В июле 93 года в часть пришло письмо из Киева. Обратный адрес был известен Вадиму, да и сам отправитель указал себя весьма точно: автором письма была Светлана Кожевникова. А вот адресатом значился не Вадим Ковалев, а Сергей Торшин.
Сергей ходил с Ковалевым в одной группе на всех киевских учениях, ребята много раз выручали друг друга, уважали и ценили свои отношения. Как раз в тот день, когда водитель привез в часть почту, Вадим дневалил в наряде. Приятная миссия раздачи писем, омраченная «предательским» письмом, стала для матроса причиной глубочайшей депрессии. Он спрятал Светино послание в свой шкафчик и решил, во что бы то ни стало, проверить товарища. Безумно хотелось прочесть письмо, но делать это было нельзя – так не принято. Ситуация осложнялась еще и тем, что Серега находился в отпуске, а разузнать что-либо в его отсутствие, было совершенно невозможно. До конца отпуска матроса Торшина оставалась неделя.
К вечеру третьего дня Вадим сдался. Две ночи он видел во сне сексуальную Светлану и ее загадочного сына. Мистические предположения сделали из Ковалева почти состоявшегося психопата: сослуживцы посматривали на Вадима с иронией, некоторые даже стали избегать общения с ним. В курилке старались не смотреть в его сторону, а Сашка Корин в шутку предложил ему зайти в санчасть:
– Ты, Вадя, посетил бы майора в белом халате, он тебя быстро на ноги поставит, – на лице Шурика была заметна не только ирония, но и какое-то странное злорадство. – Я так думаю, что ты можешь многое ему рассказать.
– Заткнись, Саня! Если ты имеешь в виду то, о чем я говорил тебе в Киеве про подвал в лесу – лучше молчи. Мне хреново – это факт, но не настолько, чтобы терпеть… короче, заткнись – и всё!
Корин схватил его за предплечье и сильно сжал, затем взглянул прямо в лицо и произнес сквозь зубы, медленно отводя взгляд:
– Я тебе не про Киев говорю, а про то, что ты медленно сходишь с ума. Это видят все, а я не хочу, чтобы над моим другом стебались. – Сашка заговорил вполголоса и снова взглянул прямо на Вадима. – Вадя, всё это как-нибудь связано с тем подвалом – скажи честно, а? Козлом буду, если проговорюсь когда-нибудь или намекну даже.
– Саня… я не… извини за наезд. Просто мне, на самом деле, хреново очень. Я того… письмо. В-общем, подруга мне написала, что замуж выходит.
– Ты, Вадя, мне про это полгода назад рассказывал.
– Я… да не могу я тебе… ну, не мой это секрет, проблемы у меня могут быть потом, если разбазарю.
– Ну, и не надо. Хотя, если это связано с подвалом – лучше расскажи: а вдруг помогу тебе чем-нибудь?
– И чем же?
– Расскажешь?
– Нет.
– Вадя! Не было там подвала, не было. Прикинь сам-то: в поле стоит дом, люди всякие по лесу шляются – за грибами, за ягодами ходят. Неужели ты думаешь, что никто за много-много лет так и не посмотрел – что же там есть? Представь себе хотя бы одного человека, который заглянул в твой подвал и не заметил того, что заметил ты.
– Ты что – глухой, что ли? Я ж тебе русским языком сказал, что дело не в подвале, а в подруге. Короче, достал ты меня. Отвали, пока не поругались.
Корин настаивал еще, но Ковалев не сдавался. Дождавшись, пока останется в каптерке один, он приоткрыл шкафчик отпускника и, затаив дыхание, извлек из-под белья стопку бумаг. Затем, опомнившись, быстро подошел к двери и щелкнул замком. В случае внезапного визита кого-либо из сослуживцев, репутации матроса был бы нанесен такой непоправимый вред, что даже думать о возможной «засветке» Вадим не мог. Проводив еле слышные из-за двери шаги, он молниеносно подбежал к столу и выдернул из стопки искомое.
