Фархунд, радуясь минутной передышке, облокотился о лопату и спросил:
- А ты чего ни бритый? - и прищурился. - Слышал, жена ушёл?
- Ушёл, - кивнул я. - Как насчёт вечером пивка попить?
- Эй, пива нельзя, пива - плохо. Заходи, чай пить станем.
- Зайду.
Пообещал - и тут же подумал: зря пообещал. В моём нынешнем настроении чай бесполезен, здесь бы средство посильнее, валерьянки, к примеру, или кувалдой между глаз, чтоб встряхнуться и начать жить заново.
- Ладно, друг, пойду.
- Худро эҳтиёт кунед , - сказал Фархунд и снова взялся за лопату.
Снег продолжал лезть в лицо. Поднялся ветер, закружил по дороге круговоротом, попробовал сбить меня с ног. Я устоял, хоть и с трудом. Странный ветер. Казалось, так неблагоприятно он был настроен против меня одного. Иные прохожие шли спокойно, мне же приходилось буквально пробиваться сквозь его напор. Согнувшись в три погибели, я кое-как добрался до автобазы и толкнул дверь проходной. Охранник пялился в телефон, и моего прихода не заметил. Я кашлянул.
- Пардон, мон шер.
Охранник соизволил поднять глаза.
- Чё те?
Я показал повестку.
- Видите ли...
- Прямо до конца и направо.
И снова потерял ко мне интерес.
Я вышел на улицу. На территории базы ветра не было, лишь покачивался рекламный плакат на административном здании да дрожали над головой электрические провода. Я посмотрел на плакат. На светлом фоне то ли неба, то ли простыни грозного вида мужчина, напоминающий Поддубного в исполнении Пореченкова, с непокрытой головой, в кольчуге, тыкал в меня пальцем и говорил дешёвым слоганом: "Вы просили? Мы поможем!". О чём надо было просить мужчину, нигде не говорилось, но судя по насупленным бровям, просить его о чём-либо необходимости не было, ибо он и без просьб придёт и всё сделает. Очень странный стиль. Может быть, эта реклама для внутреннего потребления? Хотя какое может быть внутреннее потребление для автобазы?
Насмотревшись на плакат, я продолжил путь прямо и до конца. Справа, сразу после длинной череды металлических гаражей, показался ангар. Строение не менее странное, чем богатырь на плакате: занесённый наполовину снегом, заиндевевший, он походил на брошенный в сугроб холодильник. К нему вела узенькая тропинка. Возле двери на невысокой подставке лежал веничек. Нечто подобное я встречал в детстве у бабушки в деревне. Такими вениками стряхивали снег с валенок, после чего заходили в избу. Но мы не в деревне, да и я не в валенках, поэтому веник я проигнорировал, открыл дверь и вошёл.
Снова подул ветер, но не такой злой, как на улице. По бокам стояли два мощных воздушных отопителя; они натужно гудели и вибрировали, делая внутренний мир чуточку теплее. Вокруг лёгкий сумрак, под потолком гнетущий мрак. И тишина.
- Алло, в ангаре... Есть кто?
По всей площади ангар был заставлен металлическими стеллажами, и только в середине виднелось нечто похожее на открытую конторку. Я присмотрелся. Письменный стол, монитор, лампа. За столом читала книгу девушка. Я видел профиль - ажурный, как древняя вязь. Длинные тёмные волосы сколоты на затылке в хвост, плечи опущены, тонкие руки. В груди заныло: не она ли являлась мне в дрёме? Господи...
Я двинулся к девушке по тёмному проходу, ступая мягко, осторожно, чтобы не спугнуть её. Я боялся, что этот образ - сон, сказка - непременно исчезнет, если я вдруг поведу себя слишком грубо или слишком громко. И я старался всё делать тихо. Я шёл на цыпочках, затаив дыхание, сжимая сердце пальцами, чтоб не стучало. Господи, какая она... какая она...
- Прекрасная...
Девушка повернулась ко мне. В серых глазах ни удивления, ни боязни, хотя я человек достаточно крупный, и в тёмных безлюдных переулках вызываю у прохожих ощущение опасности. Но девушка выглядела совершенно спокойной. Она вообще выглядела совершенной, и я снова повторил:
- Прекрасная...
- Премудрая, - строго глянув на меня поверх очков, сказала она.
Её голос вернул меня в реальность. Девушка по-прежнему была невыносимо прекрасна, но колдовское наваждение, навеянное мне непонятно какими силами, исчезло.
- Что?
- Моя фамилия - Премудрая. Василиса Константиновна Премудрая. Что вам угодно?
Это прозвучало как прелюдия к реальности. Волшебный ореол или, если хотите, ореол святости, канул в лету, я выдохнул и пришёл в себя окончательно.
- Собственно, я к вам с тем же вопросом, - я вынул из кармана повестку и положил на стол. - Вот, получил сегодня. И тоже хотел бы знать, что вам угодно?
Василисушка - так я отныне буду называть её в своих мечтах - посмотрела на повестку, подняла телефонную трубку и сказала кому-то не вполне приветливо:
- Подойди.
Секунд через десять из темноты ангара вынырнул почтальон - всё такой же невысокий и наглый, но уже в строительном комбинезоне. Останавливаясь рядом со мной, он усмехнулся:
- Явился-таки. А я уж думал, придётся применять насильственные меры.
Я посмотрел на него сверху вниз. Что конкретно он имеет ввиду? Я, между прочим, с шестого класса занимаюсь боксом. Да, я не достиг высоких результатов, но не надо путать спортивный ринг, где действуют жёсткие правила, с полутёмным ангаром, где никаких правил в принципе быть не может. На что рассчитывает это чучело-недоросток? Что я не бью почтальонов? Он ошибается - я бью почтальонов, особенно когда их самомнение начинает зашкаливать и подниматься выше головы.
