В литературном объединении попросил руководителя посмотреть их, оставив тетрадь, чтобы он высказал свое мнение.

Время шло, но руководитель молчал. Я постеснялся его поторопить. Думал, что, может, просто некогда человеку.

Не дождавшись результата месяца три, решил вовсе не ходить в объединение, подумав, что рассказы мои не понравились, значит, мне нечего там делать.

Неожиданно одна из членов объединения и сотрудник курортной газеты предложила мне сотрудничество с идеологическим отделом этой газеты в качестве внештатного корреспондента. Я стал писать и носить заметки, статьи, их печатали, платили небольшие гонорары.

Под Новый год газета поместила обо мне самом большую статью. На тот момент я работал в Хозрасчетном участке малой механизации – одной из строительных структур треста «Е…строй». В статье на первой полосе красовался мой снимок на фоне плаката. Он был в духе советских агиток – в берете и спецовке. Писал корреспондент обо мне, как о передовике производства, каковым я и был на тот момент.

Начальство, оценив работу, назначило меня бригадиром слесарей. Пошли одна за другой мои статьи. Я брал интервью в санаториях, в различных организациях по заданию редакции. Написал о родном тресте, о его передовиках. Затем была большая статья о профсоюзной деятельности треста, о строительстве для работников жилья и в живописном месте – профилактория для отдыха трудящихся.

Стал вхож в кабинет управляющего трестом, поскольку нужно было звонить по межгороду, а там имелся такой телефон, можно было позвонить в редакцию газеты.

При такой активной деятельности мне предложили вступить в члены КПСС и возглавить комсомольскую организацию.

Первое я сделал, от второго отказался, потому что не видел в себе потенциала комсомольского вожака, да и с газетой сотрудничать тогда было бы не с руки…

Несколько лет разрывался между основной работой, семьёй, дачным участком и необходимостью сбора информации по заданию редакции.

В общем, пришлось бросить любимое дело, хотя я готов был посвятить ему всю жизнь. От газеты мне уже давали направление в литературный институт. Но я не мог бросить больную дочь, семью. Они бы в таком режиме просто не выжили. При этом так и не была решена проблема жилья.

Наконец, дали для начала комнатку – бывшую девятиметровую душевую не четырех человек, обложенную кафелем. Зарплата была мизерной. В то время образовался тотальный дефицит продуктов, товаров, а на дворе – 1991 год, дело уже шло к перестройке. Нужно было исхитряться – доставать продукты каждый раз через знакомых в санаториях, где еще было налажено снабжение продуктами, вдруг ставшими сплошным дефицитом. Повара и официанты в санаториях имели свою долю от отдыхающих и даже продавали из-под полы населению «излишки». Таково было время.

У меня, приезжего, не было здесь никакой поддержки. Жили трудно, пришлось подрабатывать на нескольких работах, в свободное время пропадали с женой на даче. Спешили туда в любую свободную минуту и в выходные, стараясь пополнить рацион овощами и фруктами.

В начале «нулевых» меня перевели на хоздвор Управления делами при ЦК КПСС, предложив возглавить прачечный комплекс с великолепным импортным оборудованием. В качестве общественной нагрузки я возглавил народный контроль. Обличал нерадивых на стенде с фотографиями, выставлял фотографии, на которых указывались недостатки на территории базы и в помещениях.

Через пару лет меня выбрали секретарем партийной организации УД ЦК КПСС. С газетой пришлось покончить, парторганизация в пятьдесят человек, работа, дом – забирали все свободное время.

После развала КПСС перешел работать теплотехником в объединении котельных. Взял еще один, потом другой участок земли. Построил домик на даче, на другой – выращивали сортовую клубнику. Дела стали вроде налаживаться.

Так совпало, но в это время и на работе случился аврал. В тот год река Подкумок вышла из берегов и, сметая все на своем пути, снесла мост выше по течению, и у нас наделал бед: погибли люди, были затоплены и разрушены дома, унесло автомобили. Небольшая река, скорее, речка, в летние дни «воробью по колено», вдруг разлилась, затопила всю низину города. Это в верховьях где-то прорвало дамбу, вода хлынула ночью на головы ничего не подозревавших горожан.

