У испытуемой молодухи чуть «хмык» через нос не выскочил, и она просто чудом удержалась чтобы не издать этого мерзкого звука, что мог в раз стоить ей всего что вытерпела.
Девка до крови закусила нижнюю губу. Боль не дала заразиться безудержным весельем и буквально бегом донесла миску Данухе, что закатывалась в истерике валяясь на земле кверху пузом. Большуха, как и все бабы на испытуемую не смотрела, а заливалась слезами над дурашливым представленьем подруги.
Ну а Сладкая уже сама так билась в припадке неуёмного веселья, что даже стоя на карачках ползти была уже не в состоянии…
Глава пятая. Всё что нас не ломает, делает в глазах ломающих, сильнее.
Колесница слегка дёрнулась, выводя Индру из состояния радужных воспоминаний. Он резко обернулся и не увидев у ног пленницы тревожно встрепенулся, но тут же успокоился. Она тащилась по траве на верёвке, привязанной за ногу, и была полностью голой, так как какое-то подобие одеяния что на ней было, задралось аж на голову. Пленница беспомощно, но молча брыкалась, сверкая белоснежной задницей на фоне зелёной травы, но сделать ничего не могла, так, как и руки, и ноги её были связаны.
– Стой, – тихо велел атаман возничему спрыгивая с колесницы.
Подойдя к закутанной с головой в собственные рубахи девушке, отчаянно извивающейся словно недорезанный дождевой червяк он замер, оценивая девичьи прелести со всеми причитающимися «особенностями». Затем с силой ухватил её за собранное на голове платье, зацепив вместе с волосами, и рывком поставил на ноги.
Купол тряпок комом рухнул вниз, шелестя расправляясь и принимая первоначальное положение, открывая красное от натуги и искажённое от ужаса лицо пленницы, с бешено бегающими и ничего не понимающими глазами. Волосы на голове приняли конфигурацию рыжего взрыва. Возникло ощущение что они просто встали дыбом и теперь ни в какую не желали возвращаться в исходное состояние.
Он сграбастал это расфуфыренное чудо поперёк тела одной рукой и дотащив даже не сопротивляющуюся жертву до колесницы, закинул на шкуры как мешок с рыбой. Пленница, как только грохнулась на пол тут же ожила. Рыжая нарочито шустро юркнула к борту, вжалась щуплой задницей в угол и замерла, прижав колени к груди и уткнув в них чумазую мордашку.
Она загнанным зверьком лихорадочно осматривалась, производя подобно птичьей голове резкие рывки по сторонам с секундными паузами. Наконец, подняв ошарашенный взгляд на стоящего прямо перед ней чёрную нежить с человеческим лицом, замерла провалившись в ступор. Вытаращившись до состояния максимально возможного и распахнув рот, девушка одним выражением лица умудрилась задать целую гамму вопросов. Где я? Кто ты? Что происходит? Куда меня везут? Ну и так далее и тому подобное.
У Индры в руке блеснул нож. Пленница зажмурилась, захлопывая рот с зубным лязгом. С бульканьем тяжело сглотнула и, кажется, перестала дышать в ожидании неминуемой смерти. Но он только перерезал верёвку высвобождая локти, тут же опутывая ей кисти рук, и как только она вновь распахнула глаза безразлично отвернулся будто ничего не произошло. Атаман тихо и расслаблено скомандовал возничему «Поехали», и облокотившись на противоположный борт устремил взгляд куда-то в даль…
Индра – сын коровы, и этим все сказано. Участь его была предрешена ещё до рождения. Подобные ему, как только вырастали становились либо пастухами, вечно воюющими с хищниками за стадо, либо охотниками, бесконечно где-то бродящими в поисках добычи, либо ещё какой-нибудь, но непременно грубой рабочей силой.
Коровы в отношении детей придерживались своих вековых речных традиций. Малышня находилась под постоянным присмотром мам, а как дети достигали подросткового возраста, то из-под этого контроля начинали уходить. И чем старше, тем дальше.
