– Ну что, Симона. – Она складывает руки на груди. – Доктор Хан направила тебя ко мне, потому что я вела и других пациентов с ВИЧ-инфекцией, у меня есть в этом опыт. Можешь задавать мне любые вопросы, и я постараюсь на них ответить.

Воу, сразу к делу! А она не из тех, кто ходит вокруг да около.

– Допустим, я хочу заняться сексом. – Подражая ей, я закидываю ногу на ногу. Больничная рубашка собирается складками. – Презерватива будет достаточно? И как быть, если секс с девушкой?

– Ну, во-первых, если речь идет о вагине, то есть фемидомы и латексные салфетки. – Она откидывается на стуле. Надо отдать ей должное, на эти вопросы она и бровью не повела. – Но нужно учитывать, что вирус передается при обмене определенными биологическими жидкостями, такими как кровь или сперма.

– Стоп, подождите, – вмешивается отец. – Симона, ты же знаешь, что лучшая профилактика ВИЧ – воздержание. Радость моя, мы же с тобой об этом говорили.

Мои щеки вспыхивают. Вот еще почему я не хотела идти вместе с ним – чтобы я могла без фильтра задать вопросы и получить ответы. И что хуже всего, я знаю, что он прав: воздержание – это единственный способ быть абсолютно уверенной, что я не передам вирус. Мне это с тринадцати лет вдалбливали в голову. Уже как рефлекс.

Но это не значит, что я не могу хотеть секса. В последнее время он постоянно у меня на уме. Не в том смысле, что я прямо выискиваю, с кем бы заняться сексом, а просто ловлю себя на мысли, что хочу. Хочу смотреть на кого-то и любить, так же как и другие.

Я хочу знать.

– Пап, я в курсе. – Я тереблю мятый подол рубашки. – Но я же не всегда буду девственницей. Я хочу знать, как мне предохраняться, потому что, скорее всего, мой партнер не будет в теме.

Отец тяжело вздыхает и качает головой. Я поворачиваюсь к доктору Уокер.

– Меня не забанили в гугле, – объясняю я. – Но он каждый раз выдает разные ответы.

Я многое знаю про ВИЧ, включая принцип «Н = Н». Если уровень ВИЧ-инфекции в крови – вирусная нагрузка – неопределяем, то вирус непередаваем. Другими словами, нельзя заразить кого-то еще. Неопределяем = Непередаваем. Но мне от этого сейчас не легче.

– Симона, я тебя прекрасно понимаю. – Доктор Уокер складывает руки на коленях. – И хочу, чтобы ты знала, что секс для тебя вполне реален. Когда ты будешь готова, хорошо? Можешь посоветоваться с другими врачами, если хочешь получить второе мнение.

Я киваю. Но вряд ли пойду спрашивать доктора Хан про секс. Я у нее с рождения наблюдаюсь. Она уже практически член семьи.

– Лучше всего начинать заниматься сексом, когда твой уровень вирусной нагрузки неопределим как минимум на протяжении шести месяцев. – Она заглядывает в мою медкарту. – Не уверена, такие ли у тебя сейчас показатели. В любом случае, крайне важно продолжать принимать препараты каждый день, по часам.

Я поджимаю губы. Доктору Хан пришлось перевести меня на другие лекарства, потому что у меня выработалась устойчивость к старым. И когда в прошлый раз я была у нее на приеме, вирус в крови был все еще определим.

– Также важно различать виды секса и риски, которые с ними связаны. Анальный секс имеет самый высокий риск передачи ВИЧ, тогда как оральный – самый низкий.

Я кошу глазами на отца, его лицо краснее некуда. Он кашляет в локоть, будто чем-то поперхнулся. Я бы его поддразнила, да не хочу, чтобы он думал, что для меня это все шутки. Хочу, чтобы он знал, что я уже все изучила. Что я не пропускаю прием таблеток и всегда закрываю ранки пластырем. Что я серьезно отношусь к своей болезни.

– Как ты и сказала, нужно использовать презервативы, но важно, чтобы они были именно из латекса или полиуретана, – продолжает она, постукивая пальцем по папке. – Пожалуй, с ВИЧ-инфицированным партнером было бы проще, но меры предосторожности надо принимать в любом случае.

– Угу, это я слышала. – Я чешу в затылке. А на уме у меня кое-кто с темной кожей и приятной улыбкой. – А что, если партнер ВИЧ-отрицателен? И уровень вирусной нагрузки определим?

