Любоваться прибежали ни много ни мало трое карапузов, старший из которых был не выше подоконника. Малышня стала резвиться рядом, издавая давно забытые мною крики и требовать сладости. Я попытался было отговориться тем, что уже полгода не получаю зарплату, но аргумент этот был явно мало убедительным. Визги усиливались и походили на вой сирены. Я сделал попытку объяснить как малышне, так и их мамаше, что никакой я не отец и что вообще впервые в этой квартире. Но в ответ услышал лишь одно слово: «Хам!» После этого незнакомка заперла меня на ключ и оставила один на один с дурными мыслями, коих в голове было с избытком. Все пути к бегству были отрезаны…

Не буду описывать все подробности своего заточения, Скажу только, что где-то через месяц я сделал вывод – не все так уж и плохо! В конце концов меня кормили, поили, одевали, обували… причем совершенно бесплатно. А главное, она меня любила! Правда, немного пошаливали как пацанята, так и мои нервы, но это не главное, главное другое. Неожиданно для самого себя я вдруг осознал, что тоже неравнодушен к этой женщине, имя которой для меня так и оставалось загадкой, поскольку спросить об этом я побаивался… Все шло как нельзя лучше. Я даже подумывал, а не жениться ль мне и в самом деле. Как вдруг однажды поздно вечером раздался протяжный и нудный звонок.

–Кто бы это мог быть?! – пробурчала она и направилась к двери. Через некоторое время до меня донеслись крики. В одних трусах я бросился на помощь и вдруг увидел… самого себя. Да-да. В дверях стоял мужчина, вернее полное мое отражение. Бедная женщина была растеряна окончательно. Она смотрела то на меня, то на того самого. И ничего не могла понять. Как впрочем и все остальные.

– Кто это такой?! – спросил тип, готовый ринуться на меня с кулаками. Этот же вопрос задал и я. Страсти все накалялись. Еще б минута – и кулаки были бы использованы по прямому своему назначению. Но в последнюю минуту нервы сдали у моего отраженца.

– Маша, выбирай сама!

Так я узнал имя незнакомки.

Маша выбрала меня…

Обмен

Леденцова В.К. разбудил болтун попугай. Тот долбил клетку, как пьяный дятел, готовый выломать тонкие позолоченные пруточки и что есть попугаевой мочи, орал: «Кар-кар-кар-аул!» …Валерий Кузьмич дернул за шнурок торшера, обвел комнату сонным взглядом и недовольно пробурчал:Чего раскаркался? Дня тебе не хватает, что ли?!»

Но заморская птица не реагировала на замечания, наоборот, орала тем же истошным криком, который вырывается наружу у человека в момент крайней опасности:

– Кар-раул! Кар-раул!

– Ну, чего, чего случилось-то?!

Леденцов с трудом отлепился от долговязой кровати и ступил босыми ногами на половицы. Пол был таким же холодным, каким бывает разве что асфальтовая дорожка в декабре месяце. Все тело обдало холодной волной, будто Валерий Кузьмич находился не в коммунальной квартире, а на улице. Попугай дрожал всеми своими перьями и больше походил на взлохмаченного воробья. Леденцова тоже бросило в дрожь. Он потрогал батарею. Последняя была мертва. А в комнате уже во всю хозяйничала зима, развесив кругом сопливые сосульки.

– Сволочи, людей совсем замо-ррр-озили! – взорвался Валерий Кузьмич.

– А ты др-р-р-рыхнешь без задних ног, кой как тебя ррразбудил, – возмущенно изрек очень умный попугай.

– До утра-то дотянешь?!

– А ты? – переспросила птица.

– Поп-р-р-робую, – послышалось в ответ. И попугай застучал клювом, а Леденцов – зубами…

С первыми ударами дворника ломом об лед он уже с силой выдавливал на стареньком телефоне цифры, пытаясь дозвониться до ЖЭУ. Но, сколь раз ни проводил данную простую операцию, трубка в его мускулистой руке лишь жалобно пищала. Кончилось тем, что Валерий Кузьмич швырнул трубку, набросил на себя потертое пальтишко и решительно рванул на себя дверь… – Ты куд-куда?! – окликнул его попугай…

– Куда надо!– грохнулось в ответ, и дверь глухо захлопнулась.

