- Сильно ты его, Микулушка, приложил, - причмокнул Водянкин. - Перестарался. Не добьёмся мы сейчас от него правды. Подождать надо, покуда оклемается.

  - Пусть ночь здесь посидят, - предложил дед Лаюн. - Утром от них больше пользы выйдет.

  Человек богатырского роста отпустил мой воротник.

  - Не замёрзнут они здесь?

  - Что ты, Микулушка, скотина не мёрзнет, а им с чего ж? До утра дотерпят, - отмахнулся дед Лаюн, и засуетился с хозяйской гостеприимностью. - Пойдём в избу, друг дорогой, я блинов напёк, попотчую тебя.

  - Не, до дому надо, старуха ждёт. Ты Водянкина блинами потчуй, он блины любит...

  Водяной закивал, дескать, люблю, верно, но его дед Лаюн приглашать не стал, сослался на усталость и на то, что спать пора. Водянкина это задело, он надул губы и запыхтел подобно паровозу. На мой взгляд, совершенно глупая реакция. Меня тоже на блины не позвали, но я при этом обиженку из себя не строю.

  Поговорив ещё немного на крестьянские темы, троица стариков-разбойников покинула хлев. Мигнула и погасла лампочка, стало темно. Наконец-то. Я попытался устроиться на стуле поудобнее, чтоб хоть немножко дать упор больной голове и подремать. Что будет утром, честно говоря, меня интересовало мало. Что будет, то и будет. Не убьют же они нас в самом деле. А если и убьют...

  - Игнатиус, ты только не спи, - послышался скулёж жабоида. - Мне страшно.

  В темноте его глаза отсвечивали красным, словно две маленьких искорки, две маленьких капельки крови. Мне захотелось взять платок и вытереть их, а ещё лучше замазать цементом, чтоб не светили и не мешали спать.

  - Игнатиус, - снова заблеял Дмитрий Анатольевич, - поговори со мной.

  Вот же лист банный. Меня мутит, голова раскалывается, а он...

  - О чём с тобою говорить?

  - О чём-нибудь.

  Ох ты, какой простор для фантазии. О чём-нибудь, это, получается, о чём хочешь или даже о чём угодно. Можно выбрать абсолютно любую тему, пусть неприятную или весьма личную, и попробуй отказаться, ибо сам сказал: о чём-нибудь.

  Я вздохнул в унисон Бурёнке. Как много рассуждений вызвала обычная ничего не значащая фраза. Можно воспользоваться этими рассуждениями и вытащить жабоида на откровения, попутно выпытав все тайны о жизни Василисы, о её предпочтениях и увлечениях, но я не стал. Вместо этого я спросил:

  - Что они с нами сделают?

  - Что сделают? Дождутся, когда Собор издаст новые списки, и отправят нас на суд.

  - Плохо.

  - Плохо будет, если они нас гномам сдадут.

  - А что гномы с нами сделают?

  - Продадут.

  - Кому?

  - Вариантов много, - Дмитрий Анатольевич всхлипнул, глазки померкли.

  Расспрашивать его про варианты я не стал, да он и сам вряд ли бы рассказал, потому что по голосу было ясно, что варианты не для слабонервных. Придёт время, и я о них узнаю, но надеюсь, что этого не случится никогда.

  - Мама говорила, тут старичьё одно, пенсионеры, - то ли пожаловался, то ли попытался объясниться жабоид. - Зимой на печке сидят, летом рыбу удят.

  - Ничего себе пенсионеры. Особенно тот, который меня вырубил.

  - Это Микула Селянинович. Легендарная личность, русский витязь, сил не меряно. Но последнее время сдавать начал. Старость. В прошлые годы он тебя по плечи в землю вогнал бы. Это, разумеется, метафора.

  - Хороша метафора. У меня ощущение, что я до сих пор из земли выбраться не могу.

  Рядом заскулили. Я подумал, что Дмитрий Анатольевич снова начал грустить, но звук уж больно походил на натуральный и доносился вроде как из-за стены.

  Горбунок?

  Великий Боян! Во всех этих передрягах я о нём совершенно забыл. И даже Водянкин, этот жук подводный, этот подлый перевёртыш, шпион проклятый о нём не вспомнил и ничего не сказал своим приятелям. Зато Горбунок помнил всё.

  - Горбуночек, милый мой, - позвал я, - собачка моя хорошая, помоги мне.

  Визг по ту сторону хлева стал радостней, по брёвнам заскребли когти.

  - Надо ямку выкопать, Горбуночек, - начал объяснять я артефакту. - Подкоп надо сделать. Понимаешь?

  - Лапками земельку рой, лапками! - пришёл мне на помощь жабоид.

  Визг сменился сосредоточенным урчанием, как будто Горбунок и в самом деле рыл подкоп. Но в образе собаки у него это вряд ли получится быстро, особенно учитывая, что земля смёрзлась и стала твёрже камня.

  - В крысу превращайся, Горбунок.

  Спустя несколько минут я услышал шуршание осыпающейся земли и шелест соломы, а ещё через минуту ко мне на колени прыгнуло нечто-то холодное и мерзкое. Ядовитым блеском мигнули глазки-пуговички, раздался довольный писк. Превратился-таки. С детства не люблю крыс, брезгую, но сейчас не тот случай, чтобы вспоминать детские страхи.

  - Скотч перегрызай, Горбуночек.

  Крыса взобралась ко мне на плечо, перепрыгнула на спинку стула и впилась зубами в скотч. Путы ослабли, плечи распрямились. Как хорошо снова чувствовать себя свободным; сразу полегчало, вернулись силы, отступила головная боль. Сейчас бы ещё стакан конька и дольку лимона, и можно идти совершать подвиги.