– Куда, деда?

– На делянку поедем. Как бы сено не сгнило на валку, я один не поспею. Да не приведи Господь снова дождя к вечеру…

– А что ж, само не просохнет?

Николай Данилович посмотрел на заспанного ребёнка, добродушно рассмеялся, скрывая огорчение ленью любимого внука, затем достал из шкафа старые, поношенные брюки и, одеваясь прямо на ходу, уже вполне серьёзно распорядился:

– Позавтракай скоро и приходи к Горемыке – там тебя и подберу. А я пока овец выгоню. Да бес бы их не занёс снова за дальнюю балку! Вчера пока нашёл их, окаянных, пока пригнал обратно, – вымок до нитки. Паразиты проклятые! Чем вам, черти кучерявые, тут трава не такая?!

Последние слова доносились уже из прихожей, а затем поток брани в адрес животных и вовсе утих, глухо проникая в дом через открытые форточки окон – старик вышел во двор, продолжая ругаться вслух.

– Николай! – кричала ему вслед Любовь Сергеевна, – Николай!!! Я вам курицу сготовила! В прихожей оставила. Забери! На полке лежит!

Завтракать мальчик не стал. Наскоро оделся и выбежал во двор под громкие нагоняи Любови Сергеевны. Та, в запачканном мукой халате, с гусиным крылом в руке, спешила следом. Охмурив брови, женщина остановилась у распахнутой калитки и громко выругалась в спину беглецу:

– Что б тебе пусто было, бессовестный! Где это видано, чтобы не емши ехать!? Вернись сию минуту!

– Я не хочу, ба! – с тем и убёг.

Женщина в сердцах всплеснула руками, круто повернулась и прошла обратно в дом, громко хлопнув входной дверью прихожей.

Тропа, прожёванная под вчерашним проливным дождём коровьими копытами, протянулась от двора до самой Горемыки – километра с два, наверное.

Так пали́т, что привыкаешь не сразу, выйдя из дома. Только у первого оврага перестаёшь чувствовать себя, будто калач в печи; привыкаешь понемногу.

Там, на крутом бережку, и уселся мальчик, окунув пятки в студенистую, мутную воду в ожидании своего дедушки. Временами он прислушивался к шуму моторов проезжающих просёлочной дорогой автомобилей.

В траве стояла громкая трель кузнецов, согласно квакали лягушки; видимо, к вечеру снова дождь. Горячий, обильный, предваряемый разреженной прохладцей и терпким запахом полыни.

Зеркало воды ровное, будто замерло; не пошевелится ни чуть. Если бы не пульс в ушах, можно было бы подумать, что остановилось самое время. Дважды рыба пустила круги по водной глади. «Надо бы вернуться сюда вечером с удочкой», – подумал мальчик. Тут из-за оврага расслышался знакомый звук мотора.

– Дедушка! – смекнул он и резко поднялся от земли.

В глазах потемнело. Босою ногой он нащупал паутину широких трещин в грунте и свои сандалии. Стало проясняться, и уже скоро тьма вовсе рассеялась; остался привычный пейзаж с минимумом красок и редкие мушки перед глазами.

Грузовик застыл на обочине. Пассажирская дверь отворилась изнутри, и Николай Данилович кликнул внука. Тот с чувством восторга зацепился некрепкими руками за нижнюю перекладину железной рамы сиденья, влез на подножку и привычными движениями перекатился сначала на пол, а затем перебрался на сиденье.

Водитель с осторожностью послал рычаг в сторону первой передачи. Шестерни, протяжно сопротивляясь, с характерным скрежетом приняли нужное положение и грузовик тронулся.

– Заедем на пять минут к Скворцовым, завезём соседу хлеба и молока. Люба ещё вчера просила, да я замотался с этими овцами, вымок под дождём, – так и не свёз вовремя.

Николай Данилович обращался с внуком, как с равным не потому, что он любил его и имел определённые взгляды на воспитание, – тому была другая причина: пожилой человек был далёк от педагогических излишеств и совершенно искренне относился к мальчику, полагая его вполне взрослым мужем.

Соседей дома не оказалось.

– Должно, Сергей сегодня на пастбище до вечера, – размыслил Николай Данилович вслух по возвращении в машину, – кажется, его черёд на этой неделе.

