Сад позади дома Рутилиана имел крытую дорожку с трех сторон, обеспечивая тень в любое время дня. Открытое пространство было достаточно большим, чтобы вместить дюжину фруктовых деревьев, а также небольшую, увитую виноградом беседку и множество роз, экзотических пионов и других цветов.

Рядом с дверью было сложено военное снаряжение: бронзовый шлем и латы, смоделированные с идеализированными мускулами, над которыми скакала пара наяд; портупея с вложенным в ножны кинжалом и длинная кавалерийская спата с прямым лезвием; и большой круглый щит в парусиновом чехле.

Веттий проследил за взглядом Дамы, устремленным на снаряжение, и вызвался сам: — Я в армии, и на данный момент прикомандирован к городскому префекту.

У Дамы было два способа справиться с ответом. Он принял поспешное решение, что сокрытие своих знаний от этого большого, сурового солдата не принесет никаких дивидендов, равносильных получению уважения этого человека с самого начала.

— Да, — сказал он. — Декурион в эскадроне Домашней Лошади.

Веттий был достаточно удивлен, чтобы бросить взгляд в сторону и убедиться, что холст все еще скрывает позолоченные шипы и сердца на синем фоне его щита. — Да, это я, — мягко согласился он. — Более или менее, телохранитель Префекта. Меня зовут Луций Веттий, как вы, наверное, и сами знаете.

В последнем предложении не было никаких вопросов, но Дама все равно кивнул в знак согласия. Он подготовился заранее — как всегда это делал перед крупной распродажей.

Это дело, поскольку оно был личным, а не просто вопросом денег, было самой крупной продажей в его жизни…

— Позвольте мне надеяться, — донесся голос Менелая через открытую дверь и окно кабинета, — что мои сегодняшние слова могут быть тронуты той радостью, с которой весь Рим встретил известие о том, что вы назначены его кормчим.

— Интересно, — сказал Веттий, — сколько же вы заплатили Сосию?

Дама уперся своим языком в щеку изнутри.

— Причина моего интереса, — продолжал солдат, — в том, что он тоже берет деньги у Пактолидеса. Он рассмеялся. — Знаете ли, Вулко — необыкновенно добродетельный советник.

Дама горько поморщился. — Да, — согласился он. — Вулко подкуплен.

— Мои слова вытесняются под давлением той добродетели и благожелательности, которые я вижу перед собой… — продолжал Менелай высокопарным голосом.

— Я и не думал, — продолжал Дама, тщательно подбирая слова, — что декуриона стоит подкупить. До тех пор, пока я не встретил вас.

— Я бы взял ваши деньги,— сказал Веттий с той же холодной улыбкой, что и раньше. — Но это ничего бы вам не дало. Вот чего я действительно хочу от вас, Гражданин Дама…

Дама согласно кивнул головой. — Продолжайте, — сказал он.

Если не деньги, то женщина? Конкретная женщина, к которой мог бы иметь доступ торговец шелком…?

— … это информация. Ровная уверенность, с которой эти слова слетели с губ Веттия, подчеркивала размеры и силу говорившего человека. У него были черные волосы, и он говорил со слабым привкусом иллирийской границы.

— Продолжайте, — повторил Дама с внешним спокойствием.

Из помещения вышли. — … хотя я боюсь, что, упомянув сначала о каком-либо особом совершенстве, я, по-видимому, обесцениваю его…

— Теперь я понимаю, почему старик хочет стать домашним философом Рутилиана, — сказал Веттий. — Становится все труднее и труднее наскрести достаточно внештатных учеников, чтобы удержаться на хлебе, луке и глотке вина…

Дама кивнул.

— Дело в том, что я не совсем понимаю, какова ваша роль в этом деле, Гражданин.

На этот раз улыбка солдата заставила Даму мысленно измерить расстояние между ним и рукоятью меча, прислоненного к стене. Слишком далеко, почти наверняка.

И совершенно ненужно. Почти наверняка.

— Менелай был другом моего отца, — сказал Дама. — Хорошим другом. Последний, единственный друг моего отца. Менелай слишком горд, чтобы принимать милостыню непосредственно от меня, но он был рад, что я стою рядом с ним, когда он искал эту должность в доме Префекта.

