— Эй, девушка! — Осверин очаровательно улыбнулся разносчице, хотя ее внимание куда больше было приковано к широкоплечему высокому мечнику. — Принеси-ка нам ужин и вино, да поскорее!

Сверкнула, исчезая в кармашке передника, монетка, и девчонка умчалась.

А менестрель сменил нежные переборы на многозвучные аккорды и даже как-то распрямился, приосанился в тон своей игре. И запел.

Голосом вполне особенным, без того скрытого волшебства в каждом его звуке, способном уводить за собой в дальние дали, но чистым и мелодичным. Пел он о сперва о драконе, поверженном храбрым воином, потом о русалочьей запруде — и, наконец — о сокровищах.

Из богатств, какие не видел ты, тайный клад

Сокрыт под замком и зарыт, запрятан во тьме,

И лишь законный наследник его, герой из старинных баллад,

Сможет его отыскать и забрать себе.

А гордые лорды будут напрасно ковать клинки,

Друг другу зубы ломать и крошить скелет,

И храбрых и доблестных вровень ему наш не знает свет.

Музыкант заиграл проигрыш, а Аскольд наклонился к уху Осверина, чтобы с ленцой спросить:

— Как думаешь, хоть сколько из спетого им сейчас — правда?

И на удивление его побратим не расплылся в улыбке и не хихикнул, подтверждая, как опасно доверять балладам. Напротив — Осверин явно серьезно задумался, теребя сережку в заживающем ухе, и вряд ли слышал слова мечника.

Тот из чистого упрямства повторил вопрос.

— А? Правда ли?.. — казалось, менестрель растерялся. — Если тебе так интересно, я могу у него спросить. Тебе-то он не ответит, а вот мне… Только дождемся, когда он закончит.

Они никуда не спешили — а потому время провели с удовольствием, тем более что хорошенькая разносчица накладывала им больше положенного да все стреляла глазками в сторону Аскольда.

— Та пришелся ей по душе, — с набитым ртом заметил менестрель. — Может, почтишь ее своим вниманием?

Мечник в ответ хмыкнул:

— Рииин, помнишь нашу первую встречу? Я не знал, как отделаться от светских прелестниц, а ты предлагаешь мне девчонку из трактира. Ну уж увольте! Когда соскучаюсь по женскому вниманию, обращусь к красоткам поизощренней.

Осверин хихикнул, не переставая работать челюстями.

— Вас понял, милорд. Однако напрасно ты думаешь, что она не… Оо, вот это неожиданность! Смотрите-ка, они знакомы! — он проводил взглядом музыканта, который, доиграв, спрыгнул со стола и подсел к тем богатым господам, тут же ухватив с чьей-то тарелки кусок пирога.

— Это что-то меняет? — Аскольд, хоть убейте, разницы не понимал, но с готовностью подобрался, прикидывая варианты в голове.

— Это меняет многое! — зашипел ему брат, разом понижая голос. — Эту песню я слышать раньше не слышал, хотя мотивчик знакомый. Поется в ней про клад, который один благородный лорд спрятал от другого, и вот уже тут есть богатенькие товарищи, тогда как…

Один из спутников менестреля встал со скамьи и, посмеиваясь, удалился за местной красавицей на второй этаж с комнатами для постояльцев, и Осверин подорвался с места, не закончив фразы. Ловко лавируя между выпивохами, разносчицами и прочими, он в несколько секунд преодолел весь зал и плюхнулся на освободившееся место, уже панибратски хлопая музыканта по плечу.

— Как редко встретишь достойного товарища по области искусства!.. — донеслось до мечника, и тот усмехнулся в свой бокал. Осверин мог заболтать кого угодно, было бы желание.

Вскоре менестрель уже активно жестикулировал под восторженным вниманием Рина, а один из его сотоварищей то и дело рвался его исправлять.

А часом спустя они впятером, в разной степени опьянения, резались в кости, ещё спустя несколько лучин спутник менестреля, бывший, видимо, за главного, вытащил из-за пазухи и поставил на кон какую-то свернутую в трубочку бумагу… Еще четвертью часа позднее он проиграл ее. И тогда Аскольд, виновато раскланиваясь, цепко взял хихикающего и пошатывающегося побратима за плечо и отвел на свежий воздух, трезветь да приходить в себя. А тот счастливо улыбался.

