«– Если ты, старая женщина, потеряла всякий стыд, то я нет. Я стыжусь своей наготы, даже перед такой бесстыжей ведьмой, как ты. Но еще более мне стыдно перед невинностью этой девушки.

– Она унесет твой стыд, ты же облачись в ее невинность.

– Зачем девушке носить изодранные мужские лохмотья того, кто заблудился в горах в такую ночь?

– Возможно, чтобы облегчить его ношу, а также согреться. Бедняжка дрожит от холода.

– Ну, а если мне станет холодно, что мне тогда делать? Тебе совсем меня не жаль? Моя одежда – это все, что у меня есть сейчас на этом свете.

– Чем меньшим обладаешь ты, тем менее ты этим одержим.

Чем большим обладаешь ты, тем более ты этим одержим.

Чем более ты одержим, тем меньше ценен сам.

Чем менее ты одержим, тем больше ценен сам».

Стремление создать иллюзию спокойствия и атмосферы правопорядка в обществе выглядит исключительно нравственным для большинства людей. Узкий подход, так сказать, направленный на достижение человеком удовольствия и ограждение его от неудовольствия. Не более чем эфемерная попытка заглушить его внутреннее искание смысла, ведь никто не остается в полной мере удовлетворенным даже в самом правовом государстве в мире. Исключить преступность в мире никак нельзя, поскольку она является следствием несогласия глубочайшей природы человека с условиями проживания собственной жизни.

Он попросту не видит смысла в холеной жизни, ему отчего-то все время нужно что-то еще, какое-то преодоление какого-то сопротивления. Мы хотим всеобщей сонастроенности, хотим гармонии внутри себя, которая, как ни странно, недоступна в отрыве от всеобщности. Лишая человека денег я намерено вывожу его из зоны обмякшего гомеостаза туда, где придется встретить единство с природой и обществом.

Отношение бедного человека к деньгам в основном выливается в попытке дистанцироваться от вселенной, уйти вглубь надуманного спокойствия. С появлением денег как ресурса биовыживания такие люди начинают тухнуть, терять вкус к жизни, обрастать жирком. Можно ли не быть бедным человеком? Звучит провокационно, но вполне понятно, что так оно и обстоит в большинстве случаев. Бедные люди воспитывают подобных себе. Каждый раз наедаясь, они уже не хотят вставать со стула, а то и стремятся прилечь, ведь потребляют соответствующую пищу, которая имеет те же корни бедности.

Насыщаясь жирной плотной едой, мы как раз стремимся задать внутри себя этот покой и спокойствие ко всей жизни с ее проблемами, неурядицами и напряжениями. Мы вновь бежим от себя и поля для усилий. Дальше идет кофе, никотин, алкоголь, героин

Можно сказать, шкала прогрессии таких компенсаторов не ограничивается даже воображением, но все индустрии служат именно этой гиблой затее – поместить человека в спокойствие на максимально глубоком уровне.

Читать мог начать думать, что философские отступления оторваны от центральной идеи главы. Мне и самому порой так кажется, когда уносит поток вдохновения, но позже я замечаю, что все это вполне стройно ложится в один ряд. Так вот, бедность влечет озлобленность и противопоставление миру силы по животному принципу, естественно в его нищенской трактовке. Если углубиться в мир природы и зверюшек, то даже на поверхности можно заметить, что они лишены злобы друг к другу. Как ни странно, но даже в случаях убийств они безотносительны, просто находятся во всеобщем потоке жизни без попыток изолироваться за высоким забором и штатом охранников.

Так и я с малых лет был пропитан аурой бедноты, где люди видели единственной возможностью деньги для обретения безопасности и вытекающую потребность отнять их у другого. С голодухи видится лишь наиболее короткий путь удовлетворения жажды. Нам нужно получить удовольствие здесь и сейчас. Некогда думать о трансцендентности бытия и спасительном воздействие собственных же страданий.

