Давид желал ей счастья, искренне и от души. И чтобы все это осуществилось в ее жизни, сидел в гребаном туманном Альбионе и разрушал себя до основания, вырывая чувства, выгрызая их. Чтобы однажды вернуться и смотреть на нее с улыбкой, быть счастливым от того, что она счастлива.
И вот вроде с самим собой договорился, разобрался. А тревога осталась, и с каждым новым днем становилась только больше.
ГЛАВА 4
***
Время,– удивительная штука! Ксюша только сейчас начала понимать насколько именно удивительная.
Оно может лететь столь быстро и скоротечно, что не замечаешь не то что дни, а даже недели. Когда счастлив, когда в эйфории какого-то чувства. Когда каждый день наполнен делами, разговорами, смехом.
Но также оно может бесконечно тянуться. Каждая прожитая секунда похожа на вечность. В агонии, страхе, ужасе.
И можно смотреть на минутную стрелку, отсчитывая в уме секунды, и ждать. Ждать какого-то чуда или пробуждения от этого гребаного кошмарного сна. Но проходит шестьдесят секунд, минутная стрелка начинает новый заход по кругу, а кошмар не кончается, и сознание снова понимает – это все не сон, это новая реальность.
В эпоху интернета можно сделать все, что угодно: можно, находясь в России, путешествовать по Италии; можно почитать книги, которые продаются только в Германии, и на русский вряд ли они переведутся; а можно углубиться в изучение психологии и психтравм. Было бы желание во всем этом разобраться.
Ксюшу никогда нельзя было назвать глупой или недалекой. Пусть она не была гением математики и аналитики, зато была стопроцентным гуманитарием, ей это все хорошо давалось,– что в школе, что в университете.
И если уж она ставила перед собой какую-то задачу, то старалась достигнуть цели.
Вот и сейчас у нее есть цель: понять, что и почему случилось, и попробовать это месиво в душе переварить самостоятельно.
Почему самостоятельно? Почему не попросить помощи?
А у кого ее просить?
Мама, после того, как Ксюша очутилась дома, ходила чуть ли не на цыпочках и боялась лишнее слово сказать. То ли это ее папа так настращал, то ли мама начала бояться саму Ксюшу. Не так важно это, в общем-то.
Но сейчас Ксюша, как никогда увидела, что ее мама слишком нежная и хрупкая, чтобы попробовать взвалить на ее плечи свои проблемы, мысли. Ксюша и так была на грани, и с трудом контролировала свои слова и действия. Моментами накатывала такая бешеная злость на все и на всех, что приходилось сжимать зубы, что есть силы, и молчать. Не грубить, не обижать.
Хватило того, что Виталий, спустя недели жизни в одной квартире с психованной Ксюшей, перебрался на старое место жительства. Мать ревела, просила остаться и подождать. Но ее новый муж не хотел слушать крики по ночам, а соответственно, не высыпаться и приходить на работу в состоянии «зомби». Но, пожалуй, это не все. Он мужик-то не плохой, и мать любит,– это видно, но, как и другие, он просто не знал, как себя вести с Ксюшей, что говорить и делать, и при этом замечал, как она вздрагивает, когда его слышит или видит, и ощущал себя последней мразью. И ему это чувство, которого он не заслуживал, не нравилось. Поэтому он решил на время свалить.
Ксюша его не осуждала и даже хотела сказать ему: «спасибо»! Ведь у нее стало меньше поводов для страха.
Но и говорить то самое «спасибо» Ксюша не торопилась. Мать плакала и разрывалась между ними двумя. Старалась уделить время и мужу, и дочери. Выходило, откровенно говоря, паршиво. И эти метания надо было прекращать. И даже была возможность все это сделать безболезненно…, ну почти.
Эти метания мамы между двух огней ничего хорошего принести не могли, да. Но и, если Ксюша переедет к отцу, вся ситуация грозилась стать катастрофичной. Мама достаточно обидчива, и могла затаить обиду, пусть даже и понимала, что так будет лучше.
Ну и был, конечно же, еще один момент.
Семья отца.
