Я слушаю вполуха, водя пальцами по перышкам чайки на обложке, и тем временем как-бы-невзначай-чисто-случайно потихоньку поворачиваю голову, чтобы получше его рассмотреть.

У него нет ни учебников, ни сумки, ни карандашей – ничего. Он просто сидит, упершись взглядом в столешницу. Потерпевший кораблекрушение на собственном Острове Одинокой Парты. Вид какой-то печальный, даже потерянный. А к тому же еще и странный: он мерцает. Как передатчик или…

Тут его взгляд внезапно резко вспархивает, с лету врезаясь в мой. Я тут же отворачиваюсь.

Желудок снова подает голос, но я не обращаю внимания. Кисти рук начинает покалывать: еще один из продолжительных побочных эффектов от лечения доктора Эвелин. Игнорирую ощущения.

Соседка новенького, Саманта Джордан, Верховная Королева Всего и Вся, убрала учебники и плетеную сумку как можно дальше от него. Если бы здесь была Старла, она сунула бы все ее вещички на место. Если бы у меня хватило духу, я подошел бы и сделал то же самое.

Но не делаю.

Вместо этого просто смотрю. Вскоре мои глаза стекленеют, и…

Я лечу над Островом Одинокой Парты, паря в фальшивых нарисованных облаках.

Новичок сильно опережает меня. Он занимается этим давно, видно, мастер полета: мертвые петли, сальто и горки на оглушительной скорости. Он оглядывается, чтобы проверить, в порядке ли я. «Гляди-ка! – кричит он. – Слыхал я, что ты – рок-звезда, приятель, но не знал, что ты и летать умеешь! Отлично получается!» – «О да-да-да-да, – кричу в ответ. – Я родом со звезд, так что для меня это как два пальца об асфальт! Давай за мной, я покажу, где я…»

– Земля вызывает мистера Коллинза. Прием!

Мы снова в классе…

– Джонатан!

Дулик выкрикивает мое имя. Новичок смотри на меня в упор, легкая ухмылка кривит губы. Я резко оборачиваюсь, стираю пот со лба.

– Эй, друг, ты собираешься отвечать или просто ждешь, пока прозвенит звонок?

– Простите, что?

– Джонатан… Джонатан Ливингстон?..

– Вы обо мне или о книге?

Смешки по всему классу. Щеки вспыхивают. Я превращаюсь в чайку и, полоумно хлопая крыльями, мечусь по комнате, тыкая клювом в глаза, точно каждый здесь – гребаная Типпи Хедрен из того страшного фильма «Птицы», а потом вырываюсь в окно и исчезаю в облаках навсегда.

– Об обоих, – говорит Дулик. – Я прошу вас, Джонатан Коллинз, поговорить со мной о параграфе из «Чайки по имени Джонатан Ливингстон». Ну, знаете, из той книги, которую мы читаем последние пару недель.

Я не шевелюсь. Снова смешки. УРРРРРРК. Проклятье. Оглядываюсь. Аарон ухмыляется и тычет в меня пальцем.

– Ита-а-ак… – Дулик сидит на краешке своего стола, с книгой в руке, открытой на какой-то странице, не знаю какой, сияет улыбкой. Ладно, он хороший парень.

– Поступим следующим образом, – говорит он. – Будь добр выйти сюда и прочесть вслух. Как раз освежим память.

Злобный ты негодяй.

Я сумел прожить весь учебный год, ни разу не выйдя к доске, и теперь, когда осталось всего три недели, мой худший кошмар становится явью.

– Ау-у-у-у… затерянные в космосе… – Аарон стучит костяшками по столу и хмыкает. Между зубами у него застрял кусочек шпината, но я об этом не скажу. Засранец. Тоже мне, друг. В смысле, я догадываюсь, что не такие уж мы друзья, но раньше хотя бы ни разу не нарушалось неписаное правило «защищай соседа по парте».

Встаю, скрипя ножками стула по линолеуму. Мой разум вопит – БЕГИ, а ноги подтаскивают тело ближе к Дулику, в результате получается какое-то странное подергивание, которое, кажется, я не в состоянии контролировать. Каким-то образом удается добраться до доски, не лягнув никого в лицо. Меня явно перемкнуло.

Мистер Дулик вручает книгу – моя так и осталась на парте – и шепчет:

– Ты справишься, приятель.

Откашливаюсь. В воображении мой голос – это Уинстон Черчилль, выступающий перед тысячной толпой. На деле же выходит писк, как у Голди Хоун в «Хохмах Роуэна и Мартина»:

– «Полететь можно на любое расстояние и в любое время, стоит только захотеть… Я побывал всюду и везде, куда проникала моя мысль… Чайки, которые пренебрегают совершенствованием ради путешествий, постепенно уходят в никуда. А тот, кто откладывает путешествия ради совершенствования, прилетает куда угодно в один миг…»

Мистер Дулик снова плачет. Только я не уверен, что остальные одноклассники это замечают. Я же, поскольку стою близко, чувствую жар, которым пышет его лицо. Секрет: дыхание действительно отдает травкой.

