Я узнал групповой снимок с Евгением Никишиным и его командой, сидящих в спортивных костюмах. «Отряд» расположился у костра с гитарами, вокруг виднелись горы Кавказа. Они исполняли песню, может, «Солнышко мое» Юрия Визбора…
Видно было, что это успешный и сложившийся творческий коллектив. Слышал, что они часто выезжали всей командой или небольшими группами на другие фестивали, экскурсии в горы, на природу.
Среди великолепия обстановки фойе, были накрыты столы невдалеке от небольшой полукруглой сцены, на которой стояла современная аппаратура. Барды, друзья именинника выходили по очереди и пели, поздравляли Виктора Махова с его круглой датой, остальные в сторонке непринужденно танцевали под их музыку.
Я всё с большим интересом смотрел на них, слушал прекрасное исполнение песен, выпив немного вина. Вскоре мне стало легко и даже весело.
Познакомился с соседкой – симпатичной женщиной, пригласил на медленный танец. Стало совсем хорошо, и я сказал пару комплиментов своей спутнице.
Не успели мы вернуться на свои места, как ведущий объявил «белый танец». Дама сделала реверанс, и мы вошли в круг. Я любил вальс и при случае с удовольствием танцевал. Решил и тут не ударить лицом в грязь, лихо закружил ее, лавируя среди пар.
Неожиданно меня качнуло, я, словно тряпичная кукла, отлетел в сторону. Инерция понесла прямо под накрытые столы, где я и оказался под свисавшими скатертями.
Послышались возгласы удивления и испуга, все замерли, музыка оборвалась.
Мне кто-то помог выбраться из-под стола. Толком еще не соображая, я все же поблагодарил спасителей. Почувствовал себя неловко в создавшейся ситуации, присел, не понимая, что это было… Женщина, с которой только что танцевал, заботливо заглядывала мне в глаза и спрашивала: «Вам плохо? Может, воды?»
«Да», – ответил я, – пожалуй, воды…»
Выпив пару глотков, попытался объяснить свое падение:
– Знаете, я после операции. Не рассчитал силы… Извините, что заставил всех волноваться…
Посидев еще немного, я решил удалиться, думая, что дебют мой здесь не очень-то удался…
Потом, вспоминая этот случай, еще долго удивлялся такой реакции организма. Он словно предупреждал, чтобы я был осторожней и раньше времени не подвергал себя подобным экспериментам, ведь грудь еще толком не зажила, мог бы и шов разойтись…
Целую неделю мысленно перебирал детали своего разговора с Романом. Поэт… Концерт… Это было непостижимо. Впервые удалось пообщаться с таким человеком.
Иногда, вспоминая эту встречу, я думал: жаль, что не встретил такого наставника в пору своей юности. Уже тогда я пытался «крапать» стишки, но рядом не оказалось умного, опытного человека, который помог бы, подсказал и направил меня в нужное русло.
Но я и теперь был в сомнении: не поздно ли взялся за столь серьёзное дело? С надеждой ждал назначенного часа.
И вот встреча и разбор моих стихов состоялись, Роман показал – насколько я не искушен в вопросах техники стихосложения и таких понятиях, как образность, метафоричность.
Если учесть мои далеко не юные годы да еще с таким заболеванием, о чем можно теперь говорить?
С другой стороны, я почему-то упрямо верил, что смогу все преодолеть, и только творчество станет моей путеводной звездой. В глубине души чувствовал, что это мое призвание. Работать, как прежде, на производстве я не мог, здоровье не позволяло, а для мужчины – сознание собственной бесполезности равносильно смерти.
И я решил, если услышу от других нелестный приговор на свой счет, брошу писать. Надежда умирает последней…
В назначенный день мы встретились, коротко поведали друг другу о себе. Роман открылся для меня и как человек, и как поэт; был вполне приятным в общении и незаменимым на данном этапе.
* * *
Трудное детство, смерть мамы в десятилетнем возрасте, детский дом. В тринадцать лет я сочинил первый стишок про индейцев:
Льёт сильный дождь,
в земле промоины,
шагает вождь,
а следом – воины.
