Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В ящиках для ЗИПа у нашего механика лежали не только запчасти. И импортным коньяком нас было не удивить. Что мы, зря немецкие колонны под гусеницы пускали? И перед изумлённым Яковом на грубо оструганных досках стола стали появляться всякие вкусности.

– Сыр голландский, – взглядом провожая извлекаемое из вещмешка, комментировал Сергей. – Вино французское с газами для мамзелек ихних, – скривился механик, вспомнив кислый вкус шампанского. – Колбаса фаршированная, колбаса копчёная…

– Ну, вы даёте, – покачал головой старлей. – Обжились. А мы на переформировании слегка отощали.

– Подкормим, – солидно пообещал Серёга и в завершение водрузил на стол три фляжки. – А этот продукт наш. Самогон. Проверен временем и желудками многих поколений русских людей.

– Зови своих, – стараясь быть равнодушным, произнёс Саша.

Егоза понимающе глянул на политрука и произнёс:

– Лейтенанты погибли, а остальные должны подойти.

– Как? Мальчики ведь совсем, – покачал головой Валера.

– На таких мальчиках теперь Россия держится, – задумчиво произнёс я.

– Бери больше! – поправил механик. – Весь мир!

Глава 4.

ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

– За победу!

– За Сталина!

– Ура!

Временное затишье собрало всех за нашим хлебосольным столом. Завтра бой. Егоза с Кретовым обсудили все нюансы и теперь, не отрываясь от народа, поддерживали победные тосты. Пить без здравиц русский человек не станет. Без тоста получается обыкновенная пьянка.

– Ирочка, французское ситро, специально для вас. – Сергей налил санинструктору в кружку шампанского.

– Для таких вещей фужеры полагаются, – грустно улыбнулась девушка.

Она подошла немного попозже. Почётным эскортом при ней были три молодых младших лейтенанта из свежего пополнения, уже знакомый нам старший политрук Усьянцев и командир гаубичной батареи старший лейтенант Горак Ваня. Здоровенный конопатый хохол родом из Винницы. Егоза решил ещё шире крепить содружество родов войск.

– Гаубица «М-30» – это першая артиллерийская разработка, – пьяным голосом пытался втолковать он мне, как коллеге-артиллеристу. – Дальнисть стрелянины с закрытых позицив двенадцать километров. Шо твои семьдесят шесть миллиметров против её ста двадцати двух?

– Нам хватает, – скромно заметил я.

– Эх ты! – протянул огорчённо артиллерист. – Во всех баталиях пушкари были наиголовнийшей силой. Не зря нас называют «Боги войны». А вас, вот вас, танкочей, як кличут?

– Нас не надо звать, мы сами приходим, – строптиво ответил я.

– Бог войны, ты чего на старшину нападаешь, – приобнял меня за плечи Егоза. – Этот парень герой. Он у меня ещё разведкой командовать будет.

Из-за спины Якова улыбалась пришедшая из штаба радистка Вера. Парень времени зря не терял и, сообразив, что у Кретова в отношении его медсестры серьёзные намерения, нашёл ей достойную замену.

– Думку я мати, шо тойный старшинка ни як ни раз- умиит в пушкарской справи, – скатился на родную мову окончательно окосевший старлей.

– А на хрена ему это надо? Он один немецкую разведгруппу под корень, – никак не мог забыть новогоднего происшествия бравый комроты.

– Ой, как интересно, давайте чокнемся, – жеманно подставила мне свою кружку Вера. – А вы действительно герой?

– Брешут люди, – галантно улыбнулся я.

– Чокнуться можно, но больше ни-ни, – присоединился к нам Егоза. – Эти ребята-танкисты очень ушлый народ, так и норовят от нас всех девчат умыкнуть.

– Дивчиноньки – то гарно, – поддакнул артиллерист, – и горилочка у вас дюже мицна5.

Перебивая всеобщий гомон, патефон заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». Егоза, пригрозив мне пальцем, подхватил Веру под руки и ринулся в центр блиндажа.

«Опасается пехота, что и эту уведут,» – усмехнулся я про себя. Потом посмотрел на артиллерийского старлея:

– Пойдём, Ваня, проветримся.

Морозный воздух на здоровяка подействовал отрезвляюще.

– Веришь, нет, до войны ни курил, ни пил. А здесь начал. Я на фронте с декабря сорок первого. До этого в училище курсантов обучал. Уйму рапортов написал, всё отпускать не хотели. А перед наступлением отпустили. Видимо, люди на фронте очень нужны. Второй месяц воюю. Сорок процентов личного состава поменялось, а мне хоть бы хны, – разговорился парень, перейдя на чистый русский язык.