Как таковой единой мужской артели во главе с атаманом, что, по сути, и обеспечивала какое никакое воспитание и контроль ватаги у арийцев не было, а хозяину коровника и «завхозам» учить "живые вещи" чему-либо даже возбранялось их культурой. Единственное что хозяева жизни от них требовали – это безропотное подчинение и нескончаемую работоспособность.
Только когда мальчик достигал пятнадцатилетнего возраста его определяли к той или иной мужской группе для обучения какому-нибудь делу и работы на благо рода. Притом в первую очередь работы, а уже по мере её выполнения параллельного обучения. Но иногда не расторопные хозяева и этого не делали, особенно если не контролируемое рождение просто «заваливало» коровник никому ни нужным потомством.30
Ватаги при арийских поселениях создавались сами собой и сами себе были предоставлены. Иногда в некоторых складывалось подобие бабняка с большухой, эдакой старшей по коровнику, бравшей ватагу под контроль, но это случалось редко. Ватага Индры как раз оказалась в положении бесхозности.
Хозяин в конце концов подарил его одному из своих официальных сыновей от первой жены. В коровнике этот «мажор» появлялся довольно часто, но не для того, чтобы за ним следить, а для того… – ну вы поняли. Пацанская ватага ему вообще ни во что не упёрлась.
Лишь в определённый сезон года о ней вспоминал, когда использовал пацанов для сбора мухоморов в лесах в промышленных масштабах, ну и так изредка по мелочёвке, притом он не опускался до личного присутствия при постановке задач, а давал поручение охране. Его молодая жена, официально назначенная большухой вообще была только один раз при представлении, и больше носа туда ни разу не показала.
К тому времени, когда Индра достиг возраста перехода в работники, его ватага, да и весь его родной коровник оказался попросту забыт и брошен на произвол судьбы на самовыживание. Их никто не кормил, никто не снабжал, никто не охранял.
Почему так произошло никто не знал. Просто в один прекрасный момент заболели семьи охранников, скорей всего отравившись. Сдохли все до одной собаки. Мажор в одночасье перестал появляться. Всё говорило, что их списали как вредных и заразных посчитав вымершими.
Индра тогда даже не задумывался ни о причинах всего происходящего, ни о последствиях. Ему никто ничего не объявлял, никто ничего не объяснял. Просто бросили коровник и всё. Хорошо, что не сожгли. Хотя наверняка сынок доложил папаше о заразе и ликвидации их дальнего коровника, ничего при этом не сделав. Это было как раз в его стиле, никчёмного и трусливого ублюдка.
Небольшое поселение, затерянное в лесу достаточно далеко от города, оказалось в бедственном положении. Сам Индра, к тому времени став атаманом ватаги вынужден был взять процесс выживания в свои руки всех тех, кто остался в селении, ни умер от болезни и голода, и не сбежал как это сделали взрослые пастухи и охотники.
Будучи уже переростком, как и весь ближний круг ватаги, пользуясь полным отсутствием контроля со стороны, Индра развил бурную деятельность, соответствующую своему бунтарскому возрасту. Он не только был физически силен не по годам и натренирован старым папашей как человеко-зверь, но и по-своему умён, правда с несколько патологическим уклоном. Ум не затуманенный морально-этическим мусором был сконцентрирован на культе силы.
Он с пацанами сделав мастерский подкоп в хранилище Сомы в родном городе его папаши Мандалы, регулярно таскал оттуда жреческую заначку божественного напитка, и как результат, вся раскаченная исключительно в силу ватага подсела на это агрессивно действующее пойло, увеличившая культивируемую силу в разы.
В один прекрасный момент они превратились в хорошо организованную малолетнюю банду, нагоняющую страх и ужас на всю округу, с которой, как ни странно, никто из городских высокородных арийцев не боролся. А всё потому, что он не безобразничал под стенами своего города, прекрасно зная волчий закон – у дома ни охотиться. Страдали территории соседних городов, что в принципе было выгодно руководству Мандалы. Поэтому его решили до поры до времени не трогать, хотя и старались приглядывать.