– Мне продолжать?

Как только он открывает рот, я готов метнуться обратно на место. Но звучит вопрос:

– Как думаешь, что это значит, приятель?

– О… Э-э… Не знаю.

Да я даже не помню, что читал минуту назад. Был слишком сосредоточен, стараясь не облевать Лейси Таррингтон. Или не просверлить дыру в полу урчанием желудка.

– Наверняка знаешь. Подумай, – настаивает тот. – Прочти еще раз, если нужно.

– Думаю… не знаю… Наверное, когда устанавливаешь для чего-то предел, оказываешься в ловушке. Но если мыслишь масштабнее, ты свободен.

Отрываю взгляд от книги. Мистер Дулик не двигается, поэтому я уверен, что ляпнул какую-то бессмыслицу. Смешки в классе служат подтверждением.

– В смысле, не знаю… Возможно, я неправ. Так?

– Нет, приятель. Ты очень даже прав, – говорит он, и после этих слов я поднимаю взгляд. – Очень хорошо, Джонатан. Ты, парень с именем, как у чайки, чертовски далеко взлетишь.

– Можно мне сесть?

– Да, можно.

Не глядя ни на кого, старательно переступая через канареечно-желтые «пумы» Скотти, которые он выставил в проход, возвращаюсь к парте и тихонько сижу до конца урока, не шевелясь.

Прямо перед звонком мистер Дулик решает, что недостаточно пытал любимых учеников в течение учебного года, и опускает всем нам на шеи лезвие гильотины.

– Итак, – говорит он. – Вот что будет происходить в последние две недели. Объединитесь в пару с кем-нибудь из тех, с кем ни разу раньше не работали. Беседуйте об остальной части книги так, как сегодня. Хорошенько вдумайтесь в смысл – в каждое слово, в символы, метафоры. А потом вместе сделаете пятиминутный доклад о том, что она для вас значит.

О нет! Звонкое эхо ахов и охов «да ладно!» и «о боже!» наполняет класс, мой мозг мгновенно начинает шкворчать. И вот почему:

1) Доклад. Проясним один момент: это не обычный-трехстраничный-доклад-по-книге-прочесть-вслух-и-дело-с-концом. Нет, доклады у мистера Дулика означают одно и только одно: театральное представление бродвейского калибра. Если твой не заслуживает премии «Тони» от начала и до конца, можешь пойти и утопиться в Миссури. А оценка составляет пятьдесят процентов итоговой. Иными словами – Очень Важное Дело.

2) Партнерство. В смысле, когда играем в вышибалы на физре, меня не то что последним берут в команду. Вообще забывают, что я там тоже есть.

3) Разговор. С кем угодно, за исключением Старлы, в незапамятные времена в тридесятом королевстве я пробовал. Ничего не получилось.

– Ну-ну! Тихо! Вам это на пользу! – говорит Дулик. – Мы должны учиться работать вместе, друзья, если хотим получить хоть один шанс спасти планету. А теперь поторопитесь: разбейтесь на пары, пока не прозвенел звонок.

Ладно, я очень сомневаюсь, что неминуемое уничтожение планеты может быть предотвращено трехминутной чечеткой в стиле Боба Фосса[20] под какую-то историю о чайке, но наши судьбы подписаны, скреплены печатью и доставлены адресатам.

Все торопятся подобрать партнеров.

В смысле – все, кроме меня и мерцающего одинокого парня на Острове Одинокой Парты.

Прекрасно!

Еду на Стингреймобиле домой. Позволяю ветру уносить прочь мысли. Пытаюсь, во всяком случае. Запястья и бедра горят. Дурацкие клятые побочные эффекты. Как я буду с ним работать? Я и в одиночку-то стою перед классом, едва удерживаясь, чтобы не выброситься из окна, но с НИМ? О боже! Однако он, похоже, ничего такой: передал мне записку на уроке здоровья, ради святого Зигги! Мы можем быть друзьями. Да. Так поступают нормальные люди. Но эта улыбка: чуть кривоватая, и от нее на щеках появляются две ямочки. А его волосы… Как они блестят на плечах, точно Черное море. И его глаза, как сверкают – ПЫХ! По ноге молнией проносится разряд. Оу-у! Нет. Прекрати. Будь умнее, Коллинз. Твоя цель близка, и нет – я поговорю с Зигги, когда доберусь до дома. Он знает, что делать…