За годы второго брака папы, Ксюша никогда не видела ни его жену, ни его сына – своего младшего брата. Знала только, что жену звать Ольга, а сына Денис, и ему уже вроде как семнадцать или шестнадцать. Короче, школьник.
Эти люди были ей абсолютно чужими и не должны были стать свидетелями ее падения.
У нее настроение менялось со скоростью света.
Могла сидеть и пялиться в одну точку, а в голове пустота и никаких мыслей, а тут же, через секунду впадала в бешеную ярость, орала от боли и металась по своей комнате, как тигр в клетке, бросалась вещами, ненавидела весь мир в этот миг. И так же быстро эта ее буря стихала, снова пряталась внутрь, зарывалась поглубже в душу, и ждала. Ждала момента её слабости, когда сможет вылезти наружу и натворить дел.
Разве такое стоит видеть мальчику подростку?
Да и отцу, и его жене тоже.
Поэтому Ксюша закопалась в ноутбук и зависала на разных форумах жертв насилия. Читала статьи психологов, посты людей, что пережили нечто подобное, как и она сама. Правда, пока не решалась написать что-то самостоятельно. Не видела смысла, если честно. Потому, пока оставалась сторонним наблюдателем.
Но кое-какие вещи стали более понятными.
Бывает так…, для того, чтоб стало легче, нужно сначала сделать больно или пройти через боль. Нужно протащить себя через мясорубку памяти и воспоминаний, восстановить всю картину, подметить детали, и уже потом разбираться в ситуации, делая какие-то выводы.
После того, как очнулась дома, совсем рядом с местом, где все произошло у нее что-то замкнулось в голове.
Сидела в углу комнаты между шкафом и стеной, смотрела в одну точку на полу, и никак не могла заставить себя вылезти оттуда.
Только так, зажатая с трех сторон стенами дома и шкафом, ощущала себя в безопасности.
Ее снова тошнило. От ужаса. Она прислушивалась к каждому шагу за закрытой дверью и готовилась.
Готовилась сигануть в окно, если зайдет кто-то пугающий. Лучше в окно, чем пройти через это все еще раз.
В комнате было холодно, слышно только тиканье часов со стола, и свет. Она не выключала свет, он горел круглыми сутками, разгонял тени. Она их боялась. В тенях видела злые глаза, видела там свою смерть. Ощущала из-за них вкус крови во рту, и не могла дышать. Поэтому, свет никто не трогал.
Сидела на полу. Вся задубела уже давно, не ощущала ни рук, ни ног. Периодически ее потряхивало, но так было не страшно. Стены- они не живые, они не могут сделать ей больно.
И как-то постепенно, это странное состояние дошло до своего пика. И там, за чертой реальности и напряжения… либо падать вниз, в бездну боли и страха,– и тогда лучше действительно шагнуть в окно, и пусть все катится в ад,-либо вспомнить все, не отрицать и не делать вид, что все будет, как прежде. Пережить это еще раз. Душу засунуть в мясорубку, перемолоть на мелкой насадке, и из оставшегося, пригодного для жизни мяса, слепить кого-то нового, другого, но способного жить дальше.
Для себя она четко видела только два выхода. Либо сдаться и сдохнуть на радость той мрази, либо попытаться выжить, вцепившись в новую реальность зубами до крови, и выгрызать у самой же себя будущее. Пусть без радуги и принцев, верхом на единорогах, но и похрен на них уже.
Ксюша хотела жить. Очень.
Она в этой жизни еще слишком многого не сделала, не попробовала, не увидела. Поэтому, сдаваться не собиралась, точнее решила, что сдаться она всегда успеет, а вот решиться жить… для этого нужна сила, нужна вера и решимость.
Никогда не считала себя сильной. Не видела в себе этот стержень. Но сейчас он был ей нужен, как никогда, и она решила: если его нет,– не страшно, она его создаст.
Папа уехал на три дня, ей должно было этого срока хватить.
И хватило.
Вспоминала тот день.
Как проснулась утром, что делала и о чем думала. И поразилась своей безголовости. Сейчас душа в смятку, в ней нет той влюбленности, что совсем недавно дарила крылья и возносила к небу.
Будто совершенно два разных человека. Она- месяц назад, и сейчас.