Год Николай проходил лечение, учился и подрабатывал, чтоб они с женой не зависели материально от мамы и бати. У Клары не было образования, поэтому она работала сначала учеником токаря, потом токарем. На работу из дома мчалась бегом, чтоб лишнюю минуту дома не сидеть. С работы чаще задерживалась, гуляла, рассматривала витрины огромных магазинов, каких у них в городе не было, представляла себя в платье, надетом на манекен, ждала Николая из института с последней пары или из библиотеки. Зимы были теплые. Взявшись за руку, они шли к остановке автобуса, заглядывая в окна домов, где на кухнях, уже одетые по-домашнему хозяйки готовили ужин, кормили свои семьи, занимались с детьми. Было так уютно на душе, от вида стоящих на столах цветов в изящных вазах, кухонных плафонов, массивных шифоньеров. Они мечтали, что когда –то и у них будет свой дом, где они все с любовью обставят, повесят красивые шторы, где по вечерам будет полумрак в спальне, где будут бегать их дети – мальчик и девочка.

      Дочка родилась, как и предполагал старый доктор, через год, в июне. Родилась недоношенной на целый месяц, слабенькой и маленькой, но в роддоме малышку выходили. Мама Клары прислала деньги на приданое ребеночку и выслала огромную посылку с распашонками, ползунками, пеленками. Сестра Николая радовалась ляльке, играла с ней, как с куколкой, когда Кларе надо было или чаю попить с молоком, или пеленки постирать. Клара даже ревновала дочку. Долго спорили, как назвать ребенка. Клара хотела Анжелой. Свекровь расхохоталась, подняла ее на смех. «Надо же, Анжела Дэвис!» Николай хотел Светланой. Нина назвала Кирой. Так и оставили. Родителям показалось, что это самый удобный вариант – перекликается именем Клары.

      Дочка постоянно плакала: то животик болит, то температура, то носик мокрый, то кашель непонятный. Свекровь Клару поедом ела, говорила, что та никудышная мать.

И у нее пропало молоко. Тогда Зоя Егоровна заявила, что пойдет на пенсию и сама займется ребенком, что сноха безрукая и безголовая. И тут Клара испугалась не на шутку. Написала родителям отчаянное письмо. Ответ отца был категоричный: «Приезжайте домой. Втроем. Насовсем». Родители хотели любыми средствами сохранить семью, видели, что Клара близка к срыву. Зоя Егоровна поняла, что Клара сообщает все родителям, испугалась, что сват может приехать за ними лично, и мало здесь никому не покажется за их репрессии. Она сдалась.

В начале сентября Коля начал учебу, а в конце написал заявление о переводе в другой ВУЗ. Он прикинул: городок хороший, хоть маленький и далеко от центра России, но он ему знаком и понятен, ему там было комфортно, хорошо служилось, там есть филиал Московского уважаемого института, есть перспективы и в работе, и с квартирой постепенно вопрос решится. Главное – Кларе будет там спокойно, она перестанет плакать, теща с тестем им будут помогать всем, чем могут и не могут. А он всегда со всеми найдет общий язык.

Кире исполнилось четыре месяца, и молодая семья снялась с места, только не на Юг, как перелетные птицы, а на Север. Собрались быстро. Половину вещей отправили по почте. Тесть встретил с поезда на машине. В военный бобик – по тем временам роскошный транспорт – вошли все вещи. Собственно, за недолгую совместную жизнь вещей было приобретено немного: три платья у Клары, плащ, туфли летние, пальто и осенние боты, в которых приехала. У Николая один костюм на все случаи жизни, три рубашки и две пары туфель-тоже летние и демисезонные. Кира в пеленках и одеялке. Зимнего еще, к счастью, ничего не покупали. На новом месте теща все приготовила и на зиму, и на весну.

3

Жить стали у родителей Клары. Снова у родителей. Им выделили отдельную комнату возле кухни в трехкомнатной квартире. Теща с тестем и сестрой Клары – в двух смежных. В спальне родители, а в проходной, гостиной –Лена. В доме – по тем временам, элитном – изначально квартиры давали военным, строителям, начальникам. Все друг друга знали. Николай вел себя солидно, тем не менее, любопытные соседки интересовались, почему Клара не прижилась у свекрови. «Дочь есть дочь. Маму никто не заменит. А сын – всегда отрезанный ломоть», – шутила Полина Ивановна.

