Стоп. Руки обхватили худенькие поджатые колени. В уголке рта – кусочек улыбки. Пряди волос падают вниз, мимо щек, на колени. Одна щечка кажется чуть-чуть круглее – возможно, ей досталось больше батона с колбасой. А глаза улетели далеко-далеко. Все. Теперь цифровая Полина будет жить в телефоне.
Дверь открылась, и грузный улыбающийся дядька втиснулся в комнату.
– Приветствую, бойцы, – сказал он, тиская ладошку Полины. – Ну вы тут отдыхайте, а папка пойдет, пришвартуется и примет на борт пару бутылочек пивка. А? Не возражаете? Пашка?
– Не возражаем. Иди, пап.
– А Полина?
– Не возражаю.
– О-хо-хо. Ну и хорошо. О-хо-хо.
Подмигнув напоследок Полине, он уходил по коридору, затерявшийся во времени одноногий пират в разодранной тельняшке, напевая свое «йо-хо-хо».
Стук входной двери. Голоса.
– Мама с работы пришла.
– Угу.
На пороге появилась женщина в темно-синем строгом костюме, с короткой стрижкой и в очках.
– Здравствуй, – кивнула она Полине с легким привкусом меди в голосе.
– Павел, ты уроки сделал? А? Опять? Или ты собираешься дворником работать? – полусекундный взгляд в сторону Полины.
Дверь закрылась.
– Ну я пойду.
– Ээ… ну. До завтра, Поля.
– До завтра.
*****
Багровая страница.
Полина побежала на шум в мамину комнату с сердцем, сжавшимся от страха. Мама, сдавленно вскрикнув, прижав руки к животу, падала мимо кровати. Полину вышвырнули в коридор с почти вывихнутым предплечьем.
Через минуту она в беспамятстве стучала в дверь квартиры на первом этаже.
Отчима увезли. Маму забрали в больницу.
– Хватит реветь, говорю, – ворчала тетя Анжела, поговорив по телефону, глядя на свою кровать, на которой лежал всхлипывающий и икающий комок.
– Ну и как я буду после тебя на мокрой, соленой подушке спать? А? Я со всеми поговорила, всем дозвонилась, слышишь, Полинка? Доктор сказал, с мамой все будет хорошо. Через три дня выпишут. Бабушка твоя завтра утром приедет. А сегодня переночуешь у меня. Слышишь? Прекрати реветь, да что это за наказание такое? Тебе пять минут – подтереть нюни, умыться, и будем ужинать. А мне, представляешь, премию на работе выписали. Захожу я сегодня…
И тетя Анжела, грузно ступая, расхаживала по квартире, гремела посудой и беспрерывно говорила, говорила… чтобы не оставлять девочку одну.
А Полина икала и комкала одеяло.
*****
По деревенской улице кто-то бежит, подпрыгивая. Сумерки.
Старый дед с бородой дымит сигаретой, сидя на лавочке.
– Здрасте, дедушка Василь.
– Эээ… кто… не разглядел… Эк… Полина, что ль?
Полина, Полина. Только Полина уже далеко. Направляется в свои владения. «Мое поле. Мой дуб. Бугга».
Навстречу двое детей постарше: Ирка и Димка.
– Полина! А ты когда приехала? А ты куда идешь? А че зимой не приезжала? А пошли с нами кастрик попалим, сала пожарим…
Ну что ж, пойдем, конечно. Друзья же. Послала мысленно телеграмму: «Ойе. Бугга. Приду завтра». Услышала ответ: «Все будем ждать. Бугга».
*****
Подросла почти на целую ладонь. Девять лет.
Мама приехала. Мама устроилась на новую работу. Мама привезла Полине… смартфон! Теперь Полина… Теперь у Полины…
Пришел дядя Петя, распространяя запах прокуренной рубашки. Хотел оттаскать Полину за уши, но она не далась. Оглядывался по углам.
– И не думай! Нет ничего. Воды попей! – ворчала бабушка.
– Ты, мать, зря так… Я ж, мать…
Мама с бабушкой испекли торт. С вишней.
Пришли Дима, Ира. Шумели, разговаривали, смеялись, звенела посуда. Торт быстро уменьшался. Начинало темнеть.
Наконец, с полными животами дети ушли.
Фух… все.
Полина пошла в комнату, легла на кровать.
– Полина, ты больше ничего не хочешь?
– Неа, я полежу, мам.
– Наливай, мать!
– Куда тебе? Испился весь…
– Наливай.
