Мигель тронул его за плечо, когда в очередной раз поймал отсутствующий взгляд.

— Ты как, Юдж? Что-то не то с нашим магом, господа!

— Голову напекло, — буркнул клирик.

Маг дважды моргнул, возвращаясь в реальный мир.

— Все неплохо, — Юджин пожал плечами, улыбнулся своей обычной тенью улыбки, — а вот у рыжего на солнце нос сгорел.

Хьюго потер облезающую кожу на веснушчатом носу и глупо улыбнулся. Монах, мельком взглянув не него, махнул рукой.

— Да у него всегда так, это нормальное состояние…

Говорить больше было нечего, и Эв отвернулся, а наемник только пожал плечами, берясь за поводья.

Вокруг них расстилались пустоши, необъятный простор и безграничная свобода. Кто не мечтал о таком?..

Квартет держал путь на свою легендарную цель.

*

Из лавочки всяких колдовских вещиц, гордо считавшейся если не самой лучшей в столице, то уж точно самой пыльной и безопасной для тех, кто стремится сохранить тайны имен, вышла молодая цыганка в нарядных пестрых юбках. Она выглядела донельзя довольной, быстро пряча что-то в один из многочисленных кармашков, и придержала за собой дверь с поистине удовлетворенной улыбкой. Зрелище, по правде сказать, не внушающее такого же восторга всем остальным, склонным к предрассудкам в особенности — мало ли что… За девушкой степенно вышел, едва протиснувшись между дверью и косяком, толстый, с глубокомысленным выражением на морде котяра.

— Все готово, ваше величество, — проворковала цыганка. — Зря вы не торопитесь, ой зря!

Кот коротко мяукнул басом и, переступив пару шагов на месте, уселся на мостовую. Он медленно, с удовольствием зевнул и глянул на свою спутницу выжидающе, мол, что делать будешь, красавица?

Она, фыркнув, сгребла его в охапку и пошла по улице как ни в чем не бывало. Котяра обвис в ее руках, напоследок отрывисто мяукая и смотря вокруг с таким же задумчивым выражением на широкой морде.

Дойдя до своего излюбленного излома улицы, выводящей на Базарную площадь, цыганка присела на широкий карниз одного из домов и, отпустив своего толстого друга, принялась шарить по скрытым в складках одежды карманам. Мимо ходили люди, кто-то спешил, кто-то неспеша прогуливался, и мало кто удостаивал девушку внимательным взглядом — на таких, как она, было не принято пристально смотреть. И все же чья-то тень заслонила солнце, встав перед ней.

Гадалка подняла голову, даже не пытаясь скрыть раздражение.

— Погадаешь мне, цыганка? Судьба, прошлое там, будущее, всякое разное… Не?

Это спрашивал немолодой, раздавшийся от беспощадных лет и пива вширь горожанин, не богатый и не бедный, слегка нетрезвый, но еще при деньгах. В раскрытой ладони, словно собирался гадать сам, он протягивал медяк.

Девушка подбоченилась.

— Кто же это за судьбой своей бегает? Я тут не народу на потеху сижу, между прочим, и тем более на заказ не гадаю. Шел бы ты, дядя, куда собирался — она мотнула курчавой головой вдоль улицы.

Слова ее не возымели действия. Впрочем, на это она и не рассчитывала.

— Судьбу, прошлое, будущее знать хочу, — упрямо повторил мужчина, — жалко тебе что ли? Скажи, да я и пойду. Не упрямься, цыганская девица.

— Да не гадаю я!

— Ну чего тебе стоит, не упрямься, а?

Кот выступил вперед и противным голосом мяукнул, на этот раз протяжно, звучно, и настойчивый любитель пива вздрогнул, едва не выронил свой медяк.

— Не гадаю сегодня, дядя.

— Ну я же плачу тебе, посмотри, плачу! Почему нет?!

Цыганка отодвинула котяру ногой в сторону, подбоченилась и совсем уж задрала подбородок.

— Так уж и быть, будет тебе предсказание. Забери обратно свои гроши и считай это моим подарком, глупый ты человек! — девушка нахмурилась и кашлянула, меняя голос на более мрачный, грубовато-низкий. — Двоякая грядет погода: все погибнет или же расцветет в одночасье, но не нам решать, а другим, которые не знают об этом! — она помолчала, обдумывая собственные слова, на самом деле вырвавшиеся по собственной воле, не от ее разума, и добавила своим обычным тоном, глядя горожанину в лицо: — а ты баран! Это я тебе точно, как знающий человек говорю, уж поверь.