В вечер приезда сели ужинать в гостиной, где обычно и накрывали с приборами к обеду и ужину. На кухне ели редко, только если быстро, и надо было бежать всем по делам. Тем более, что там стоял неудобный – новомодный стол-тумба, который куплен исключительно как дань моде. Но теща новую мебель не жаловала. Ноги задвинуть некуда. Полина Ивановна напекла пирогов с картошкой и мясом, выставила соленья, соленую горбушу, салаты. Тесть поставил на стол вино. Он ставил в огромных двадцатилитровых бутылях шампанское из крыжовника и других ягод. Потом разливал по бутылкам из-под шампанского, закупоривал пробками и заливал воском. У него была своя особенная технология, которую он описывал в специальной тетради. Записывал наблюдения – с какими ягодами лучше пенилось, играло и был самый лучший букет. Его шампанское получалось не хуже заводского «советского». Пробка вылетала с хлопком, шампанское пенилось и играло. Юрий Алексеевич очень гордился им и любил удивлять гостей. Сегодня они тоже пробовали игристое из разных бутылок, сравнивали с прошлогодними вариантами. К концу вечера так надегустировались, что Николай потерялся в прямом коридоре, а потом пытался прилечь в детской кроватке.

– Папа, разве так можно спаивать? – укорила Клара Юрия Алексеевича после того, как уложила подвыпившего Николая.

Отец сидел за круглым столом, облокотившись на спинку стула, довольно жмурился, как сытый кот, посматривая, как жена с дочкой расставляли в буфет чистую и протертую посуду.

– Да мы понемножечку, Кларонька. Не ругайся.

Клара поцеловала отца в щетинистую щеку.

– Спасибо тебе за все, папочка….

– Да… а как иначе?

На кухне она подошла к матери и прижалась к ее плечу.

– Ну, что, милая, досталось тебе? – спросила Полина Ивановна.

– Ага, – всхлипнула Клара, но сразу отогнала от себя все воспоминания. Ей было невыносимо хорошо дома с близкими, где никогда никакого упрека, ни грубого намека, не то что слова. – Никогда не буду вспоминать их. Никогда не поеду туда. Пусть Коля сам едет проведать своих родственников.

–Ничего –ничего, доченька, надо уважать родителей мужа. Чтоб он знал, что чтишь их, что его любишь, что благодарна им за все…

– За что мне их благодарить?! За злобу? За способность припоминать в запале все, что я говорила откровенно, за то, что не прощали никаких моих промахов?? Да они сами – то святые??

– За то, что мужа тебе воспитали хорошего, доброго, умного. Что он любит тебя. За дочку свою. А промахи…так ведь она не твоя мать. Промахи прощает только самый близкий человек. И самый любящий. Остальные – просто пропускают мимо. Прощать ведь тоже надо учиться. Это непростое дело. Не каждому по силам… Не хочешь – не езди. А Киру потом отпускай с ним туда. Пусть будет больше у нее бабушек и теток. Больше родни – больше любви твой ребенок получит. И плохо при дочке о них не говори. Счастливее вырастет. Без злобы к людям. С чистой душой. Когда дитя растет в любви, оно и счастливее, и здоровее, и сильнее.

– Не знаю, мамочка. Я подумаю.

– Ну вот и хорошо. Вот и умница, – Полина Ивановна умела завершать трудные разговоры так, как будто они уже разрешились положительно, как она хотела.

Коля сразу решил вопрос с переводом в институт на вечернее отделение, другого пока в городе не было. Люди приехали строить город и завод уже с образованием, поэтому открыли пока вечернее отделение, чтоб рабочие со стажем и с дипломом техникумов могли продолжить учебу. И вопрос с работой решился, он устроился в один из престижных цехов. Сразу стало понятно, что есть перспектива роста, особенно когда институт будет окончен. Год авиационного института у него уже есть.

Через несколько месяцев ему предложили заменить мастера на время болезни. Потом на время отпуска. Потом совсем. «Неизвестно, складывалось ли у меня все так хорошо и быстро, останься я дома?» – думал он. Коля быстро почувствовал вкус хороших денег, в цехе платили зарплату выше, чем в целом по заводу. Купил себе два костюма: черный и бежевый, несколько пар обуви, добротное зимнее пальто с каракулевым воротником.