Леденцов выскочил на улицу с той же скоростью, с какой выскакивает откуда-нибудь из подворотни презлющая собачонка. Да и настроение тоже было собачьим, тем более что забыл дома шапку. Но возвращаться не стал –дурная примета…

Чем дальше продвигался Валерий Кузьмич к ЖЭУ, тем больше на пути возникало рытвин, ям, канав и прочих колдобин – плодов человеческих рук и фантазии. Не хватало лишь окопов, рвов, минных полей и укрепленных огневых точек. Но если б даже пришлось ползти на брюхе и с боем штурмовать данное учреждение, он бы ни минуты не раздумывал и готов был пожертвовать для достижения цели последними брюками и пальто.

И зря работники ЖЭУ с ехидством поглядывали из окошек на человека, чья лысина, отражая солнце, пускала по сторонам солнечные зайчики, и терпеливо ожидали, когда же тот угодит в одну из многочисленных ям- ловушек. На этот раз ничего у них не вышло! С честью преодолев все препятствия, Леденцов ворвался на территорию заклятого своего врага – ЖЭУ!

Обведя работников взглядом победителя, он потребовал от них немедленной подачи тепла по указанному адресу. Однако последние глядели на Валерия Кузьмича весьма холодно. Так холодно, что зубы сами собой стали выстукивать азбуку Морзе.

– Что у вас с зубами?!– наконец спросила самая крупная, похожая на матрешку работница. Судя по объему в нее легко могло вместиться еще две- три тети поменьше. Этот объем исходил из-за большого количества напяленной одежды. Тут были и платки, и шаль и масса кофточек. И это еще не все. Поверх всей этой ходячей выставки одежды наброшено было что-то, похожее на пиджак. И наконец последним атрибутом одежды был некий тулуп-зипун – поддергай, какие Леденцов если и видел, то пятилетним пацаненком на в стельку пьяном сельском стороже. И теперь выдалась возможность повстречаться с частицей далекого детства, в котором остался упомянутый уже сторож вместе с поддергаем-тулупом… Это несколько смягчило квартиросъемщика, хотя зубы по-прежнему продолжали отбивать чечетку.

– Потише нельзя? – протрещала матрешка.

– Хо-хо- холодно! – отшлепали посиневшие губы.

– Всем холодно. Нам, думаете, тепло? Да здесь, как в Антарктиде. Третий год тепла нет. И ничего, работаем. Других еще успокаиваем. Таких, как вы, например…

– Но вы- то почему молчите. Вам и карты в руки! –

– А на кого жаловаться-то, самим на себя?! А вина-то не наша. Авария на трассе. Понимаете? Ава-рия! Самолеты и те падают, пароходы и подводные лодки – тонут, а трубы – рвутся. Бах – и нету! – Тетка -матрешка с таким упоением и даже восторгом рассказывала про аварии, будто речь шла о предметах высокого искусства и не менее высокой материи и культуры.

– Вы, думаете один такой? Как бы не так. И звонят, и звонят без конца. И все тепла требуют. А где его взять-то? От этого холода у нас все начальство на больничный ушло. И когда кто выйдет, никто не знает. А мне за всех тут отдуваться приходится… Да не дрожите вы так, на себя посмотрите на кого похожи стали, в сосульку какую-то превратились. А еще мужчина называется! Микробы любят таких хворых… Давайте-ка я вас чайком угощу с вареньем.

Леденцов пытался было вежливо отказаться. Но гостеприимная хозяйка уже разливала по каким-то немыслимого размера посудинам крутой кипяток:

– Грейтесь, грейтесь. Да побольше сахару кладите…

После нескольких глотков горячительного напитка Валерий Кузьмич перестал горячиться и понемногу начал оттаивать. Зубы уже не стучали, на душе стало как-то удивительно тепло, и мысли сделались такими свежими, какой бывает лишь свежемороженая рыба минтай, хек или же мойва …

– А мне вас даже жалко! Женщин беречь надо,– произнес разомлевший и растаявший Леденцов.– Вам за такую работу должны северные платить!

– От нашего начальства, пожалуй, дождешься. Вместо северных – южное кладбище…Да вы наливайте, наливайте еще…Если честно сказать, и мне вас тоже жалко. И всех остальных жалко. И жителей Приморья тоже. А там ведь морозы не то что тут. И ничего, живут люди, как-то приспосабливаются, печки-буржуйки ставит. Наши люди из любого положения выход найдут. Может и вам стоит подумать. Сделаете одну печурку, а я к вам клиентов направлять буду! Выгода обоюдная! Так что не отчаивайтесь. Будет и на вашей улице праздник. Вот увидите!