– И что за задача? – улыбнулся сириец.
– Следить, чтобы его кубок был полон красного церковного вина для причастия.
Аль-Джуляни хмыкнул, иронизируя над пристрастием их рыжего куратора к алкоголю.
Рыжий в то время выслушивал доклад начальника службы безопасности аль-Гизаи.
– Уважаемый брат! Силами наших спецслужб мы обезвредили и обезоружили иностранного агента, замышлявшего худое. Возможно, он будет интересен твоей персоне.
Рыжий бросил затуманенный взор на аль-Гизаи.
– А ну покажи, кому мы сегодня отрубим голову в режиме прямой трансляции!
Громкий хохот окатил помещение трапезной. Так оглушительно смеялись моджахеды над веселой шуткой их белолицего брата и начальника.
Через минуту на пороге трапезной в сопровождении четырех моджахедов появился Виктор Лавров. Он посмотрел на рыжего и замер на месте:
– Густа-а-в?
Да, это был Густав Стурен, ученый-археолог, географ, палеограф и полиглот. Канадский миллионер и потомок выходцев из украинского шведского поселения. Эх, сколько приключений выпало на долю Виктора и Густава в Республике Сомали, на волоске от смерти, на острие у жизни! С каким отчаянием они боролись за себя! Как смогли подружиться, будучи почти врагами! Говорят, что крепче такой дружбы не бывает. Но время прошло, и вот уже Густав здесь, среди боевиков «Ан-Нусры».
– Викто-ор! О май гад! Витя-а-а! – подпрыгнул Густав и кинулся обнимать Лаврова.
Вся мусульманская верхушка группировки была в шоке. Их куратор обнимал этого шайтана-европейца! Минуты три Виктор и Густав общались обрывками фраз и междометиями, причем на непонятном окружающим русском языке.
– Похужел, но возмужал! – сказал Густав вместо «Похудел, но возмужал», когда схлынул первый поток эмоций.
– Я скучал по тебе! – улыбнулся Лавров. – Где бы мы еще встретились?
– Я молился за тебя и за твоих украинцев, Виктор! – серьезно ответил Стурен. – Семья, братские узы – вот то оружие, что хранит наши народы.
– Да уж, – многозначительно произнес Виктор и оглядел бандитов.
– Я молюсь, чтобы это оружие осталось прочным, – продолжил канадец.
– Ты помнишь, в пещере на окраине селения Зейла голос Иисуса из черного камня велел, чтобы обсидиан был со мной? Он и сейчас со мной… был со мной. – Виктор осекся. – Отобрали.
– Братья! Это мой друг и брат – украинский ученый Лавров! – обратился к моджахедам Стурен. – Надеюсь, и для вас он станет другом и братом! Верните Виктору его вещи!
– Но, уважаемый, – начал Ахмад аль-Гизаи, – он чуть не убил нашего снайпера! А потом пытался сбежать из Маалюли.
– Ахмад! Это мой друг и брат! Тебе этого мало? – побагровел от злости и без того краснолицый Стурен.
Канадец подал знак, и перед украинцем поставили пару тарелок с арабскими закусками – хумусом, массой из перетертого зеленого гороха с кунжутным маслом и всевозможными пряностями, и мутабалем – тоже массой, но из печеных баклажанов с чем-то, напоминающим кефир. И то и другое ели со свежим лавашем. Тут же поднесли кубок с вином, от которого Виктор, понятное дело, не отказался.
«Вот тебе пожалуйста: с корабля на бал. Или, как говорила моя соседка тетя Сара, с парохода на концерт», – подумал Виктор, который никак не мог поверить, что фортуна в очередной раз улыбнулась ему.
– Вздрогнули? – поднял кубок Густав.
– Еще как! – согласился Виктор.
И старые друзья, чокнувшись, выпили.
– Поешь чего-нибудь, Викто́р! Когда любишь человека, хочется, чтобы он ел. Если само сознание Иешуа решило, что ты хороший человек, значит, ты хороший человек. Смелый и отважный, чтобы спасти много жизней. Но великий человек умеет допустить, чтобы полезное зло свершилось.
«Что-то он очень говорлив стал не по делу», – насторожился Лавров.
– Вопреки всему, Виктор, – продолжал Стурен, – украинец, встреченный мной в эфиопском поселении Борама, способен не просто быть хорошим. Он способен стать великим. Как Бог и как Аллах.
