– Покрый нас от всякого зла честным твоим омофором, – процитировал «Царице моя преблагая» Лавров, затем вдруг сказал абсолютно серьезно: – Выбираться нам отсюда надо. Убьют нас…

Эти слова подействовали на девушку как ушат холодной воды. Она замерла на месте.

– А как же длань Иоанна Крестителя? Ты забыл о нашей миссии.

Виктор обернулся к Светлане и посмотрел ей прямо в глаза:

– Ты ее хоть раз видела, ту длань? Как она выглядит?

– Ну-у-у… – растерянно протянула Светлана.

– Вот и я о том же. Нас послали за каким-то хреном! В никуда и ни к кому. Понимаешь? И я, дурак, повелся. Как студент-первокурсник.

– Но отец Лука сказал, вернее, написал, что это сделали мандеи…

– Мало ли, что написал отец Лука. У него есть доказательства? – рассердился Виктор. – Я с таким же успехом могу сказать, что это сделали нанайцы. Поехали на Дальний Восток? Может быть, эта длань у нанайцев?

– Что за истерика, брат Ермолай? – взъярилась Светлана, сверкнув глазами. – Мы прибыли сюда с великой миссией! Вернуть длань христианскому миру.

– Хорошо! – успокоился Виктор. – Что ты предлагаешь? У тебя есть план?

– Я предлагаю? А ты здесь для чего нужен? Ты же расследователь!

– Хорошенькое дело! – передразнил Виктор. – Принеси нам длань, брат Ермолай, только мы не знаем, где она, и не знаем, как она выглядит. Понятия не имеем, кто ее видел в последний раз и существовала ли она на самом деле…

– Она была и есть! И отцу Луке я верю. Не кощунствуй! И… у меня уже есть план.

– Какой, если не секрет? – поинтересовался Лавров.

– Пойти к лидеру «Ан-Нусры», поздравить его с победой и преподнести какой-нибудь дар. Как это принято на Ближнем Востоке.

– С чего это вдруг?

– С того, что мы сразу же попадем под его покровительство, и нам будет легче достичь своей цели.

– Отличный план! Глупее не придумаешь!

– Это почему? – обиделась Светлана и покраснела до ушей.

– Деточка, это тебе не звездная европейская тусовка! Мы для них иноверцы, а значит – неверные, а значит – враги. Им наплевать на твои дары. Лучшим подарком для их лидера будет, если ты сама себе отрежешь голову и принесешь ее на подносе.

– Ты очень плохого мнения о мусульманах.

– Я очень плохого мнения не о мусульманах, а о бандитах, которые прикрываются исламом, – не сдавался журналист. – Под их влияние попадают простые честные люди и становятся в лучшем случае бандитами, а в худшем – шахидами-смертниками.

– Делай как знаешь! – не стала спорить Светлана.

– Сделаю, как знаю, – ответил Виктор.

На том и закончили.

Лавров уже третий час пытался выбраться из Маалюли. Один… Без Светланы. Она осталась в отеле с твердым намерением действовать в одиночку.

«Эмансипированная дура! – злился журналист. – Связался на свою голову. Теперь отвечай за нее. Подожди, Лавров. А почему ты должен отвечать за нее? Она не ребенок». Опять включилась старая привычка Виктора мысленно беседовать с самим собой. Один Лавров был прагматик, преследующий цель, второй Лавров – циник и критик самого себя. В результате таких бесед Виктор часто приходил к единственно верному решению.

– Нет, подожди, дружище. Ты же с ней спал, – отвечал Виктору второй Лавров. – Это уже к чему-то да обязывает.

– К чему?

– Ну, тебе лучше знать.

– А ты типа не спал? – съязвил первый Виктор.

– Вот я-то как раз и спал, – ответил циник, – а ты занимался любовью. И поэтому сейчас коришь себя за то, что с ней не остался.

– Нет, она сама, дура, осталась!

– Хе-хе, – иронизировал критик Лавров, – опять ищешь себе оправдание?

– Да заткнись уже! – отвечал первый Виктор второму.

