Когда принц прошел к остальным гостям, возле него мелькнуло розовое платье и золотые волосы. Кто знает, может быть, леди Леоноры?.. Громко играла музыка, гости веселились, и вот-вот должен был прийти Его Величество — вечер, определенно, удался.

— Вечер, определенно, удался! — выпалил Осверин, раскрасневшийся от выпитого вина, но не утративший живость ума, а только приобретший веселья. — Леонора присмотрит за принцем, ее сестренка — за тем графом, с дурацкой фамилией, который так легко вышел из Тайного Совета за неделю до смерти Его Величества. А ее преданный поклонник, юноша из младшей знати — еще за кое-кем…

Король Рогар, мельком поглядывая в зеркало, пристраивал драгоценную застежку на плащ. Мысли его были заняты людьми, которые ожидали его внизу, и их целями, планами, потаенными мыслями.

— Уверен, кто-то из них точно бунтарь и изменник. Но найдем ли мы всех? — Рогар вздохнул. — Сколько же лишней работы эти болваны доставляют короне!

Аскольд, вырвавшийся из зала лишь ненадолго, благоухающий сладкими запахами и тоже немного вином, похлопал друга детства по плечу.

— Ты становишься настоящим королем, Ро.

Тот усмехнулся как-то безрадостно — но и отчаяния или усталости больше не было в его голосе. Его Величество Рогар Эрион, первый своего имени. Через несколько лет его будут подписывать в летописи как Справедливого, но это время еще — хорошо ли, плохо ли — не пришло.

========== 13. Казнь по справедливости ==========

С этого вечера каждую ночь, иногда засиживаясь до самого рассвета, Аскольд, Осверин и Рогар разбирали приносимые им сведения, складывали теорию за теорией, доказывали или опровергали их. Спорили, исчертили безумное количество бумаг, узнали столько лишнего, что порой хотелось отмываться в парильнях, пока невольно нарисованные воображением картинки не стекут вниз мыльной пеной. В какой-то степени они создали свой Тайный Совет, «тайнее тайного», как сказал один раз Аль, посмеиваясь и стараясь не зевнуть, пока за окнами занимался рассвет.

А их дни занимала дворцовая рутина, колесо которой не останавливалось никогда, и лишь набирало обороты по мере того, как новый король собирал всю власть к своим рукам взамен окоченевших отцовских.

Это была тяжелая, выжирающая силы дочиста работа. Порой даже тяжелее ратной.

Пиратский вопрос пока еще терпел, северяне были бессильны до наступления зимы, у монахов и магов что-то случилось, и об их войне не было больше слышно ни слова. Оставались только работорговцы, Тайный Совет, да все ближе подкрадывалась зима, грозящая принести с собой кровь и боль.

Не один раз Осверину приходилось, хохоча и прикидываясь пьяным, пробираться в личные спальни и леди, и их служанок. Аскольд на следующем приеме с самым невинным видом выплеснул бокал вина на придворного, как им стало известно, прячущего в нагрудном кармане отравленный порошок. Молодой лорд Витт рассыпался в извинениях за свою неловкость перед ним так искренне, что придворный сам почувствовал себя виноватым. А Рогар тем временем тихо, по одному или по двое, снимал с должностей и отправлял в замки своих верных людей, уличал в связях с работорговцами и казнил в самых дальних подземельях, таких, крики откуда не долетали даже до рядовых темниц, и улыбался, улыбался, приглашал повеселиться и с легкой руки приглашал занять невзначай освободившиеся места тех, в ком был уверен он и двое его самых близких соратников.

И лишь один заговор, последний из всех, он обнародовал с шумом и помпой. Это легко удалось устроить — все тщательно скрываемые карты были у Его королевского Величества на руках.

За неделю до тех событий троица стратегов грелась на солнце уходящего лета. Осверин перебирал струны гитары, дописывая новую мелодию, Аскольд читал, щурясь от яркого света. А Рогар сидел на столе, держа в одной руке бокал, а в другой ворох записок, и жестикулировал, пока говорил. Его движения были полны энергии и жизни, рыжеватыми волосами играл теплый ветер, а бокал пронзали солнечные лучи, и казалось, словно молодой король только что сделал глоток жидкого янтаря.