Грузовик снова тронулся и уже через минуту они выехали из села, взяв курс на север, – в сторону Стрижамента.

Первое время ехали молча, и мальчик наблюдал в зеркалах заднего вида дорожную пыль, вздыбленную колёсами полуторки. Та клубилась за бортом, плотно угрожая воздушным фильтрам автомобиля – дед топил гашетку в пол перед подъёмом в гору. Затем выжал сцепление, сделал перегазовку и воткнул рычаг трансмиссии на пониженную передачу. Машина захлебнулась рёвом на повышенных тонах и поехала медленнее, но – увереннее.

– Деда! – кричал мальчик, как можно ближе придвинувшись к Николаю Даниловичу, – Деда!

– Что, внучек? – так же громко возвращал дед, не отрывая взгляда от дороги.

– А зачем газовать, когда переключаешь скорость?

– А?

– Газовать?

– Что, внучек? Говори громче, я не слышу!

– Зачем ты газуешь, когда переключаешь скорость?

– А, это… чтобы сравнять обороты, внучек! Если не перегазовывать. То шестерни внутри коробки передач быстро изнашиваются. Потому что валы не могут. Валы не могут сразу поймать нужное соотношение. Для совместного вращения, – Николай Данилович с силой выкрикивал каждое слово, делая паузы, чтобы набрать в лёгкие воздуха,

– Внутри коробки вращаются. Несколько валов. На каждом из которых ряд. Есть ряд зубчатых колёс. Разница в диаметре шестерёнок. И конфигурация, в которую они собираются при переключении передач. Позволяют машине ехать быстрее или медленнее.

– Поехали быстрее!

– Мотор захлебнётся, внучек. Нельзя! Чем ниже передача, тем круче уклон. Может преодолеть автомобиль. Сейчас мы едем на первой передаче. Но уже скоро поднимемся в гору. И я включу вторую, – поедем быстрее! Потерпи!

– …

– Нужно выжать педаль сцепления. Включить нейтральную передачу. Отпустить сцепление и продавить акселератор. Поймать нужный момент во время снижения. Во время снижения оборотов. И после этого включить пониженную передачу, – продолжал нагружать голосовые связки Николай Данилович, на старый лад называя педаль газа акселератором: он упорно не пускал в свой словарь новые названия вещей, к которым издавна привык.

На любой вопрос внука старик старался дать развёрнутый ответ, часто подкрепляя его доводами, обоснованиями и короткими справками из курса соответствующего предмета. По этой причине мальчик очень любил обращаться к дедушке, когда появлялись какие-то вопросы, ответы на которые были нужны позарез. Он хотел было ещё спросить, почему «акселератор», но почувствовал слабость в голосе и отложил на потом.

Машина въехала в гору и двинулась быстрее по глубокой, накатанной колее. Двигатель заработал ровнее и тише. Чем ближе они подъезжали к лугу, тем сильнее теснилось у мальчика в груди какое-то суетное, неясное чувство, – то ли беспокойство, то ли сожаление о предстоящем деле, – разобрать он его не смог. Ясно было одно: прерывать движение не хотелось, потому что по прибытии их ждала тяжёлая, утомительная работа.

Недалеко на горизонте дорога обрывалась, круто спускаясь к подножию – в самую балку. Там и дедов луг. Мальчик знал это, потому что предыдущие два года он так же, как и ныне, неизменно приезжал сюда в течение двух первых недель июня собирать сено.

В этом году траву уже скосили специальными машинами, оставив нетронутыми участки с крутым уклоном и несколько рельефных островков по ту сторону яра. На этих участках придётся работать косами.

– Деда, а зачем эта педаль? – спросил Данил, указывая на рычаг по правую ногу, как только они стали спускаться, и грузовик покатился на нейтральной передаче, периодически сдерживаемый водителем через педаль тормоза.

– Это привод стартера. Без него полуторка не заведётся.

«Ах, вот зачем дедушка носком правой ноги жмёт стартер, а пяткой той же ноги давит акселератор!». Пока мальчик додумывал для себя все эти примитивные, но вместе с тем и внушительные вещи, Николай Данилович пытался совладать с люфтом рулевого колеса на спуске, – так, что мальчику пришлось отвлечься. Тогда он сделал для себя ещё одно открытие: чтобы управлять большими машинами, руль нужно постоянно вертеть вправо-влево.