Размышляя таким образом, он прятался между строений, внимательно наблюдал за постами «Ан-Нусры» на окраине города. Машины, выезжающие из Маалюли, досматривались полностью. Караваны – только по счету верблюдов, и то не каждый раз. Покидать город в открытую, пешком было равносильно смерти. Если даже удалось бы просочиться сквозь блокпост, идти по пустынной местности одному, на своих двоих, да еще в воюющей стране – не вариант. До Дамаска было пятьдесят пять километров. В декабре ночью не холодно – не замерзнешь, но можно или встретить какой-нибудь отряд моджахедов, или нарваться на мину. Из всех возможных вариантов Виктор выбрал наиболее экзотический. Он долго наблюдал за несколькими мужчинами, которые заканчивали грузить караван у какого-то склада на окраине города.

– Муталиб, может быть, не стоит идти в ночь? – спрашивал один караванщик другого.

– Может, и не стоит, но нужно, – отвечал Муталиб. – Время – деньги. Эти специи стоят дорого. Собирай людей, пойдем расплачиваться.

Как только все сирийцы вошли во двор, Виктор выбрался из-под своего укрытия – мостика через небольшой арык, подбежал к ближайшему верблюду и открыл большую корзину на его спине. В ней были мешки с какими-то злаками и специями.

«Ну, да простят меня свободные торгаши Дамаска», – подумал журналист и принялся поспешно выбрасывать груз из корзины в арык. Груженый верблюд спокойно везет по пустыне на спине половину своего веса – не меньше трехсот килограммов груза. Виктор весил чуть больше сотни.

– Не серчай, старина, – вполголоса обратился к дромадеру Лавров, забираясь в корзину через спину жующего гиганта. – Я вешу меньше, чем было в этой корзине.

Он залез как раз вовремя и успел прикрыть себя плетеной крышкой.

– А тут у тебя что? – услышал Виктор фразу, почему-то на ломаном английском, и кто-то постучал пальцем по плетеной крышке, которую он держал над головой.

Сердце ушло в пятки.

– Имбирь, мускатный орех, чечевица, – был ответ, и почему-то тоже на ломаном английском.

Не прошло и пяти минут, как караван начал движение.

«Ну, теперь главное – не уснуть, – с облегчением вздохнул Виктор. – А то еще, чего доброго, храпом выдам себя…»

Виктор трясся в корзине уже целый час. Караван, даже не остановившись у блокпоста, проследовал своим путем, и это радовало. Вот только если бы так не затекали ноги и руки… Но тут вдруг верблюд остановился.

«Привал. Почему так рано?» – закрались нехорошие мысли. Вдруг его корзина оборвалась и он шмякнулся в ней прямо под ноги верблюду, причем плетеная крышка, которой Лавров прикрывал голову, вырвалась из руки и укатилась в сторону. Вокруг раздался хохот. Выбравшись из корзины и разминая затекшие суставы, Виктор увидел, что оказался в плотном кольце вооруженных до зубов моджахедов у центральных ворот монастыря Маар Такла (святой равноапостольной Феклы).

Из толпы к нему вышел молодой заносчивый араб, который был ему чуть выше плеча.

– Не укачало, рус? – спросил он на английском.

– Не ожидал, – не теряя самообладания, ответил Лавров.

– Моя служба безопасности вела тебя с того момента, как ты обманул нашего снайпера, – засмеялся араб. – Да, надо сказать, ты крут, хоть и старик.

«Был бы ты один, я бы показал тебе, какой я старик», – подумал Виктор.

– Я думаю, ты важная птица, – продолжал боевик. – Поэтому мы тебя сразу не убьем. Покажем нашему командованию. Обыщите его!

В трапезной монастыря Маар Такла боевики «Аль-Каиды» праздновали победу. Столы ломились от еды, доставленной из всех заведений Маалюли, – жареное мясо, засахаренные и свежие фрукты. Там, где всего пару дней назад тихо и скромно трапезничали христианские монахини, теперь пировали совершенно другие люди. Они иначе говорили, иначе жили, иначе любили и ненавидели, иначе умирали. Даже ели другую пищу. Кроме привычного кебаба и шашлыка, они ели сырое мясо – кеббанию, еду не для слабонервных, из овощей, специй и сырого фарша из парного бараньего мяса.

Сириец аль-Джуляни посмотрел на своего рыжего начальника, осушающего кубок, и шепнул иорданцу аз-Заркави:

– Ты успокоил гнев нашего куратора, уважаемый брат!

– Уметь держать свое слово при любых обстоятельствах – это навык, мешающий тебе жить, аль-Джуляни, и помогающий другим тобой манипулировать. И ты не должен забывать о своей главнейшей задаче.