Я слушал украинского парубка и думал о том, что мало кто из начавших войну в сорок первом закончит её в сорок пятом. Статистика, мать её етит!

– Ну что, очухался? – перебил я словоизлияния старлея. – Пойдём в тепло.

У входа в блиндаж маячили две приникшие друг к другу тени. При нашем приближении они отпрянули в разные стороны. Я подтолкнул зазевавшегося Ваню и прошёл мимо влюблённых, словно ничего не заметил.

– Жора, вы там слишком не налегайте, завтра с утра бой, – услышал я за спиной голос Кретова.

– Не переживай, командир, всё будет в порядке. Сапоги дорогу знают, – ответил я, не задерживаясь.

Утро следующего дня выдалось хмурым и неприветливым. Низко над головой гуляли тяжёлые тучи. Свежий ветерок гонял по полю клубы белого снега.

– Пурга будет, – сплюнул под ноги Валера.

– Ну и хорошо, немец в такую погоду воевать не любит, – жизнерадостно прихлопнул руками в меховых рукавицах Серёга.

– Вон командир бежит, сейчас обрадует, – недовольно сообщил Валера.

Парень был явно не в духе. И отчего бы это?

– Будем брать Максимово, – переведя дух, выпалил подбежавший командир.

И вновь наша «тридцатьчетвёрка» мчится навстречу разрывам и пулемётной стрельбе. Вновь поднимаются со штыками наперевес солдатские цепи. Молоденькие лейтенанты сорванными на морозе голосами, подгоняя замешкавшихся бойцов, кричат свои первые в жизни матерные слова. А где-то недалеко в тылу приникли к прорезям пулемётных прицелов такие же молодые ребята. Но им дан другой приказ, стрелять не по фашистам, а по своим. Если, не дай бог, они не выдержат этого ада и побегут в тыл. Заградотряды войск НКВД претворяли в жизнь директиву Ставки «Ни шагу назад!».

Когда я сказал, что наша «тридцатьчетвёрка» мчится вперёд, то немного приукрасил. Густо падал снег. При такой видимости мчаться мы никак не могли. Мы ползли со скоростью, позволяющей нашим пехотинцам не отстать.

– «Коробочка-5», ты где? – раздался в наушниках голос комбата.

– Ответь ему, что скоро будем у околицы Максимова, – крикнул Саша стрелку-радисту.

– Командир батальона, к которому ты прикреплён, просит не ждать пехоту, а ударить по огневым точкам и обеспечить прорыв в село, – передал комбат.

– Понял! – крикнул Кретов. – Серёга, а ну-ка наддай!

Дома у околицы села неожиданно вынырнули из-за снежной стены.

– Жора, любишь из люка смотреть? – повернулся ко мне Саша. – Сейчас самое время. Давай, а то Серёга совсем ничего не видит. Как бы не прозевать чего.

Я выбрался наверх и уселся на краю люка. Сухой колючий снег нещадно сёк лицо. Прикрывая ладонью глаза, я вглядывался в проступающие сквозь снежную круговерть дома и строения. А это что?

– Командир, – крикнул я, нырнув в люк. – Впереди на полпервого в хлеву немецкий танк.

– Сергей, не попадись! – предупредил водителя политрук.

– Вижу!

– Бронебойный! – это уже ко мне.

Я ждал этой команды, и снаряд, звонко клацнув, упал на лоток казённика.

– Короткая!

На всякий случай я приготовил второй снаряд. В это время наш танк тряхнуло.

– Кусается! – закричал Валера. – Увильнул, гад!

– Бронебойный!

– Есть!

– Короткая!

– Получи, сволочь!

Я вынырнул из башни и увидел, как от овина в разные стороны разлетаются брёвна. Словно в замедленной съёмке, немецкий танк как бы вздулся, а затем громко лопнул. Башня сорвалась, и отлетела далеко в сторону. Я свалился назад в свою башню.

– Боеукладка сдетонировала, – осипшим голосом произнёс Кретов.

И каждый из нас в этот миг подумал: «Хорошо, что не мы». Ведь даже представить страшно, что происходит с человеческой плотью, оказавшейся в этом огненном аду.

вернуться

5

Крепкая (пер. с укр.)

8
{"b":"696416","o":1}