Лавров кивнул головой, улыбнувшись. Но в голове гудели мысли: «Что-то я про Аллаха не совсем понял…»
Виктор настолько ушел в свои мысли, что не заметил, как последние слова произнес вслух.
– Да, да, Витя. Я уже принял ислам. И теперь я муслим.
– Так ты больше не ученый?
– Ученый, ученый, Витя. Еще какой ученый! Ты знаешь, сколько для меня как для научного деятеля открыл ислам? – весело заявил Густав.
Принесли заплечную сумку Виктора, отобранную при задержании. Он открыл ее и вынул оттуда подголовный камень Иешуа. Стурен посмотрел на плинфу.
– Он… Как же я мечтал о нем когда-то… Но теперь все! То уже пройденный этап. Немногие братья из «Аш-Шабаб»[15] считали мудрым шагом с моей стороны то, что я отпустил на свободу украинских моряков, за которыми приехал в Сомали Виктор Лавров! – обратился по-арабски к присутствующим боевикам Густав Стурен. – Я увидел мужчину, хоть и не мусульманина, но с благородным сердцем, великого воина по духу!
– Алла-а-а! – закричали боевики, вздымая к потолку автоматы Калашникова.
– Спасибо, Густав, спасибо! – поблагодарил Лавров, достал вторую вещицу, замотанную в тряпье, и развернул странный тубус. – Вот видишь, повсюду меня преследуют какие-то реликвии.
Густав увидел странный артефакт и подавился бараниной, потеряв дар речи. Да, это была рука пророка Яхья, или длань Иоанна Крестителя. Но Виктор этого не знал, пусть и охотился именно за ней.
– Откуда это у тебя? – спросил Лаврова Густав, облизав сухие губы.
– Утром забрал у тяжело раненной монахини, – честно ответил журналист. – Она сейчас в местном госпитале. Попросила сохранить. Чуть-чуть придет в себя, и отдам обратно.
Густав тоже охотился за этой реликвией, но, в отличие от Виктора, знал, как она выглядит. Примкнув к бандитам и возглавив их, канадец уже видел не одну человеческую смерть и относился к этому равнодушно. Он, конечно, мог приказать моджахедам расстрелять украинца и забрать артефакт себе. Но все же он считал Виктора другом, и у него даже не возникало мыслей о такой расправе над человеком, который был ему действительно дорог.
– Как интересно, – едва шевеля языком, пробормотал куратор «Ан-Нусры».
– Я вижу, в тебе все же не умер ученый, – улыбнулся Виктор, приняв реакцию пьяного Стурена за чисто научный интерес.
– Ты знаешь, что это? – спросил Густав друга, глядя на артефакт.
– Пока нет…
– Давай выпьем, – кивнул Стурен.
Друзья опять чокнулись и выпили до дна.
– Уважаемый брат! К тебе опять гости! – объявил аль-Гизаи. – Женщина из Европы.
– Оу! – воскликнул Густав и широко улыбнулся. – Введите! Буду рад!
Как и ожидал Виктор, в трапезную вошла Светлана Соломина с большим круглым коробом.
– Уважаемый мистер Стурен! – обратилась она к Густаву, косясь на Виктора. Его появление возле лидера джахадистов стало для нее очень неожиданным и сбивало с толку. – Поздравляю вас со взятием Маалюли!
Девушка говорила на арабском языке, поэтому ее поняли все моджахеды в зале. Торжествуя и улюлюкая, они стали стрелять в потолок из автоматов. Густав, который расцвел, как майский ландыш, поднял руку, и стрельба затихла.
– Позвольте мне в знак восхищения и благодарности преподнести вам этот скромный подарок – чалму визиря Дамаска!
Девушка сняла крышку с короба, и на свету сверкнул крупный рубин на великолепной атласной ткани, из которой была изготовлена чалма. Восторженные моджахеды принялись кричать и стрелять еще громче.
Сияющий от восторга Стурен вытащил чалму, показал присутствующим и водрузил себе на голову.
– Это подарок истинной ученицы доктора Хасана ат-Тураби! – представил Светлану Виктор.
– Оу-у-у! – удивленно воскликнул Стурен.
Моджахеды, которым было известно имя Хасана ат-Тураби, оживленно загомонили.
– Хасан ат-Тураби говорит, что мы живем совсем не так, как хотим, а оттого злимся на внутренне свободных людей, живущих так, как им хочется, – сказал канадец. – Но мы все равно его уважаем! Не правда ли, братья?