Тот почему-то побагровел, пятясь от этой сумасшедшей. Через несколько шагов попал в людской поток, и толпа утащила его за собой, вынуждая двигаться в общем направлении. Цыганка только хмыкнула.

Наконец из ее бесконечных карманов появился слабенький энергетический кристалл и рыбий хвост для кота. Тот медленно моргнул от удовольствия и потянулся к еде, а девушка даже присела на корточки, чтобы быть поближе к животному, погладила его пушистую шею — и от ошейника, наполовину скрытого в толстом мехе, отстегнулась тонкая, удивительной работы цепочка с кулоном в виде рыбки — все из настоящего серебра.

— Ну, заслужил, заслужил, — ворковала гадалка, наглаживая котяру. — Теперь и дела делать можно.

Она разломила кристалл. В воздухе запахло раскаленным воском и солью, над разломом зажегся светлячок высвободившейся силы — не слишком много, но все-таки кое-что; и цыганка уверенно сунула рыбку-подвеску прямо в желтое свечение, а та тут же нагрелась, впитывая силу.

— Что нового на этот раз, миледи? — раздался бархатный печальный голос, даже сейчас звучащий покровительственно-спокойно, и потому царственно.

— Ваше величество, — по привычке наклонила голову девушка, — вы будете довольны…

Из богато и с явным вкусом расшитого паланкина легко, с девичьей грацией выпрыгнула красивая женщина в легком восточном наряде. Она даже не обернулась на своих людей, прямиком направившись к гадалке…

*

Утес, просто Утес, без всякого названия, возвышался над водной гладью с суровой неотвратимостью древнего великана, глухого и слепого к копошению маленьких тварей вокруг. Век этой скалы был долог, она застала еще те времена, когда здесь царила первозданная безлюдность. Потом ее нарушили вторгшиеся сюда со своими знаменами пришельцы, приплывшие, по легенде, из-за моря, из Замирья, и принесшие с собой огонь, колдовство и войны. Именно они, перед тем, как вернуться обратно в свой мир, выстроили на гигантском, далеко вдававшемся в море камне маяк для своих будущих кораблей и повелели ждать их вечно.

Так гласила странная легенда. Кто были эти существа? Зачем приходили и почему не остались, раз их дела шли хорошо?.. Впрочем, все это было бы лучше спросить у них самих, когда-нибудь при встрече. А пока на Утесе стояла круглая башня, в которую самые ученые люди Обитаемых земель веками собирали самые ценные знания, и они хранились там под надежной защитой: путь в Библиотечную Башню был строжайшей тайной, принадлежащей королям, поклявшимся хранить ее на благо народам. Так и было все эти годы.

Недавно прошедшая буря расчистила небо, разогнала наползшую с Островов жару, и теперь летние деньки стали по-настоящему блаженными. Белые клочья редких пушистых облаков, легкая свежесть в воздухе и морской бриз, как всегда, пахнущий солью и водорослями — благословенный покой снова был на Утесе. На фоне ясного неба башня казалась золотой в солнечном свете. В приоткрытых окнах плясали солнечные зайчики, отраженные разноцветным стеклом, и внутри, должно быть, были слышны крики носящихся в воздухе чаек. Славный, светлый день.

Четверо всадников выехали из-за скалы. Лица их загорели от солнца, одежду покрывала пыль, а на губах блуждали улыбки. Придержали лошадей и, прикладывая ладони козырьками к глазам, замерли в восхищении. Путь их сюда длился больше месяца, иногда простой и прямой, временами — в полной темноте… И это стоило того, на самом деле.

— Я ждал чего-то менее внушительного, — щурясь на ярком солнце сказал вор. Рыжий выглядел довольным и сиял, как медное блюдце — впрочем, так было почти всегда.

А вот что Эверард сменил кислую издевательскую улыбку на подобие обычной, общечеловеческой — вот это и впрямь редкость. Но слова его все-таки были такими, какие можно было ожидать от него:

— Если изнутри башня окажется такой же впечатляющей, как и снаружи, я начну верить в успех нашего предприятия, — пробормотал он. — Посмотрим…