погнались за ним, но не смогли поймать, а вот теперь он сам пришел!
Погонщик, хоть и не понимал по-немецки, вмиг побледнел и начал дрожать всем телом.
- Ах ты мерзавец! - рявкнул на него сержант. - Гони сюда деньги, не то будешь повешен или пойдешь на всю жизнь катать тачку!
Эглофштейн поднялся. Дикое торжество и радость сверкали в его глазах. Тяжесть с его сердца теперь свалилась. Этот испанец, подслушавший нашу тайну, был уличен как вор и мог подлежать казни. Эглофштейн переглянулся с Гюнтером и Дононом: они сразу поняли друг друга.
- Тебе что, не платили поденщины? - строго спросил капитан. - У тебя были причины воровать?
- Но я не воровал! - в ужасе пролепетал испанец. - Я ничего не знаю о поденной плате... Ведь я не работал никогда возчиком!
- Ну, лги, лги полную телегу! - крикнул сержант в бешенстве. - Будто ты не был возчиком в полковом обозе?!
Он подбежал к лестнице и крикнул:
- Кеммель! Не спишь? Слезай скорей сюда! Твои талеры прибежали!
Драгун Кеммель тут же сбежал вниз с чердака, заспанный и встрепанный, как обозная кляча. Даже вместо плаща на его плечи была накинута попона. Увидев погонщика, он сразу оживился.
- А, ты опять здесь! - закричал он, - Грязная торба! Свинячья кормушка! Чертова задница! Кто тебя изловил? Где мои деньги?
- Что ты от меня хочешь, я тебя не знаю! - застонал испанец, пятясь в угол. - Клянусь кровью Христовой...
- Ишь ты, заговорил по-христиански! - вскричал Кеммель и перешел на немецкий, словно испанец мог бы его понять. - Будь ты проклят, дьявольское отродье!
- Ты его знаешь? Это тот парень, что утром украл твои деньги? нетерпеливо спросил Эглофштейн у драгуна.
- Еще бы я его не знал! - ответил солдат. - Другого такого не найти во всей армии. Шляпа у него - как гнездо аиста, голова - как тыква, пасть как суповой черпак! Иди-ка сюда, парень, дай на тебя поглядеть!
Он схватил лучину и при ее свете оглядел испанца с головы до ног.
- Нет, господин капитан, это ведь не он... - удивленно пробормотал Кеммель, качая головой. - Ох, чтоб тебя черт оседлал, утром у тебя было четыре пальца на твоей воровской лапе, а сейчас - все пять...
- Так это - не он?! - с досадой и разочарованием пробормотал Эглофштейн. - А ну, обыщите его на всякий случай, поглядите, не при нем ли деньги!
Драгун обшарил карманы погонщика и с удивленным видом вытащил большой кожаный кошелек.
- Вот же он! Это мой кошелек! Ах ты, ворон, и ты еще станешь отпираться?
Он тщательно вытряс кошелек, но там не нашлось ничего, кроме маленькой головки чеснока.
- Деньги пропали! - злобно крикнул солдат. - Или я - гусь, которого ощипывают? Или ты за один день все спустил в свою глотку?!
Испанец молчал, беспомощно уставясь в пол.
- Так где же мои деньги? Отвечай! Ты закопал их или отдал кому-то? Есть у тебя язык - так говори!
- Бог карает меня жестокой лозой! - тихо проговорил испанец. - Такова Его воля. Чему должно быть, то и сбудется...
- Господин капитан! - вмешался сержант. - Должно быть, этот же самый вор утащил и пять дней тому назад один из чемоданов господина полковника, тот самый, где были платья и шелковые рубашки покойной госпожи...
- Довольно! Хватит! - крикнул Эглофштейн, очевидно встревожась, как бы обвиняемый не заговорил о том, что он услышал из наших разговоров. Хватит! Он уличен в краже. Сержант, возьмите шесть человек с заряженными карабинами, ведите этого во двор и кончайте с ним!
- Да быстрее, быстрее! - заторопил Гюнтер. - Я не люблю попов, которые долго служат обедню!
- Ну, мне на это дело не надо столько времени, как на мессу! усмехнулся сержант. Он обернулся к драгунам, спустившимся на шум с чердака вслед за Кеммелем, и скомандовал:
- Стройся! Взять его в кольцо! Марш!
- Сеньор! - воскликнул испанец, вырываясь из рук солдат. - Вы же христианин! И вы хотите расстрелять меня без исповеди?!
Эглофштейн наморщил лоб. Он не хотел никакой отсрочки. Дать испанцу беспрепятственно поговорить с кем-либо, особенно - со священником, казалось ему неразумным и опасным.
- Я хочу покаяться в грехах перед смертью! - крикнул испанец. - Вы веруете в Бога и Пресвятую Троицу, как и я! Чтобы моя душа могла спастись, вы обязаны позвать ко мне сеньора священника или монаха из обители Санта Энгрессия!
- Ну, что тебе нужно от попов? Сказки вот ему! - Брокендорф указал на лейтенанта Донона. - У него такая же лысая голова, и латынь льется из его рта, как вода из фонтана!
- Кончайте! Кончайте! Сержант, выводите его! - стонал в нетерпении Гюнтер.
- Нет! - испанец уцепился за стол обеими руками. - Дайте мне поговорить со священником! Всего несколько минут, не больше, чем прочесть молитву по четкам!
Но именно этого мы не могли допустить.
- Молчи, вор! - загремел Гюнтер. - Думаешь, я не знаю, какую проклятую ложь ты станешь выкладывать попу?! Выводи его, сержант!
Испанец оглядел нас, глубоко вдохнул и начал снова:
- Так послушайте меня, сеньоры! Я должен был сделать в городе одно дело. Если я буду мертв, никто уже не возьмет это на себя! Дайте мне переговорить с сеньором священником! Я не могу умереть, пока мое дело - не в его руках!
Он глядел на нас с мольбой, и пот лился по его лбу. Отчаяние вконец овладело им, он закричал плачущим голосом:
- Есть ли здесь испанский христианин, слышит ли он меня?!
- Ладно, что ты должен сделать - сделаем мы за тебя! - отозвался Эглофштейн, нетерпеливо хлопая себя хлыстом по сапогу. - Ну, говори, что это за работа, и ступай своей дорогой с ними!
