Лесная подстилка почти не обращала внимания на рассвет или темноту, но иглы солнечного света, пронзающие суглинок, были почти вертикальными, когда Лена добралась до места смерти и пленения. Корт лежал, скорчившись, мухи чернели на сырых ранах, которые вороны уже успели расклевать. Три птицы сердито каркали с ветки, куда их загнало вторжение Лены, расхаживая из стороны в сторону и сгорбив свои крылья.
Лицо Ку-ме, не тронутое клыками стаи, выражало необыкновенную доброту и умиротворенность. Это было то самое лицо, с которым она приветствовала Лену семь лет назад, не столько смирившись, сколько желая принять ее. Лена отвела взгляд. Это было не то, ради чего она вернулась.
— Ку-и?— тихо позвала она.
В лесу стало очень тихо. Даже вороны перестали ворчать.
— Ку-и?— повторила девушка. Кусты раздвинулись, как она и предполагала, и Чи, а затем и Фаал робко встали перед ней. Издавая булькающие звуки, которые были отчасти слезами, а отчасти словами языка еще более древнего, чем язык лесного народа, Лена бросилась в их объятия. Она обнимала их гладкие, покрытые мехом тела, словно тени своей утраченной невинности. Наконец, она отодвинула их на расстояние вытянутой руки. Вытирая лицо от смешавшихся слез, она сказала: — Мы должны сейчас идти, идти очень быстро. В лесу есть места так далеко отсюда, что другие люди никогда не придут. Они никогда больше не найдут нас. Она сказала и, не оглядываясь, направилась вглубь леса. Чи сразу же последовала за ней. Фаал, который теперь был похож на своего отца во всем, кроме седины, окрасившей мех Корта, заколебался. Пока что ему не хватало сознания своей силы, которая позволила бы ему беззаботно следовать в неизвестность. Но через мгновение он побежал догонять женщин и, пока он ковылял рядом с Леной, его пальцы начали ласкать рыжевато-золотистые волосы девушки.
Курганный Тролль
Когда я был совсем маленьким, моей семье дали выпуск детского журнала за 1938 год под названием «Джек и Джилл». Последней особенностью в каждом номере был сериал, а один из этих сериалов был адаптацией «Беовульфа».
Я понятия не имею, кто сделал эту версию (я даже не уверен, что был способен читать сам в то время; возможно, это было что-то, что мои родители читали мне), но это было действительно превосходно. Я не оценил, насколько это было хорошо, много позже. В адаптации есть ссылка на щиты воинов из желтой липы, ярко реалистичная деталь, которую я с тех пор помню всю свою жизнь.
Двадцать с лишним лет назад, когда я готовил свой первый роман, я внимательно прочитал «Беовульфа» в дословном переводе. Щитов из желтой липы там не было. Они, должно быть, были добавлены адаптером, чтобы закрепить историю в физической реальности, что не означает знакомую реальность, а скорее нечто конкретное, что читатель может охватить своими ментальными руками, даже если он не совсем понимает ее цель. Для меня это был важный урок.
А для тех из вас, кто интересуется (как и я), то «липа» — это общее континентальное название деревьев, которые американцы называют американской липой. В Британии их обычно называют просто липами.
Помимо «Беовульфа» я читал и перечитывал «Век басен» — пересказ Булфинчем скандинавского мифа в серии связанных историй. (Я понятия не имел, как трудно это будет сделать, пока не попробовал то же самое много лет спустя в трилогии «Северный мир»). Затем я прочитал переводы «Эдда» — исландских оригиналов, над которыми работал Булфинч, и наконец, добрался до самих исландских саг. Я нашел их стиль, и мировоззрение очень похожими на мои собственные мысли. Их повествование очень скупо. Хотя сказки являются вымыслом или, по крайней мере, вымышленными историями, есть реальная попытка сохранить реалистичность действия: даже сверхъестественные события описываются реалистично.
Кроме того, саги содержат много юмора, но он сдержанный и часто черный за пределами современного воображения. Например, отряд, охотящийся на Гуннара, прибывает к его дому. Один из них подходит к двери, чтобы разведать обстановку. Гуннар пронзает его копьем. Разведчик возвращается к своим товарищам, которые спрашивают: — Гуннар дома? — Не знаю, — отвечает разведчик, — но его копье у него дома. И падает замертво.
