В этой комнате всё осталось по-прежнему, и всё-таки всё изменилось, а именно состарилось. Крат положил в угол узел с пожитками и сел на диван. В обивке дивана когда-то цвели яркие, обещательные цветочки; нынче их надо было отыскивать.

– Что с тобой? – Крат обернулся к другу.

– Тихо! – Дол трясся.

– Да хватит убиваться! Говори, что случилось.

– За мной следят, хотят убить, – не сразу ответил Дол, и, присев на корточки, посмотрел в окно из-за шторы, затем приподнялся и сквозь алоэ глянул на дно улицы.

Его лоб покрыла испарина. Было видно, что он страдает.

– Ты настоящий друг, раз не испугался прийти, – прошептал дрожащими губами.

– Погоди дрожать. С чего ты взял, что тебя хотят убить? – раздражался Крат.

– Тише! Почему ты сомневаешься в моих словах? – прошептал несчастный. – Ты думаешь, я спятил? Не-ет! Они хотят отомстить за Феникса.

– У тебя психоз, дружище. Ты много пережил за последние два дня: при тебе убили человека, потом следователь, камера…

– Всё не так. Они ловят момент. В камеру тоже подсадили убийцу, но я не поворачивался к нему спиной.

– Да никакого не убийцу, а простого бедолагу, пьяницу какого-нибудь, который в ларёк залез.

Дола разобрала досада. Страшный сюжет, который ясно прочитывался его зрячими нервами, почему-то не выражался в словах. Слова не могли рассказать о роковых нитях, связующих Дола с некоторыми лицами и обстоятельствами. На него отовсюду глядела угроза – это надо самому видеть, а если ты слеп, как Крат, объяснить невозможно.

Крат относил ощущение угрозы на счёт психического расстройства Дола, но об этом тоже не мог сказать убедительно.

– Ты ведь невиновен, зачем себя накручиваешь?

– Откуда я знаю, что я невиновен?! – надрывно прошептал, почти прокричал Дол.

– Разве нет? – растерялся Крат.

– Ты считаешь меня невиновным?! Беда в том, что Феникса Рубенса убил я, – Дол раздул ноздри и стиснул челюсти, отчего уподобился безумцу.

Крат всё меньше узнавал его.

– Нарочно убил? Сознательно?

– Не знаю. Пойми, стреляешь туда, куда смотришь. А я обернулся к нему. Зачем он вышел на сцену, зачем?! Тут все стали кидать хлопушки, и я нажал на курок. У меня в руках ударил выстрел. Я думал, холостой, но была отдача… и тут же он упал.

– Тебе внушили. Ты сам себе внушил.

Дол смерил его уничижительным взглядом.

– А если я тебе скажу, что нарочно убил мерзавца? Я кто, по-твоему, слизняк, не мужчина, да?

– Зачем его убивать, сам прикинь. Ведь он – всего лишь кулёк с деньгами, ничтожество, пустяк-человек.

– Ты проводишь меня? – Дол снова подкрался к подоконнику, чтобы изучить вражью улицу.

– Куда проводить?

– В психушку. Там главный врач у меня знакомый. Он выручит. Безопасное место, – быстро проговорил Дол.

Его губы стали совсем тоненькими, они, как тощие червячки, шевелились над краем подоконника.

– Конечно, провожу, – с кроткой готовностью откликнулся Крат.

– Ты – настоящий друг, – Дол сверкнул слезой. – А то я боюсь, что меня пришьют по дороге.

Крат махнул рукой, устав от ядовитой бессмыслицы. Дол выбежал на кухню.

– Мать, я еду к врачу, – сообщил ей суфлёрским шёпотом.

– Давно пора.

Крат вышел к Зинаиде Ивановне и подтвердил, что проводит его.

– Только не пейте, а то врач не примет.

В кухне пахло пирожками. Крат осознал, что он живёт всё время как-то мимо пирожков, совсем не умеет жить. А Дола вкусный запах не тронул, он в третий раз вынул из кармана паспорт, чтобы убедиться, что это паспорт.

– Поедем на такси. Я получил гонорар. И ты можешь получить хоть сейчас, – ободрил товарища Крат.

Дол не обратил внимания. Когда спускались по лестнице, он цепко держался за локоть друга.

– Таксисту не называй конечный адрес, пешком дойдём.

– Хорошо.