Реку в итоге укротили, но она добавила работ и организации, где я трудился. Трубы отопления, диаметром почти в полметра, скрутило в бараний рог, порвало на куски, снесло металлический мост, по которому они пролегали. Котельная находилась на левом берегу, а на правом – ведомственный санаторий, куда от нее шли трубы отопления и водопровод.

Пришлось восстанавливать всю эту систему. Работали в тяжелых условиях, но восстановили все и вовремя дали людям тепло и горячую воду.

А вскоре взорвалась эта котельная… Комиссия не смогла определить причину: то ли халатность оператора, то ли автоматика подвела. И снова авральная работа.

Не стану загружать производственными историями свое повествование, скажу лишь, что такой режим работ, плюс дачи, которые никто не отменял, видимо, ослабили мой организм. Слабым звеном оказалось сердце.

После нескольких месяцев лечения в больнице, клинике, мне пришлось уволиться с работы, дали инвалидность и направление на операцию сердца.

Больше года я дожидался квоты. Поехал в Новосибирск на операцию. Вернулся домой ослабленный еще и поездкой к брату в сибирский городок, где до этого прожил восемь лет. Жена выходила меня, постепенно я вошел в нужный ритм жизни, предписываемый врачами. А мысли были уже о творчестве, лелеял надежду, что это поможет обрести новую жизнь…

* * *

Говорят, «мы предполагаем, а судьба располагает». В прозе жизни случаются и романтические истории. Ещё до операции, будучи в клинике, случилось неожиданное. Я и после вспоминал об этом с удивлением и с благодарностью.

Казалось, жизнь кончена, в пятьдесят с небольшим – инвалид. Я не представлял, что теперь буду делать, смогу ли вообще быть полезным семье, обществу. Сидел уныло на кровати в палате и смотрел в окно пятого этажа, думая о своих проблемах. За окошком на высокое дерево присела пичуга, обыкновенная синица, она сновала туда-сюда, попискивала на своем птичьем языке, я смотрел на нее, а в голове вдруг зазвучали слова, словно диктуемые кем-то:

«Птичка-синичка на ветку присела,

на ветку присела да песенку спела,

про жизнь свою личную, долю синичью…»

Меня это поначалу озадачило, но появилось неведомое чувство легкости, словно я сам – синица и сейчас взлечу над землей… Пропал страх предстоящего приговора врачей, чего я минуту назад ждал с большой тревогой. Схватив ручку и листок бумаги, стал лихорадочно записывать стихи.

Проблемы, занимавшие меня последнее время, как-то сами собой отошли в сторону… С надеждой подумалось, а вдруг это то, что вернет смысл жизни? Сейчас пока никто обо мне не слышал, но не зря же все это случилось в такой сложный период. Ради этого стоит побороться с напастью, хотя бы отодвинуть ее.

В этом состоянии хандра и болезни отступают на задний план. У меня появилась слабая надежда на полноценную жизнь.

Вспомнил, как в кабинете главного врача городской больницы, когда решался вопрос по квоте на операцию, я смотрел на него с этой самой надеждой и молил в душе, чтобы он помог мне. В какой-то момент даже вырвался отчаянный возглас: «Пожалуйста, помогите! Я еще смогу быть полезным обществу. Всю жизнь я честно трудился, был хорошим семьянином и если выживу после операции, то найду достойное дело. Вот увидите».

Главврач, по национальности грек, улыбнулся и сказал:

– Я не сомневаюсь, дорогой, вижу, что вы – порядочный человек, но мы делаем это не за прошедшие и не за будущие заслуги, а просто потому, что обязаны это делать. И я сделаю все, чтобы вам помочь.

Он тут же снял трубку телефона и позвонил в краевое Управление здравоохранения, спросил насчет квоты для меня. Ему сказали, что есть возможность поехать в Новосибирск.