Украшен перьями
индейский вождь,
в себе уверенный,
хоть краснокож.
В шестнадцать лет из детдома меня забрал в свою семью старший брат, я стал трудиться на механическом заводе токарем.
Сложности жизни требовали самостоятельности в принятии решений. Ссора с братом, вернее, с его женой по причине «неверного» выбора девушки, которая не понравилась снохе уже тем, что была из другого поселка – к ней мне приходилось ездить по выходным. Больше всего сноха переживала, что я трачу деньги на эти поездки. Но это был такой мизер, ведь я всю получку отдавал ей, оставляя себе рублей пять. К девушке я ездил не «дачном» поезде, называемом в народе «Барыгой». Поезд останавливался на больших и малых станциях, собирая трудовой народ, крестьян для поездки в город и обратно.
Во время моей поездки приходилось держать «ушки на макушке», потому как только появлялся контролер, проверяющий билеты, нужно было ретироваться, и я шмыгал в тамбур, оттуда перелезал на сцепку между вагонами и на крышу. Там ехал с ветерком, потом осторожно возвращался в вагон.
Вскоре я ушел из семьи брата, они постоянно попрекали в том, что я мотаюсь в выходные дни к своей подруге, настаивая, чтобы бросил ее. Естественно, мне, молодому и горячему, не по нутру было такое требование. Собрав нехитрый скарб в небольшой чемоданчик, я ушел к отцу с мачехой.
Мачеха запросила с меня сумму в три раза меньшую, нежели ту, что я отдавал брату. Я обрадовался, теперь можно было покупать себе вещи: рубашки, туфли, откладывать деньжата на «черный» день. Купил наконец электробритву, другие вещи. Сначала у отца было хорошо, я работал, ходил в вечернюю школу, где, собственно, год назад познакомился со своей девушкой, приезжавшей в наш поселок на практику от фармучилища и от скуки ходившая в нашу вечернюю школу.
Месяц мы встречались, потом она уехала, а я стал к ней ездить.
Моя девушка закончила учебу и получила направление, мы переехали в сибирский городок.
Работал в шахте, рано женился. Семья, армия, учёба в техникуме. Работа на оборонном заводе в качестве слесаря инструментального участка, потом поставили мастером участка.
Время от времени я пописывал стихи, посвящал их любимой девушке, потом – жене. Из армии также слал ей стихотворные послания.
После дембеля мне подарили красивый альбом, и я написал целую повесть в стихах и прозе о своей первой любви. Показал её другу-однофамильцу, старше меня года на три. Ему повесть не понравилась. Он туманно говорил что-то о высокой поэзии, о том, что сначала надо бы учиться…
Жене повесть понравилась, она убрала альбом, и я на какое-то время забыл о его существовании. После переезда на Кавказ тот и вовсе пропал.
А меня на новом месте снова потянуло на творчество. Здесь будто сама природа располагала на лирический лад, видно, в этих благословенных местах даже ленивый обречен писать стихи…
В Пятигорске есть литературное объединение (ничего подобного не было у нас в промышленно-шахтерском городке, где я жил до этого). Насмелившись, однажды пришел на заседание местных поэтов и показал стихи руководителю объединения. Меня попросили прочитать вслух что-нибудь. Прочитал об осени. Похвалили, сказали, что для начинающего они неплохи. Позже напечатали даже в литературной странице пару удачных четверостиший.
Я вновь был окрылен, но дальнейшие попытки писать стихи не имели успеха…
Решил писать прозу. На тот момент навеяло вдохновение, вылившееся в рассказы о злоключениях и трудностях на новом месте жительства.
Вскоре с семьей переехал в уютный курортный городок Ессентуки, устроился в строительную организацию. Мне дали вагон-общежитие и я стал работать слесарем по ремонту строительной техники, приобрел мотороллер «Вятка-электрон» и с ним – множество приключений на свою голову.
Решил записывать их, это – падения, аварии, похищения этого чуда советской техники. Получился целый цикл рассказов, где переплелись курьезные и серьезные истории.