Да, я, действительно, имею расположенность к таким шуткам. И это — одна из причин, отчего люди часто думают, что в моих рассказах вообще нет юмора. Они ошибаются, но они, вероятно, более счастливые люди, потому что не понимают этого.
«Курганный тролль» был попыткой превратить элементы, которые я нашел в повествовании саги, в современный фантастический рассказ. Мишель Парри купил его для британской коллекции под названием «Дикие герои», но Стю Шифф опубликовал эту историю в журнале «Виспэс» еще до ее Британской публикации.
Я думаю, что «Курганный тролль» преуспевает в этом, так же как и все, что я написал.
***
Ульф — убийца женщин игриво дернул веревку, привязанную к луке его седла. — Проснулся, священник? Скоро вы сможете приступить к работе. — Моя работа заключается в спасении душ, а не в том, чтобы безумцы тащили меня в пустыню, — пробормотал Иоганн себе под нос. Другой конец веревки был обмотан вокруг его шеи, а не шеи лошади. Из вновь открывшейся раны на его сутану сочилась струйка крови, но он боялся ослабить узел. Ульф может оглянуться назад. Иоганн уже видел, как его похититель впал в неистовую ярость. Над правым плечом Северянина нависал его топор — тяжелое крючковатое лезвие на четырехфутовом древке. Ульф взмахнул им, как ивовой палочкой, когда трое христианских торговцев в Шлезвиге увидели священника и попытались освободить его. Воспоминание о последнем человеке, разрубленном на три части, когда голова и рука с мечом отлетели от его извергающего кровь торса, было все еще достаточно, чтобы всколыхнуть желудок Иоганна.
— У нас будет ясная, лунная ночь, священник, хорошая ночь для наших дел. Ульф потянулся и громко рассмеялся, посадив ворона на еловый сучок, и тот пронзительно закричал ему в ответ. Неистовый древний витязь — берсеркер двигался вдоль линии хребта, разделявшего лесистые склоны с хребтом со слишком тонким слоем грунта, чтобы на нем росли деревья. Над всадниками по-прежнему нависали густые леса. Вот уже три дня, как Иоганн не видел никого, кроме своего похитителя, и ни одного завитка дыма из одинокой хижины. Даже маршрут, по которому они ехали в Пармаваль, был не человеческим путем, а случайностью природы.
— Так одиноко, — сказал священник вслух.
Ульф сильно сгорбился в своей медвежьей шкуре и ответил: — Вы, мягкий южный народ, все равно живете слишком близко. Как ты думаешь, это твой Бог-Христос?
— Хедебю — это город, — возразил немецкий священник, теребя пальцами порванную рясу, — а мой брат торгует в Упсале… Но зачем было привозить меня в эту безлюдную пустыню?
— О, когда-то здесь были люди, так гласит легенда, — сказал Ульф. Здесь, в пустом лесу, он был более готов к беседе, чем в первые дни их путешествия на север. — Правда, достаточно мало, и довольно давно. Но в Пармавале были фермы и какой-то глупый лорд, который пошел викингом против ирландцев. Но потом появился тролль, и люди ушли, и не осталось ничего, что могло бы привлечь других. Так они думали.
— Вы, Северяне, верите в троллей, так говорит мне мой брат, — сказал священник.
— Да, я слышал о Пармском тролле задолго до золота, — согласился берсеркер. — Это огромный бык, сильнее десятерых мужчин, лохматый, как загнанный медведь.
— Как и вы, — сказал Иоганн голосом более нормальным, чем требовала осторожность.
Кровавая ярость сверкнула в глазах Ульфа, и он яростно дернул за веревку. — Вы будете считать меня троллем, жрец, если не сделаете так, как я говорю. Я выпью вашу горячую кровь, если вы будете мне перечить.
Иоганн, задыхаясь, не мог и не хотел говорить.
С каждой пройденной милей небо, и деревья становилось все более темными. — Нет, я ничего не знал о золоте, пока Тора не сказала мне, — снова нарушил Ульф гнетущее молчание.