— О, посмотрите, какая прелесть! — воскликнул он. — Если бы все новости подавали так подробно и обстоятельно!

Аскольд демонстративно прикрыл книгу, вложив палец между страниц, и протянул руку.

— Нет, лорд, я лучше сам прочту! — в голосе Рогара звучали азарт и затаенное предвкушение игры. Аль знал эти интонации всю свою жизнь — и только улыбнулся, радуясь, что это уже совсем не тот парень, который ронял голову в подставленные руки, стонал от бессилия и смотрел затравленно и безнадежно.

Осверин наиграл мелодию, какую использовали комедианты, зазывая к себе народ, и театрально взмахнул рукой, передавая слово королю. Аскольд хмыкнул, пряча смешок.

И Рогар, вот так, сидя на столе в лучах золотого солнца, зачитал спланированный, по-своему идеальный сценарий собственного убийства. Когда он закончил, повисла тишина.

— Тебя бы ничего не спасло, Ро.

— Но в этом что-то есть, — заметил менестрель. — Расскажем всем, как обстояли дела, кто, как и с кем все это устроил. Каждого причастного уже не отмыть от участия в этом заговоре, и, наверное, ни один заинтересованный не остался в стороне. Тут есть даже несколько новых имен!

— Занятно, да? — король подмигнул им.

Аскольд и Осверин переглянулись и кивнули. Убийство было назначено на первый день осени — и у них оставалось достаточно времени, но работы предстояло немерено.

В ту ночь их постели так и остались пусты, а в кабинете, облюбованном, казалось, так давно, в прошлой жизни, до самого утра не замолкали голоса.

И вот неделей позже Его Величество Рогар Эрион, в сияющей короне, с чуть печальным, но решительным видом предстал перед народом. Толпа ликовала, как бывает всегда, когда король молод и красив, а возведенные подмостки обещают настоящее зрелище.

— Жители моего родного города, — начал Рогар, и толпа взревела от восторга в предоставленную ей эффектную паузу, — верные короне славные люди! Сегодня здесь будет вершиться королевский суд, и ваше слово сыграет в нем решающую роль.

Толпа, не успев смолкнуть, заорала и захлопала вновь. Магия усиливала голос Его Величества так, чтобы он летел над площадью и был слышен всем, кто хотел бы услышать своего короля.

— Перед вами предстанут люди, которые хотели лишить меня жизни, — хор людских голосов взял осуждающую ноту пониже, — и один из моих друзей, по чистой случайности дернувший за лишнюю складку на платье служанки, — гул сменился одобрительным свистом и улюлюканьем, — на наше счастье заполучил одно важное письмо себе. Мои защитники приняли меры — и мы узнали все, что должно было случиться сегодня.

— Мы хотим знать! — выкрикнул кто-то из толпы.

— Да, расскажи нам!

— Расскажи!

В тени устроенного для короля навеса Осверин, сидящий на перевернутой бочке, закинул ногу на ногу и посмотрел на побратима взглядом «ну-я-же-тебе-говорил».

— Признаю, ты был прав, — усмехнулся лорд. — Все-таки народ по природе своей жесток и любопытен и жаждет развлечение себе под стать.

Рогар дождался, пока люди угомонятся, и благосклонно кивнул.

— Мне нечего скрывать от вас, не я же спланировал свое убийство. Сегодня вечером слуга, приносящий мне почту, должен был быть устранен. Не получив почты, я бы закончил свои труды необычно рано, раньше моих советников и раньше, чем слуги обыкновенно приносят в мою спальню столик для умывания. И там, в одиночестве, я нашел бы в еде действующий за четверть часа яд — и, находясь там, где меня не ждали бы мои люди, я бы умер, не получив ничьей помощи и не огласив даже последней воли. А убийца — вернее, убийцы — остались бы чисты, никем незамеченные и не уличенные.

— Яд — оружие женщин и калек! — снова крикнули из народа, и остальные поддержали этот возглас.

— Убить в собственной спальне — как подло!

— Боги проклянут виновных навеки!

Рогар снисходительно улыбнулся и поднял руку, призывая к тишине. Его послушались, и по толпе пробежал только тихий шепот. Король продолжал: