Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но надежды великого князя не оправдались. Новгородцы закрыли ворота.

– Да что они, белены объелись? – удивился Ярослав Ярославич. – Аль своего великого князя не признали?

Глашатаи и дружинник с великокняжеским стягом подъехали к самым воротам. Стены густо усеяли горожане. Многие из них были в шеломах и кольчугах.

Глашатаи гулко закричали:

– Господа новгородцы! К вам прибыл великий князь Ярослав Ярославич! Открывайте ворота да поторопитесь!

Со стен насмешливо отозвались:

– Не торопись, коза, на торг!

– Слепой в баню торопится, а баня не топится!

Ярослав Ярославич похолодел. Коль племянник не показался, то его либо в поруб кинули, либо и вовсе живота лишили. Неужели придется Великий Новгород в осаду брать?

Но вдруг ворота, натужно заскрипев, слегка приоткрылись, и из них вышел побледневший племянник в алом кафтане, шитом серебряной канителью. В пояс поклонился дяде, молвил:

– Рад видеть тебя, великий князь.

– Вижу твое радение, – сквозь зубы процедил Ярослав Ярославич. – Разве так великих князей встречают?

– Прости, дядя. Посадник Михаил со своими подручниками подняли весь город. На вече решили пропустить токмо тебя.

– А дружины?

– Дружины впускать не велено.

– Да где это было видано?! – закипел Ярослав Ярославич.

– Говори с вечем, – понурив голову, молвил Юрий Андреевич.

Великий князь скривил рот. Его переполняли досада, гнев и унижение. Но спорить, видимо, не придется. Новгородское вече – одно из самых древних и влиятельных. Коль что оно решило, так тому и быть. Надо идти на помост и обосновать свое появление в Новгороде. И Ярослав Ярославич пошел. Перекрестившись на злаченые купола храма Святой Софии, произнёс:

– Выслушайте меня, новгородцы! Литва – наш давний враг. Много лет они тщатся захватить наши исконно русские города и превратить западные земли в свои вотчины. И за примерами далеко ходить не надо. Литовский князь Довмонт, родной брат жестокого и кровожадного короля Воишелка, пришел со своими иноверцами и завладел псковским столом. Как оное можно терпеть?! Вливайтесь в мои дружины, и мы очистим Псков от иноверца Довмонта!

На помост степенно вошли посадник Михаил Федорович Мишинич, Жирослав Давыдовыч и Юрий Сбыслович.

– Не пристало нам, меньшим людишкам, великих князей вразумлять, – поблескивая живыми, хитроватыми глазами, начал свою речь посадник. – Князя Довмонта сами псковичи позвали. Тот давно уже помышлял принять православную веру и принял! Ныне он истинный христианин и добрый воевода, кой известен своими подвигами за землю Русскую. Он не раз громил литовские войска и не раз ещё будет их громить.

– Люб нам Довмонт! – громко воскликнул Жирослав Давыдович.

– Стоять за Довмонта! – вторил Жирославу Юрий Сбыслович.

– Стоять! – грянуло вече. – Другу ли Святой Софии быть неприятелем Пскова?! Стоять!

И этот клич был настолько властным и неистовым, что великий князь содрогнулся. Он никогда ещё не видел перед своими глазами такую громадную и яростную толпу, коя, как казалось ему, скажи супротивное слово – на куски раздерет. И Ярославу стало страшно. Он как-то весь сник, сгорбился. А громада бушевала:

– Слава Довмонту!

– Уводи свои дружины, князь Ярослав!

А за стенами города стояли в челе своих полков ростово-суздальские князья. Им хорошо было слышно, как бурлило людское море.

Молодой князь Дмитрий довольно думал: «Молодцы новгородцы. Достойно великого князя встретили. Не зря княгиня Мария направила Корзуна к посаднику Михаилу Федоровичу и его содругам. Видит Бог, ничего не получится у Ярослава. Напрасно привёл он к Новгороду дружины».

Не скрывал своего удовлетворения и ростовский князь Борис Василькович. Слушая выкрики, доносящиеся с городского веча, он также подумал о своей матери: «Как всегда, зело мудро поступила родительница. Неждан Иванович и Лазутка добрую неделю провели в Новгороде. Славно потрудились. Ишь, как вече стоит за Псков и Довмонта. Князь Ярослав останется с носом. Ему придется распустить дружины. Ай да матушка!»

Князь Ярослав стоял на помосте, как побитая собака. Вече давило на него своими ярыми возгласами, словно многопудовая глыба, и он окончательно понял, что весь поход к Новгороду оказался бесплоден и что (самое главное!) его великокняжеская власть сильно пошатнулась. Удельные князья не любят слабых властителей, и ныне они постараются сделать всё возможное, дабы показать собственную силу.

Ярослав увидел несколько новгородцев с длинными копьями, и лицо его тотчас оживилось. Он вдруг представил себе ордынское войско: грозное, устрашающее, со щитами, саблями и копьями, и злая, ехидная ухмылка тронула его застывшие губы. «Рано ликуете, недоумки. Менгу-Тимур, с его несметными полчищами, сметёт ваш поганый город и уничтожит любого князя, кто посмеет ослушаться великого хана. А пока горланьте и торжествуйте. Пока!» Сейчас он не станет угрожать Великому Новгороду ордынцами (что равносильно подбросить в пылающий костер бересту), а постарается приуменьшить своё унижение и перехитрить мятежников.

Великий князь расправил свои покатые плечи и поднял руку. Вече притихло.

– Я не хочу нарушать старозаветные устои и всегда прислушиваюсь к воле веча. Коль вам угоден Довмонт, пусть так и будет. Но помните, что вы играете с огнем. Настанет время, и вы поймете, что допустили непоправимую оплошку, и тогда каждый вспомнит мои упреждающие слова. Довмонт хоть и напялил на себя православный крест, но все чаяния его о Литве, дабы вновь воссоединиться с королем Воишелком. Одна кровь!

Вече заново недовольно загудело:

– Чушь, князь!

– Довмонт никогда не будет Иудой!

– Довмонт всегда будет служить токмо одной Руси!

Князь Ярослав в другой раз вскинул руку.

– Будь по-вашему. Не хочу боле препираться. Вам отвечать за Довмонта. Я же отбываю на отдых в Рюриково городище[40].

– А дружины? – насторожилось вече.

– Дружины также устали. От Владимира до Новгорода немалый крюк. Денька три передохнут – и восвояси.

– А не лукавишь, великий князь? – глянул на Ярослава посадник Михаил Федорович.

– Моё слово крепкое.

Все же три дня великий князь посвятил тому, чтобы подкупить новгородскую верхушку и склонить вече на свою сторону. Но верхушка осталась непреклонной, и Ярослав распустил дружины по уделам.

Возвращаясь во Владимир, князь раздраженно думал: «Напрасно торжествуют новгородцы, как бы плакать не пришлось. Надо немешкотно слать гонца к хану Менгу-Тимуру. И Псков, и Новгород будут нещадно наказаны».

Глава 13. Хан Менгу-Тимур

Менгу-Тимур во всем стремился походить на своего деда, величайшего полководца Батыя, покорившего десятки государств, дошедшего со своими бесстрашными войсками почти до Адриатического моря[41]. Хан не уставал повторять:

– Мой дед завоевал множество земель. Иноверцы пали под саблями и копьями наших славных джигитов. С той поры минуло двадцать пять лет. Некоторые народы перестали платить нам дань и начали забывать, как их топтали копыта наших быстроногих коней. Но дело поправимо. Я со своими верными туменами не только повторю путь моего несравненного предка, но и приумножу его завоевания. Весь мир будет трепетать под пятой Золотой Орды.

Военачальники подобострастно кивали, а Менгу смотрел на их угодливые лица и хмуро думал: «Льстецы! Вы лишь с виду полагаетесь на мои слова, а в душе у каждого недоверие. Нынешняя Золотая Орда не Батыевых времён. Она по-прежнему подвержена раздорам. Правда, они не стали такими угрожающими, какими были при его брате, хане Берке. Он враждовал со всеми русскими князьями, со своими братьями и племянниками и даже с самим ханом ханов, великим каганом Монгольской империи, замахнувшись на Каракорум. Берке был слишком самонадеян и не слишком мудр. Чтобы властвовать, надо быть хитрой лисой и дальновидным политиком – во всех делах своих и даже с покоренными урусами».

вернуться

40

Рюриково городище – усадьба, обнесенная стеной, где жили князья, правители Великого Новгорода. Городище находилось в трех верстах к югу от города.

вернуться

41

Адриатическое море – полузамкнутое море, часть Средиземного моря между Апеннинским и Балканским полуостровами.

17
{"b":"695315","o":1}