Веттий усмехнулся. — Стойте рядом с ним, — иронически повторил он. — С полным кошельком серебра вы раздаете его всем, кто может облегчить дорогу вашему приятелю.

— … упомянуть ли о реке Тежу, красной от крови разбойников, которых вы, как Губернатор, убили там?

— Он этого не знает, — отрезал Дама.

— Но вы, же знаете, купец, — сказал солдат.— Вы очень серьезно относитесь к своим семейным обязанностям, не так ли?

— Да, конечно, — согласился, Дама так просто, будто не знал, что над ним издеваются… и возможно, над ним вовсе не издевались. — Менелай — мой друг и мой долг, но… я серьезно отношусь ко всем своим обязанностям.

Большой человек улыбнулся; на этот раз, для разнообразия, это придало его лицу приятное выражение. — Да, — сказал он. — Я тоже так думаю.

— Я вижу это, — согласился Дама, чувствуя, как его тело расслабилось в первый раз с тех пор, как он начал беседовать с этим большим, смертоносным человеком. — И это ваш долг — охранять Рутилиана.

— Скорее дело в том, чтобы уберечь Префекта от удара с того места, куда он не смотрит, — сказал Веттий, пожимая плечами.— Поэтому мне нравится знать людей, которые приближаются к нему.

Он ухмыльнулся. — Обычно мне не очень нравится то, что я узнаю. Обычно.

Дама кивком указал в сторону кабинета, где размеренная, риторическая речь Менелая сливались с общей болтовней всех присутствующих. — Я думаю, нам лучше вернуться, — сказал он. — Я был рад познакомиться с вами, Луций Веттий.

И это было правдой.

— А, Веттий! — позвал Префект, вытягивая шею, чтобы посмотреть через плечо, как Дама и солдат возвращаются в комнату. — Нам здесь понравился Менелай, не так ли, господа?

(Да, да, действительно, хорошо говорящий человек может казаться солидным для язычника). — Ну, если он в состоянии произнести заданную речь, то это не делает его ученым, сир, — раздраженно сказал Вулко.

Он смерил Менелая взглядом, который должен был быть стальным. Голова Вулко была сдвинута так, что только один глаз выдавал его присутствие, что делало его похожим на разъяренную ворону.

— Скажите мне, братец, — потребовал он, — кому Терсит скормил своих сыновей? Быстро, и немедленно — никаких поисков в ваших книгах.

Философ растерянно заморгал. Дама на мгновение подумал, что его друга поймали, но Менелай сказал: — Добрый господин, это Атрей убил сыновей своего брата Фиеста и приготовил их для их отца.

Дама подавил смешок. Менелай сделал паузу, чтобы найти способ ответить на этот вопрос, не выставляя своего собеседника слишком глупым.

Вулко мигнул. — Ну, кажется, все в порядке, — пробормотал он, уставившись на свои руки и, казалось, изучая свой маникюр.

— Да, конечно, — согласился Рутилиан. — Теперь вы, Луций Веттий. Какая информация у вас есть для нас?

Все остальные в комнате посмотрели на высокого солдата: Менелай с удивлением, Префект и его спутники с частично скрытой жадностью к скандалу; Дама — с профессионально пустым выражением лица, ожидая услышать, что будет сказано, прежде чем он решит, как поступить с тем, что нужно будет противопоставить.

Веттий взглянул на Даму. — Я предложил бы Его Превосходительству, — сказал он, — чтобы он дал мне возможность посмотреть, что я могу узнать об ученом Менелае.

— Конечно, — согласился Рутилиан, подняв брови. — В конце концов, мы должны быть уверены в человеке, который будет отвечать за моральное воспитание моих детей.

Его спутники покачивались и одобрительно что-то бормотали.

Веттий достал из бумажника на груди тоги сложенный вдвое блокнот из вощеных дощечек, но не потрудился открыть его, прежде чем сказать: — Менелай родом из Кесарии Каппадокийской, где его отец был одним из городских советников.

Как и отец Дамы.

— Учился в Газе, потом в Афинах. Вернулся домой и преподавал там большую часть своей жизни. Переехал в Рим около пяти лет назад. Дает уроки ораторского искусства и философии…