Гудки… Але. Да. Кто? Кто?! Поля… как… Поля!! Ура… а ты что… А ты что делаешь?.. А ты счас где?.. А я сейчас в лагере… У нас, Поля, тут такое…
Полина слушала, слушала, улыбалась…
– Кстати, Поля, я ж ничего не забыл. С днем рожденья!.. Поля, хочешь, я тебе хэпибесдэй спою? А? Только не смейся, хорошо? Счас, подожди, я отойду в другое место…
«Диэ Поля».
Положила телефон на живот. Закрыла глаза. Поднялась повыше. Посмотрела на себя сверху. Смешная. Улыбнулась самой себе.
– Наливай, мать!
7
– Смотри, Поля, что у меня есть.
– Ой, какой миленький маленький… крабик!
– Засушен по всем правилам… Это – тебе.
– Спасибо, Паш.
– Смотри, Поль… Он будет приходить к тебе по ночам.
– Ой…
– Вот давай, как будто сейчас ночь. Вот ложись… – Паша подвел Полину к кровати. – Ложись. Ага… как будто спишь…
Полина легла на спину, вытянула ноги, вытянула руки вдоль тела.
– Хорошо… Закрывай глаза.
Зажмурила.
– А крабик ползет… ползет… ползет. Так… так. Я – крабик. А это у нас кто? Это – Поля. Хм, поползу дальше… А это что? Это – нога Полины… Хм, поползу-ка я по ней.
– Пашааа… мне щекотно.
– Ползу дальше… А не укусить ли мне Полю здесь?..
– Пашаа… щекотно… Паша… не увлекайся…
Полина открыла глаза. Перехватила крабика. Поднесла его к своему лицу.
– Я буду звать тебя… Злюньчик. Хорошо?
– Привет, Злюньчик, – чуть слышно прошептала Полина.
Краб шевелил ножками, пытаясь дотянуться до губ Полины.
*****
– Ну что ж вы у меня такие забывчивые… Я вам все это еще во втором классе объясняла, хорошие мои. Вычитаем – не вычитается. Хорошо. Тогда забираем один десяток у восьмерки. Итак, здесь было восемь, а стало… правильно, семь…
Унылый октябрьский дождь шуршал за окнами, навевая грусть даже на такого неисправимого оптимиста, как Борька, который сейчас тыкал кончиком карандаша Полине в спину, но делал это как-то слишком робко. Просто напоминал о себе.
И все слышали только шум дождя. Все, кроме двух человек.
Полина оторвала взгляд от тетради, повернула голову к окну. Еле уловимый звон колокольчиков и конское ржание. Ирина Олеговна вздрогнула, выронила мел. Приложила руки к груди, сделала несколько быстрых шагов к окну. Бросила на Полину умоляющий взгляд. Некоторые дети удивленно смотрели на учительницу.
«Спокойнее… спокойнее», – коричневые глаза.
«Ноо… приехала же…» – черные.
«Подождет…»
«Точно?»
«Уверена…»
Ирина Олеговна вернулась к столу, что-то зачем-то высматривала, не нашла, обернулась к доске. Подняла расколовшийся мел и, так и не вспомнив, на чем остановилась, начала объяснять с самого начала.
*****
– Вот, Поля, я уверен, что ты специально падаешь. Сто проц. Я вез аккуратно, по ровному.
– Какое «по ровному»? Смотри – бугорок.
– Нет никакого бугорка.
– Паш, отряхни, а? А то я варежки забыла.
Паша, с раскрасневшимися щеками, счищает с Полины снег.
– Садись.
Полина, с раскрасневшимися щечками, садится в санки.
– Паша, только осторожно. Я – с пулеметом.
Паша берется за веревку, санки трогаются. Паша старается, санки бегут быстрее. Полина вскрикивает, хватается за грудь, падает из санок, переворачивается и замирает, лежа на спине.
– Пашааааа… я… умираюуу… прощай… Пааа…
Руки в стороны, ноги в стороны, волосы рассыпались черным по белому, глаза закрыты. Ты любила, и была любима. Но тебя больше с нами нет.
Паша, разгоряченный, улыбаясь и ворча, брел по снегу, зная, что ему сейчас придется оживлять, ставить на ноги и отряхивать от снега сраженную вражеской пулей Полину.
*****
– Ааа… нет, Паш, погулять сегодня не смогу… А? Нет, не в этом дело. Просто я тут… А, ну да, хорошо. Приходи, конечно. Жду, пока.