Осторожно, чтобы не повредить конверт, Вадим вскрыл письмо скальпелем. В двойном сложенном тетрадном листе находилось фото. Он довольно долго смотрел на оборотную сторону карточки, боясь встретиться глазами с изображением. Прочел надпись: «Это я и мой сын. Июль 1992 года». Собравшись силами, Ковалев перевернул фото – с глянцевой поверхности фотобумаги на него смотрели оба персонажа его завораживающих сновидений. Миша сидел на стуле, рядом стояла Света, был узнаваем и интерьер их квартиры. На какое-то время Вадиму представилось, что здесь, рядом с ним, сидит на стуле она – Светлана Кожевникова. С распущенными, как в ту самую ночь, волосами, накинув на голое тело халат. Она улыбается и плачет одновременно, держит в своих руках его ладонь, что-то бормочет про себя и неожиданно исчезает. Далее – абсолютная тишина и полное умиротворение…
Вернуться к реальности Вадима заставил звук проворачивающегося в замке ключа. Спохватившись, он засунул лишние бумаги, как попало, в шкафчик, а письмо с фото и конвертом – в карман. Завалившись на лежащие в углу матрацы и скрутки шинелей, Ковалев попытался принять сонный вид и встретил вошедшего товарища, мутным взглядом с усталым прищуром:
– Колян, ты чего хотел?
– Да ты дрыхни, Вадя. Я за тушенкой заскочил. Ребята с первой роты бухать собираются. Ты будешь?
– Не-а, не буду, спать хочу. Аккуратнее там – сегодня ДПЧ хреновый.
– Да знаю я (Колян живо представил себе дежурного по части – коротко остриженного майора медицинской службы Цыварева), он уже спрашивал, кто сегодня в город за продуктами ездил. Вот урод лысый! Крикнешь на поверке за меня, если что?
– Договорились.
– Может, побухаешь всё же?
– Иди, давай. Шурик с вами будет?
– Да он мутный сегодня какой-то. Кстати – тебя спрашивал.
После ухода сослуживца Ковалев тотчас поднялся и вышел из помещения. В курилке стояло человек пять-шесть. Пройдя мимо умывальников, Вадим уселся на подоконник и закурил. Он уже не хотел оставаться с посланием один на один, а потому решил прочесть его в людном месте. Достав письмо, матрос раскрыл листок и залюбовался красивым Светиным почерком. Начиналось оно так:
«Здравствуйте, Сергей! Мне очень понравилось Ваше письмо. Я рада, что Вы любите детей и готовы принять на себя ответственность за воспитание ребенка. Шлю Вам наше фото и надеюсь на серьезные отношения…»
Далее был автобиографический рассказ, кое-что из которого Вадиму было уже известно. Из чувства стыда перед товарищем, оказавшимся вполне порядочным человеком, Вадим не стал читать письмо до конца. С невероятным облегчением он заклеил конверт и положил его в шкафчик Сергея. Все стало совершенно ясно: Торшин познакомился со Светланой по брачному объявлению в газете. Вадим вспомнил даже, что Серега уже рассказывал об этом, просто ничего не уточнял, да никто его особо об этом и не спрашивал. Переписывались многие. Одно слово – случайность, но случайность очень даже интересная.
Впоследствии, прочтя письмо, Серега сам поделился новостью с Вадимом:
– Вадя, послушай! Во, блин, вляпался: подруга написала, что я ей понравился. Бред какой-то – я ж ей даже фотку свою не присылал.
– А что за подруга-то? – Ковалев напрягся, но виду не подал. – Красивая?
– Да хохлушка одна, из Киева, я ж рассказывал. Дурочка какая-то, но на фотке – очень даже ничего, всё на месте, вроде. Эх, кабы её к нам в роту на ночь.
Сергей протянул фото Светланы с Мишей Вадиму и, после небольшой паузы, продолжил:
– Приехать хочет сюда. Я ей писал, что служу офицером на корабле, и она поверила. Теперь скажу, что в плавание на полгода ухожу. А то, нахрен надо – еще и с ребенком? Говорит, что он корабли любит и еще что-то там – не помню даже. Вот дурдом, блин.
– А когда собирается-то?
– Да в середине августа. Пишет, что сыну в школу надо успеть. Ну, дурочка, честное слово. Можно подумать, что я с ней жить собрался, совместное хозяйство вести и её детеныша на уроки водить…