Мы с Женей сделали что могли, загрузили почти полную машину, я даже не знаю почему мы не сачковали. Мы боялись ДОПы получить? Или капитан нас обаял, дав по сигарете? Или мы с ума по сходили? День был жаркий, один из нас подавал навоз снизу по пол мешка, второй оттаскивал его ближе к кабине и высыпал. В кузове навоз сам слипался и утрамбовывался, он уменьшался в объёме, прилипал к сапогам, и, казалось, сколько ни грузи, мы и половину машины не нагрузим. Запах и огромные мухи были не выносимы в кузове, под тентом. Менялись часто, оба перемазались, до обеда не знаю, как дотянули. Вспоминали наш курорт на свинарнике, свежий воздух и носилки со щебнем казались чем – то достойным и эстетичным, а тлеющий окурок на доске напоминал о чём то изысканном, вроде картины «Любительница абсента» Пабло Пикассо.
Мыло выдали один раз, в банный день, в субботу. На шестой день, получив полотенца и по куску мыла на троих, в колонну по три арестованные выдвинулись с губы. Всё-таки воля! Посетив просторный батальонный туалет, строй направился к бане, в ту часть территории дисбата, куда раньше нас не водили. Путь лежал мимо казармы, спортплощадки, здание желтого цвета с белыми колоннами в стиле сталинского ампира являло собой клуб, своей парадностью и пафосом оно не оставляло сомнений в правильности всех решений партии: «Верной, дескать, дорогой идёте, товарищи!». Лозунг у здания штаба «НАРОД И АРМИЯ – ЕДИНЫ!» радовал перспективой упразднения армии. А как ещё можно объединиться с народом? Или смысл лозунга заключался в заверении граждан не сомневаться, что тюрьмы для народа так же хороши, как дисбаты для военных? Или единство народа и армии в том, что те и другие вынуждены стойко переносить тяготы и лишения, которые обеспечили коммунисты, увлечённые воплощением своих идей победы мирового пролетариата над капиталистами, а не заботой о качестве жизни своего народа?
По дороге попадались офицеры и каждый арестованный внимательно приглядывал за обочиной, чтобы не пропустить жирный офицерский окурок, который, по размеру и сорту сигарет отличался от дешёвых хабариков солдат, выглядел он попривлекательней и поцивильней. Конвойный рядовой Копейкин шёл ближе к центру дороги и не смог бы пресечь короткий рывок арестованного к окурку на обочину.
Вошли в баню, было радостно от предчувствия душа, горячей воды, мытья с мылом в тазике. Начали раздеваться, в баню повалил народ. Привели взвод роты охраны, человек 30. Что-то не согласовали по времени и произошла накладка. В бане не все равны, это стало понятно сразу. Рота охраны – хозяева, причём не самые гостеприимные, вели себя нарочито небрежно, громко разговаривали, не обращая внимания на арестованных, ютившихся в отведённом им углу. Для нас время для помывки 20 минут уже началось, закончится оно, когда мы построимся по форме перед баней, помытые и переодетые в свежие трусы, майки и портянки.
В помещении для мытья много людей и пара. Мы с Женькой держались вместе, и сейчас искали свободный душ, не найдя, бросились искать пустую шайку. Но и шайки оказались все заняты, потому что у каждого солдата роты охраны было по две шайки, одна для ног, другая для головы и тела. Привязанные к одному куску мыла, мы, трое арестованных, протолкались к кранам с холодной и горячей водой. Кто – то набирал воду и отходил, в короткие перерывы, пока не подошёл следующий с тазиком, мы начали быстро мыться у этих кранов, но выходило, что можно мыться только холодной водой, не кипятком же себя поливать, а смешать воду было не в чем. В проёме двери показался конвойный рядовой Копейкин, его голос на минуту заглушил все другие звуки вселенной: «Арестованные, выходи строиться!».
