Дама наблюдал, как коренастая женщина в первом ряду помахала своим блокнотом из слоновой кости служителю. На ней был тяжелый крест на золотой цепочке, а на шелковой ленте, стягивающей ее волосы, была вышита христограмма Христа. Возможно, Менелай и не считал Пирра христианином, но, как возразил Префект, некоторые христиане считали иначе.

— О, Геркулес! — Веттий выругался себе под нос. — Это Северьяна, жена Префекта!

Он фыркнул. — И Ганимед тоже здесь. Этот мальчик ходит вокруг.

— Может быть, теперь вы пригнетесь и позволите мне прикрыть вас? — предложил торговец.

Веттий поморщился. — Они меня не узнают, — сказал он тоном человека, молящегося и одновременно оценивающего ситуацию.

Служитель наклонился к Даме, проходя мимо закутанной в покрывало матроны и ее дочери в первом ряду, которые громко читали молитвы на массилиотском греческом.

— Если у вас есть прошения о совете от Пророка, — сказал человек, — подавайте их сейчас же.

Пока служитель говорил, он катал воск между большим и указательным пальцами, держа его над верхушкой фонаря, который держал в другой руке. Стрекотание молитв прекратилось, когда женщины отодвинулись от шипящего металлического каркаса фонаря.

Дама протянул ему закрытую записную книжку со шнурком, перекинутым через переднюю панель. Служитель покрыл петлю воском, в который Дама затем сильно вдавил свое кольцо с сердоликовой печаткой. Процесс запечатывания блокнота Веттия был точно таким же, за исключением того, что у солдата была печатка из позолоченной бронзы.

— О чем вы спрашиваете? — прошептал Веттий под прикрытием музыки, доносившейся с крыльца, и молитв, которые женщины возобновили, как только служитель вошел в церковь с блокнотами.

— Я спрашиваю о здоровье моей жены и троих детей там, в Гадесе.

— Вы ведь не из Испании, не так ли?— спросил солдат, рефлекторно проверяя в уме свои данные.

— Никогда там не был, — согласился Дама. — И никогда не был женат.

Дверь церкви открылась, пропуская служителя с маленькими тарелками. Он поднял их, но не двинулся с места, пока за ним не закрылась дверь.

Музыка прекратилась. Ропот толпы стих до общего вздоха.

Тарелки с грохотом ударились друг о друга. На крыльце перед служителями стоял высокий худощавый мужчина.

— Митра! — выпалил торговец — слишком тихо, чтобы его могли подслушать, но все, же было глупо говорить это здесь.

Дама разбирался в говорящих змеях и способах чтения запечатанных блокнотов, но у него не было, ни малейшего представления о том, как Пирр появился из ниоткуда таким образом.

— Я приветствую вас, — воскликнул Пирр голосом, пронзительным, но не особенно громким, — во имя Христа и Глаукона, Раба Божьего.

Веттий прищурился.

Дама, хотя и не был уверен — было ли невежество солдата настоящим или просто притворством, наклонился еще ближе, чем того требовала толпа, и прошептал: — Это имя его змеи. Той, бронзовой.

— Добро пожаловать, Пирр! — загудела толпа. — Пророк Божий!

Двойной удар! Это испугало обоих мужчин, но мало кого из других верующих встревожило. Служители с факелами размотали короткие хлысты с хлопушками. Они стегали воздух, чтобы поставить выразительный период в последовательности утверждения и ответа.

Пирр развел руками, словно распахивая двустворчатую дверь. — Пусть все враги Бога и его слуги будут далеки от этого дела, — воскликнул он.

— Пусть все враги Пирра и Глаукона будут далеки от этого дела!— откликнулась толпа.

Треск - треск!

— Да благословит Господь императоров и их слуг на Земле, — сказал Пирр. Пирр, как показалось Веттию, приказал, хотя объектом приказа было божество.

— Он ведь не станет рисковать, если дело дойдет до суда за измену?— пробормотал солдат.

— Да благословит Господь Пирра и Глаукона, его слуг! — радостно откликнулась толпа.

Торговец кивнул. Те, кто находился вокруг них, были слишком погружены в трепетную атмосферу происходящего, чтобы заметить эти придирки. — Я хочу знать, — прошептал он в ответ, — как долго это продолжится?