Через локоть он получал заряд дрожи, заряд электричества. Причина-то может быть и надуманной, но страдания получились настоящие. Крат глянул сбоку на товарища и ужаснулся: сухое, с неровной, вылезшей вдруг щетиной, с паутиной морщинок, лицо Дола словно только что вернулось из сумасшедшего дома. Витрина болезни и несчастья.

– Крепись, всё будет хорошо, – сказал Крат и заставил себя улыбнуться.

В такси Дол позвонил врачу, скупо сообщил, что он уже едет, и при этом упомянул, что его сопровождает Крат. Удивительный был звонок – разумный и деловой, не совпадающий с болезненным состоянием Дола. Зато сидел он в полном согласии с душевным расстройством – навесу, почти не касаясь телом сиденья.

За полкилометра до места назначения Дол объявил, что приехали.

– Чего туда пёхом-то хлёбать! Давайте довезу, – предложил таксист.

– Куда? – переспросил Дол и заострился в подозрении, как бритва.

– Туда, – движением головы показал таксист. – Я понял, куда вы едете: в зеркальце вижу.

– А вот и не туда! – вскричал Дол, выныривая из машины.

Дурдом расположен в живописном уголке на краю города, в имении неких давнишних Песковых. На пустом шоссе двоица путников была слишком заметна, поэтому они уступили дорогу майскому ветерку и двинулись краем берёзовой рощи, замусоренной пластмассовыми бутылками.

– Как ты свёл знакомство с доктором, почему я не знал? – спросил Крат.

– Пять лет назад лечился у него, тогда он был наркологом, – почти спокойным голосом ответил Дол.

Видимо, его утешали берёзы, бесстрашно и нежно распустившиеся на земле, полной мусора, отравы, костров и топоров.

– Помню, – кивнул Крат.

– Его жена очень любит театр. Я тогда сделал им абонемент в "Глобус".

– Слушай, ты большой кредит взял в банке Рубенса?

Дол побледнел и с ненавистью посмотрел на друга.

– Да я так спросил. Не хочешь – не говори, твои дела, – поправился Крат.

Глава 2. Спецтерритория

Дол остановился и рукавом отёр пот со лба. И увидели они сосновую рощу и за ней бетонную стену, увенчанную вихреобразной колючей проволокой. Ворота были открыты, но перегорожены полосатой штангой. За воротами стояла стеклянная будка бронебойного образца; в будке, точно зародыш в яйце, сидел форменный охранник. Возле въезда на обочине шоссе расположился лоток с пачками газет. Торговал газетами какой-то старый тощий Буратино, по-русски Липунюшка. Лицо у него было цвета мокрого полена, длинный нос украшали чёрные крапинки, кепка с козырьком охраняла глаза от света, под глазами свисали мешочки для сбора впечатлений.

– Люди добрые, помогите на лекарства старым сироткам, купите несколько печатных изданий, – обратился он к пришельцам.

– Во! – обрадовался Крат. – Инициатива! Жаль, мы с тобой не догадались торговать прессой перед входом в наш клинический театр.

– Ты к чему пустословишь? – злобно процедил Дол.

Крат не поспешил с ответом, стараясь разгадать, отчего раздражается друг. Из-за страха перед больницей? Или болтовня Крата кажется ему, страдальцу, кощунством?

– Я так сказал, чтобы тебя развлечь. Ты слишком удручён, – оправдался Крат.

– А меня не надо развлекать! – закричал на всю больничную даль Дол. – Я имею право быть удручённым! Имею право!

– С чего тебя прорвало? Хватит паясничать, ты, Гамлет из Будёновки! – строго сказал Крат.

Из будки выступил охранник, испятнанный знаками и гербами. Но вовремя вмешался Липуня.

– Товарищи, не надо сходить с ума. А насчёт инициативы я должен заметить, что продавать газеты мне приказал Батый. Он везде копейку блюдёт.

– Кто такой? – машинально поинтересовался Крат.

– Скоро узнаете, – обречённо ответил продавец.

Дол стоял отдельно, тяжело дыша и глядя наискось.

Крат заставил себя успокоиться. Продавец честно признался, что газеты годичной давности, хотя совпадают по дате. К этому прибавил, что разницы никакой нет: пресса, она всегда старая и всегда свежая. Это понравилось Крату, и он купил газету "Самец". Липуня одобрил выбор, назвав издание самой лучшей мухобойкой, равной по силе "Парламентскому вестнику".