Маленький плац при гауптвахте являлся внутренним двориком, его окружал двухметровый бетонный забор с колючей проволокой сверху. Арестованные ходили строевым шагом по квадрату, потому что было воскресенье и у нас выходной. Это была прогулка. Строевая подготовка до обеда. Конвойный рядовой Копейкин, сидя на скамейке с автоматом в руках, лениво наблюдал за движением марширующих войск. Женя был отличным строевиком, кадетка и 4 года в училище, где строевую преподавали не последние босяки, сделали своё дело: строевой шаг и строевые приёмы в движении у Жени были на отлично, хоть в знаменосцы, хоть в почётный караул. Мои навыки в строевой подготовке были хуже, чем у Жени, но на фоне других арестованных, я выглядел весьма убедительно. Радовало Копейкина решительно всё: занятия строевой до обеда, присутствие на плацу двух без пяти минут лейтенантов, над которыми можно было куражиться, собственные команды, например: «Отдание чести, начальник справа!», особенно едкие замечания Женьке и мне: «Выше ножку, лейтенанты!», всё это наполняло Копейкина гордостью, то ли за то, что жизнь удалась, то ли за Родину нашу, несокрушимую.
Не сидели мы ДОПы, ни я, ни Женя, списали под чистую! Приехал за нами вовремя командир взвода красавец Касаткин, глянул на нас с Женькой даже с сочувствием и удивлённо. Высокий, статный и не многословный, в высшей степени положительный офицер, ребята его любили за справедливость и за то, что перед начальством хвост не жмёт. Десять суток не брились, у меня щетина чёрная, а у Женьки светлая, русая. В электричке ехали молча, не тянуло на разговоры, курили часто в тамбуре, Касаткин нам пачку купил. Вышли на перрон в Питере, патруль ахнул: два грязных курсанта, без подворотничков, бляхи не чищены, на сапоги страшно взглянуть, форма не свежая, щетина разноцветная, а глаза злющие. Хотели забирать в комендатуру, но взводный отбил нас у капитана 3 ранга. Завтра по любому на плацу погоны получать лейтенантские, а сейчас на склад вещевой надо успеть, пока не закрылся, форму новую выдадут, ночью погоны золотые пришивать на парадные кителя цвета морской волны, дел уйма.
Женя проходил службу в Ташкенте, на Высших курсах МВД СССР по подготовке квалифицированных кадров для «Царандоя» и войск Главного управления защиты революции Демократической Республики Афганистан. Будучи командиром взвода батальона специального факультета, проявил себя как грамотный, эрудированный, дисциплинированный офицер. В короткое время сумел изучить национальные и исторические особенности своих подчиненных, их язык и мог проводить занятия на дари и пушту, благодаря чему за короткое время завоевал уважение подчиненных и сослуживцев. Принимал непосредственное участие в выполнении почётной интернациональной задачи по оказанию помощи афганскому народу в защите завоеваний апрельской революции. Был женат. В конце 1986 года трагически погиб, тело нашли на окраине Ташкента, в длинном, не глубоком арыке.
А длинно пишу, помню о тебе, Женя. «Пятый день, восьмой километр, только кустики мелькают». Аминь.
Глава 2 Виттштокский полигон
Наряд по кухне считался самым бестолковым, изматывающим и суетным. То ли дело заступить в караул, или дежурным по парку, чистота и порядок, никакого сравнения. В нашем полку 1320 человек на довольствии, если часа три поспит дежурный по кухне за сутки, так и повезло, остальное время надо бегать по полку и этажам столовой с трудноисполнимой задачей везде успеть – получить продукты со складов, организовать и проверять уборку помещений, мытьё полов, посуды, чистку картошки, закладку продуктов, раздачу масла и хлеба. В наряд по кухне заступили почти всем противотанковым взводом, по штату и по списку у меня тридцать шесть человек, а заступило тридцать. После ужина смена, час на сдачу, а то и два, потом домой.
Дождь моросил, дорожка асфальтовая вдоль длиннющего бетонного забора серебрилась от света редких фонарей, не привычно как-то, двадцать восьмое декабря и дождь. Первая моя зима в ГСВГ. Домой идти приятно, воздух свежий, после суток на кухне, прямо есть разница. Голова чугун, скурил больше пачки, да и спал не много, главная теперь мысль, домой, сапоги снять и горизонтально, пузырёк на середину. Слава богу не иду завтра на подъём, а просто к восьми, как нормальные люди.
Через два часа стучат в дверь, да громко, барабанят прямо. У нас с прапорщиком Пентюхом, квартира на две семьи, на четвёртом этаже панельного дома. Ну, дай бог к нему! Не охота вставать. К двери подошла жена Пентюха, говорит: «Сейчас позову» и к нам постучала. Да я уже в галифе, уже подтяжки надел и носки натягиваю. Посыльный в коридоре говорит, что командир полка вызывает, срочно.