— Пирр! Лжец! — закричал человек, стоявший в самом первом ряду. Толпа отпрянула, будто этот крик был камнем, брошенным в ее середину.

— Два месяца назад вы сказали мне, что мой брат утонул во время кораблекрушения! — крикнул мужчина в паузу, которую его обвинение взорвало в ходе процесса.

Обвинитель был невысок и уже лысел, несмотря на то, что ему было всего несколько больше двадцати пяти лет, но черты его лица, вероятно, были достаточно красивы в те моменты, когда ярость не искажала их.

— Богохульник! — крикнул кто-то, но большая часть толпы замерла, ожидая ответа Пирра. Служители были неподвижны, как статуи.

— Его корабль выбросило на берег на Мальте, но он в полном порядке! — в отчаянии продолжал мужчина. — Он вернулся домой, а я женился на его вдове! Что же мне теперь делать, лживый ублюдок!

Пирр сложил руки вместе. Дама ожидал услышать громкий хлопок, но его не было, только пронзительный голос Пророка закричал: — Грешит тот, кто злословит о Боге! Изгони его прочь со своей дороги!

— Вы погубили меня… — начал, было, мужчина.

— «Что за дурные стишки», — подумал Дама. И тут дородная матрона, стоящая рядом с обвинителем, оставила на его лбу кровавую полосу — булавкой с золотой и гранатовой застежкой от ее плаща. Жертва вскрикнула и отшатнулась назад, попав под неуклюжий удар хрупкого на вид мужчины вдвое старше его.

Толпа дружно зарычала, как собаки, загоняющие кабана, а затем дружно бросилась вперед.

Брусчатка была плотно уложена в бетон, но несколько разъяренных прихожан нашли куски строительного материала такого размера, что ими можно было размахивать, и швырять. Это грубое оружие представляло большую опасность для остальной толпы, чем для предполагаемой жертвы, — его сбили на четвереньки, и он полз мимо вышитых сандалий, сапог с шипами и голых ступней, и все это пинало его с убийственным намерением.

Веттий с целеустремленным взглядом начал приближаться к сердцевине насилия. Торговец, для которого общественный порядок был скорее благом, чем обязанностью, схватил его за руку. Веттий резко дернул руку, чтобы высвободить ее.

Он попытался высвободить свою руку еще раз. Маленькая фигура Дамы противоречила его силе, но гораздо более удивительной была его готовность противостоять солдату, который, как он знал, был намного сильнее, а также находился на грани убийственной ярости.

Шок вернул Веттия к осознанию. Обвинитель, вероятно, переживет это неумелое избиение, и один человек, даже такой сильный и решительный, как Луций Веттий, вряд ли сможет изменить сложившуюся ситуацию.

Толпа толкала их, будто они были камнями в прибое гнева. — Два месяца назад, — сказал Дама, приблизив губы к уху солдата, — он был бы одним из тех, кто сейчас его пинает. Это не то, почему мы здесь.

Жертва добралась до конца толпы и, пошатываясь, снова поднялась на ноги. Несколько нетерпеливых фанатиков последовали за ним в темноту, но Пирр раскинул руки на паперти церкви, успокаивая толпу, как учитель может появиться и успокоить классную комнату.

Хлысты привели прихожан к вниманию.

— Братья и сестры в Боге, — воззвал Пророк, отчетливо слышимый, несмотря на тяжелое дыхание и шарканье ног, которые заполнили улицу даже после того, как убийственные крики стихли. — Теперь молитесь за Республику и Императоров. Пусть они стремятся к правильному руководству во время испытания, которое им предстоит!

— Что это значит? — прошептал Дама.

Солдат пожал плечами: — Я ничего особенного не знаю, — пробормотал он. — Конечно, такие вещи можно было бы сказать в любое время за последние два столетия, и быть скорее правым, чем неправым.

Долгая молитва Пирра дала не больше информации о природе «испытания», о котором было сказано в начале, но предложения бессвязно пробивались сквозь призрачные угрозы и пророческие заросли, заросшие словами на неизвестных языках. Иногда — как показалось Веттию — Пророк опускал руки, и толпа кричала: — Аминь! После первого раза солдат и купец присоединились к ним с притворным энтузиазмом.