– Симона, – начинает отец.

– Что? – изгибая бровь, спрашиваю я. – Ты не хочешь, чтобы я знала? Пап, мне в следующем году будет восемнадцать лет. Как ты верно заметил, мне уже больше не двенадцать.

Препараты для лечения ВИЧ довольно непредсказуемы. Иногда они дают побочные эффекты. А если слишком часто пропускать прием таблеток, через какое-то время вирус может развить устойчивость. Возможно, мне придется снова перейти на новое лекарство и начать все сначала. Возможно, у меня появится партнер, у которого нет ВИЧ. Значит ли это, что я не смогу с ним заняться сексом, пока уровень моей вирусной нагрузки снова не станет неопределимым? Или есть другие варианты?

Доктор Уокер откашливается, и я поворачиваюсь к ней. Она смотрит так ласково, будто разговаривает со зверюшками в контактном зоопарке. Наверняка у нее полно пациенток с гиперопекающими папашами. И подобный разговор тоже был, только не такой напряженный.

– В этом случае речь идет о дискордантной паре, – говорит она. – Есть препараты для профилактики, с помощью которых ВИЧ-отрицательный партнер может предотвратить передачу вируса; об этом тебе стоит поговорить с врачом-инфекционистом. Я рада, что мы все с тобой обсуждаем, но хочу отметить, что крайне важно открыть свой статус партнеру до того, как все зайдет слишком далеко.

– Знаю. – Я смотрю на свои руки. – Это я тоже слышала.

В штате Калифорния был закон, по которому я могла угодить в тюрьму за незащищенный секс, если скрыла от партнера информацию о ВИЧ-статусе. Теперь все по-другому; если мой вирус неопределим и секс с презервативом, то у меня будет защита. Вот только с законом все сразу кажется реальнее. Я сразу вспоминаю, что я не такая, как все.

Мы с папой посмеиваемся над нелепыми домыслами людей о том, как передается вирус – через поцелуй в щеку, если подержаться за руки или попить из одной бутылки. Но вот секс – это уже серьезно. Все знают, что, занимаясь сексом, можно чем-нибудь заразиться, но вряд ли кто-нибудь в моей школе думает про ВИЧ. Когда я начинаю представлять, как открываю понравившемуся парню свой статус, все всегда заканчивается тем, что он смывается.

Секс мне не нужен. Но я его хочу.

– Симона?

Я моргаю и поднимаю глаза на доктора Уокер. Она печально улыбается, словно знает, о чем я думаю. Часть меня хочет ее обнять.

– У тебя есть еще вопросы?

Я качаю головой, и она похлопывает меня по руке.

– Тогда давай-ка откидывайся назад, и начнем осмотр.

Родители давным-давно перестали возить меня в школу, скорее всего из-за того, что я просыпаюсь как можно позже и собираюсь в самый последний момент. Сегодня по-другому. Проснуться поздно значит подвести Лидию.

Непривычно слышать, как отец выводит машину из гаража и уезжает в больницу. Папа на кухне варит кофе. Похоже, я многое пропускаю, пока сплю.

– А ты сегодня рано. – Папа помешивает ложкой кофе. Он пьет только черный. – Что-то затеяли с подружками?

Я сглатываю комок в горле, стараясь проскользнуть между ним и кухонным столом. Обычно папе я могу рассказать что угодно, но, когда дело касается моих друзей, уже все не так просто. Раз Лидия не хочет, чтобы ее родители знали, куда мы собираемся, то вряд ли она захочет, чтобы мои родители были в курсе.

– Да там нужно заскочить кое-куда. – Я достаю кружку из шкафа. – После школы не получится, потому что у меня репетиция.

– И без тебя никак не обойдутся?

Я беру кофейник и, пожимая плечами, щедро наливаю себе кофе. Глаза я еще не совсем продрала, но его футболку с «Де Ла Соул» вижу отлично – он ее постоянно носит, хоть эту отсылку и понимают только ученики с черной кожей, как у него и у меня. Иногда я жалею, что учусь в другой школе, но до той, где работает папа, добираться тридцать минут. Школа Пресвятого Сердца ближе, не такая консервативная, как моя прошлая, и формы там нет. А что еще лучше, никто меня в Пресвятого Сердца не знает. Не то что в прошлой.