Оказавшись за дверью, Осверин мигом растерял часть хмельной мути, почти совершенно трезво и совершенно по-деловому развернув выигранный свиток.

— Я ответил на твой вопрос? — спросил он, передавая бумагу мечнику.

Аль пробежал ее глазами, попутно меняясь в лице: на нем промелькнуло недоверие, затем любопытство, потом воодушевление, изумление и снова любопытство напополам с пробуждающимся азартом.

Свиток гласил: виконт такой-то вручил двум своим подопечным награду полновесным золотом за то, что они в целости и сохранности доставили из склепа побочной ветви дома Виттов увесистый сундук с оставшимся нетронутым замком.

— Изумительно, — похвалил Аскольд, разглядывая карту с пояснениями. — Но как ты узнал?

— Я увидел, — улыбнулся Осверин то ли пьяно, то ли скромно. — Знаешь, когда поешь о том, что сам выдумал и хочешь, чтобы другие тебе верили, ухмыляешься так, словно у тебя на руках все доказательства. А вот он не ухмылялся. Значит, что-то и вправду знал — ну, я и решил проверить…

— Ты просто монстр!

— Всего лишь менестрель. Мое дело — рассказывать людям сказки…

— Так, это что, замок виконта?!

— Ну, видишь надпись «з. виконта»? Очень похоже на его замок.

— Не ерничай.

— А ты не делай вид, что святой!

— Но это же бесчестно, замок, и мы, и там… Но и присваивать себе чужой фамильный Артефакт тоже было бесчестно… Ааааа!

Второй голос ехидно хмыкнул, в кустах еще повозились, и возле подъемного моста лордского замка стало совсем тихо.

Немного погодя второй голос тихонько кашлянул:

— Черт, это же замок виконта!.. Пролезть туда будет сложнее, чем я думал.

— Мы туда не полезем.

— Так ты все-таки…

— Я приеду с дружеским визитом, а ты и вовсе менестрель — вас где угодно пропустят без вопросов.

— Резонно. Слушай… а мне нравится! Да, отлично! Это может сработать.

Кусты шевельнулись еще раз, голоса смолкли, и воцарилась полная тишина. Вдалеке крикнула какая-то ночная птица — и залитые луной владения виконта остались безмолвны, как и должно было быть в глухой ночной час.

Виконт, обладатель королевских привычек и стремительно таящей казны, был немало искушен в устроении праздников. И в этот раз, по общему мнению, было ничуть не хуже, чем обычно. Если и не лучше. И были на то причины…

Педантом хозяин не слыл никогда, и потому менестрели забредали к нему как хорошие, так и не очень, а гости иногда встречали своих раздражающих соседей, которых до этого умудрялись избегать поколениями. Но в тот вечер общество было как никогда приятно: младший лорд Витт, заглянувший на огонек первый раз в этом сезоне, с удовольствием купался в лучах всеобщего внимания, а женского — особенно. Дамы были в восторге: красавец, статный, с лицом открытым и привлекательным, он хорошо рассказывал и хорошо танцевал, обходился со всеми так, чтобы никого не обидеть и в общем каждому поднимал настроение.

Кроме того, в этот раз один из менестрелей, всем как-то смутно знакомый, был необыкновенно хорош: музыка так и лилась, приглашая за собой в счастливый прекрасный мир. От нее хотелось улыбаться и танцевать, и еще бокальчик вина, что все с удовольствием делали и пили, а потому мало кто замечал, что музыкант то и дело закрывал глаза, уходя в себя. Словно играл он не аккомпанемент к танцам, а преподносил всего себя, без остатка, обращаясь полностью в звучание струн. Менестрель играл, словно дышал, и это было ему так же необходимо, сколь легко издавать звуки с помощью всего лишь шести струн.

Его украдкой дернули за длинную светлую косу на второй репризе.

— Осверин, очнись! Ты как, в себе еще?

Он и не подумал обижаться, только кивнул, не открывая глаз.

— Возле западной башни, — мелодичная смена аккорда, — ровно через один танец, — возвращение к предыдущему сочетанию нот, — и прихватишь канапе для меня?

— И не подумаю, — любезно улыбнулся Аскольд и тут же обернулся к хрупкой очаровательной женщине, кажется, двоюродной сестре хозяина замка, гостящей у него в последнее время. — Миледи, глядя на вас, я вижу, какими же сокровищами в своем доме располагает ваш брат виконт. Я завидую ему, право слово!