В самом деле, скажи кому-то, что он никогда не обретет счастья без страданий, и он пошлет тебя подальше, но суть останется. Правда заключается в том, что чем более мы ориентированы на удовольствие здесь и сейчас, тем дальше оно ускользает. Смысл жизни кроется в преодолении и принятии страданий. Не только в этом, но базисная основа всегда будет иметь место.

Возвращаясь к тяге спортивного телосложения и навыков контактного противоборства должен сказать, что, родившись в семье бедных людей, я был окружен соответствующим обуславливанием, как родителей, так и прочего окружения. С ранних лет мне вколачивали, что все поделено и просто так деньги с неба не даются, всего нужно добиваться тяжким трудом иначе дорога в криминал. Мои родители постоянно насаживали мне идею подчиненного служения кому-то другому, какой-то властной структуре.

Видение множества людей и по сей день упирается в потребность прибиться хоть к какому-то жизнеспособному маятнику и сидеть при нем послушным винтиком. Вероятно, бытность совкового промывания мозгов сквозь пару предшествующих поколений начисто изгадила им ДНК. Впрочем, это всего лишь мнение, ведь ограниченность всегда условна. Кому-то она палка в колеса, другому – спасательный круг хоть какой-то жизни. Отсутствие желания брать ответственность за свою жизнь тоже лишь условность из головы кого-то одного, ведь тот человек видит мир иначе.

Взгляд сквозь его призму покажет, что человек ведет исключительно благодетельную жизнь, служа Родине, почитая партию или Президента. Никак нельзя выбивать табурет из-под немощного старца. Пусть стульчик шаткий, а старец явно досрочный тридцати лет от роду, но терапевту для начала надлежит разобраться в имеющемся потенциале, принять иной взгляд на мир. «Терапевт», конечно, тоже большая условность, суть любой оператор, воздействующий на мировоззрение человека. Тут может распахнуться зловещая картина, где всякий подпитый сосед беззаботно взваливает это грузное бремя. Впрочем, всякий получает наставника под стать.

Было время, когда я рьяно стремился разоблачить иллюзорность видения других людей, и был вполне убедителен. Я выбивал их табурет, но человеку лучше не становилось. Причем «лучше» опять же в моменте, ведь он еще не в состоянии смотреть шире за горизонт текущего нравственного страдания. Слом парадигмы сладостно не дается, но боль во спасение нужна далеко не каждому. Выходит, что «терапевт» должен уподобиться Богу в земной ссылке, взяв на себя право решать за «пациента».

Будучи частью того времени с раннего возраста мне хотелось быть крутым, и значит сильным физически. Отчего именно мне того хотелось вполне понятно, ведь собственного мнения не было. Приходилось довольствоваться общественным трендом, который через весь культурный фон пробрал меня насквозь. Сложилась отчетливая картина успешного мужчины как бизнесмена, продвигающего собственную социальную интеграцию через упреждающую силу железных аргументов. Бандитская аура окутывала любые процессы, и был такой промежуток времени, когда обществу вокруг меня перестала видеться разница.

В маленькой несмышленой головенке довольно скоро и намертво замкнулись эти идеи, стало хотеться подражать. Герои кинофильмов и общественности исповедовали ценности физической силы, тогда как прочие риторические навыки котировались значительно ниже. Ценность переговорного жанра была адаптирована к условиях прикладного значения, выделяясь в отдельный эпистолярный жанр и музыкальное направление. Эпические по тому уровню моего восприятия кинофильмы вроде «Бригады» и «Бумера» решительным образом повлияли на наше поколение. Как бы теперь это ни выглядело, но компании подростков по типу бригады Саши Белого стали появляться все чаще.

К счастью, пик деятельного криминала успел уйти в прошлое, и к моменту окончания школы в 2003 году хулиганы становились все больше картинными. Фольклор бесследно не проходит, он опутывает мировоззрение в целом, так что и спустя годы глубинная вера в криминальный залог успеха во мне только крепла. Сожалел я лишь в связи с отсутствием подходящего маятника в форме какого-то объединения, частью которого я бы хотел стать. Мои родители тут помочь ничем не могли, да и вокруг явно не доставало приличных плохишей с размашистым полетом мысли.