Маг молчал, а затем скрестил пальцы в формуле призыва ледяных инквизиторов.
Они слишком долго жили в мире. Так долго, что разучились жертвовать. Он потом будет жалеть об этом решении и оплакивать Рейнольдса. Хотя у того и были шансы спастись. Если муза окажется достаточно сильна, а он достаточно упрям.
Альбрехт горько усмехнулся. Кого он обманывал. Он прекрасно знал то, что озвучила Александра Майер. У Рейнольдса никогда не было шансов, особенно когда в его жизни появилась Мелета.
У заключивших сделку с ледяными инквизиторами не было иного пути, кроме смерти.
========== Глава 31 ==========
За все пять лет, что Рейнольдс был Призраком ему довелось побывать во множестве сражений. Его тело хранило множество шрамов, а память — сотни воспоминаний. Чаще он бился один на один, как большинство представителей его клана, реже — бок о бок с товарищами или напарниками, которые представляли другие виды Теневого Мира. Однако в столь масштабной битве Рейнольдс, равно как и сотни других созданий, сражался впервые.
Переполненный туристами город жил мирно. Люди любовались шедеврами Гауди, ели, загорали, а между ними, находясь в другой реальности, около тысячи существ из их книг по мифологии, сражались с самим Хаосом, дабы тот не прорвал барьер и не проник в мир людей темными кошмарами. Кровь лилась там, где в мире людей ярко светило солнце, предсмертные стоны смешивались с детским смехом. Жуткая картина, которую лучше бы никто никогда не запечатлел.
Рейнольдс видел, как умирали оборотни и задавался вопросом — как маленькая операция переросла в бойню? Он разил валькирий и не мог перестать спрашивать себя как было допущено подобное? Где были их глаза, чутье, анализ? Как они не понимали, что молчание Хаоса — лишь немая угроза, почему не пытались выяснить ничего? И чем был занят он? Гонялся за загадкой, которую так и не отгадал? Гонялся, чтобы чаще быть с ней — этой прекрасной девушкой, словно сошедшей со страниц книг Толкиена — настолько завораживающей и нереальной была её красота.
Рейльнольдс, какой же ты идиот…
Он не уставал повторять себе это. Он не видел ничего последний месяц. Ни угрозы, ни опасности, ни создателя гранатовых муз, ни… любви. Хаос, до чего глупо было принимать за рок, за алхимию очевидное. Сердце, начавшее биться. Желание видеть, чувствовать, оберегать… Желание вернуться домой… Не в руины, где среди мифических демонов и остатков родовой гордости, выл ветер, а в место, где его ждала она — с улыбкой ангела и светом в глазах…
Глупец… Теперь ты можешь потерять всё… весь мир…
Рейнольдс сражался. Падал. Поднимался. Ранил. Уклонялся. Вытирал кровь, терпел удары. Он не сдавался, хоть и не знал, как сражаться с химерами, которые пока не вступали в бой, а лишь смутными тенями кружились где-то вдалеке…
Он не позволит этому миру пасть… ради тех волшебных фиалковых глаз, в которых жило вдохновение для будущих шедевров. Взмах кинжалом и очередная Тень растворилась, дабы её место заняла новая. Битва, у которой третьи сутки нет конца. Но сражаться на удивление легко, если знаешь ради кого, если у тебя имеется твоё знамя.
Впервые в своей жизни Рейнольдс сражался во имя любви, а не ненависти, и именно это давало ему абсолютно иные ощущения. Казалось, что слова заклинаний покоряются охотнее, а всегда сложные алхимические формулы буквально горели на губах. Он практически не уставал, за эти длинные 72 часа Рейнольдс отдыхал всего раз, когда по приказу Альбрехта их группу отвели назад.
Это было невыносимо странно — так легко биться тогда, когда надежды не было. Чересчур много валькирий и слишком сильны химеры.
Когда среди черных порождений Хаоса мелькнули красные одежды гранатовых муз, стало очевидно, что сегодня Теневой Мир потерпит грандиозное поражение, за которое, возможно, заплатит собственной многовековой независимостью.
— Рич, слева. Осторожней! — заметив двух валькирий, которые появились возле сражающегося друга, Рей прокричал что есть силы. Забыв о собственной безопасности, он рванул было к Ричарду, но тот был далеко, а враги — вот они, плотной стеной обступили его. Кричи — не кричи, голос тонул, словно корабль, разбитый в щепки яростным штормом.
Было невыносимо наблюдать, как острые когти вонзаются в плоть лучшего друга, как тот падает на колени, пытаясь зажать рваную рану. На таком всегда открытом лице вдруг проступило выражение искреннего изумления и краски разом покинули его.
Рейнольдс опоздал всего на несколько секунд, но, возможно, они станут для Призрака роковыми. У него не было даже возможности наклониться или попытаться утащить друга — сначала нужно было уничтожить ещё парочку дочерей Хаоса.
— Потерпи ещё немного, Рич, ещё несколько минут, — твердил Рейнольдс поверженному другу. Тот только отбивался защитными заклинаниями, стараясь забыть о боли, которая тянула из него последние силы.
Внезапно сердце Рейнольдса упало — к ним неспешно, словно марево, плыла химера. Её надменно-прекрасное лицо искажала улыбка, в змеиных глазах стоял жадный блеск. Химеры забирали жизнь лишь у Призраков — те были наиболее темными представителями Теневого Мира, а Рей даже не знал как правильно от них отбиться. Говорили, что против химер не было заклинаний, кроме того, что применил его отец. Как бы дорого Рей заплатил сейчас, дабы потерянные в истории слова стали ему доступны.
Неожиданно колдуну показалось, будто время остановилось и всё заволокло холодной дымкой, вроде той, что бывает по утру над озером. Юноша подумал, что усталость таки берет своё, он уже поднял было руку, чтобы протереть свои глаза, когда осознал, что происходящее — не мираж. Кто-то остановил, а точнее заморозил ход времени. Но если так — отчего же он вполне себе нормально шевелит рукой?
Ответ на его вопрос — или на вопросы — стоял прямо перед ним в виде юноши с внешностью болезненного подростка — таким он был бледным и худым.
— Приветствую тебя, Рейнольдс Ратценберг, — губы говорившего были практически серыми, а черные волосы будто присыпаны первым снегом. Зато глаза были большими и ясными-ясными, как аквамарин.
Рейнольдс склонил голову и, не взирая ни на что, мрачно усмехнулся. Мальчик из человеческой сказки, которого теневые создания боялись больше, чем гнева Хаоса. Мальчик, которому так и не растопили ледяное сердце.
— Здравствуй, Кай, — голос Рейнольдса стал неожиданно хриплым. Колдун закашлял — воздух вокруг ледяного инквизитора был настолько морозным, что дышать даже было трудно. — Не хочу показаться невежливым, но сейчас не лучшее время для заключения сделок.
Проклятие, этим-то что нужно?
— Ошибаешься, колдун, сейчас самое время. Твой мир погибает…
Чего у ледяных инквизиторов было не отнять, так это умения констатировать и без того очевидное.
— Рушится. И нет надежды. Гранатовые музы слишком сильны.
— Но надежда всегда есть, — он говорил так, как выражались герои древних былин. Отчаянные глупцы, знающие, что они защищают, а потому их руки до последнего вздоха держали оружие.
— Есть. У всех них, — Кай обвел кажется каждого защитника своим странным, неживым взглядом. Рейнольдс невольно поежился — ощущение, будто лютый ветер пробрался под камуфляж. — Надежда по имени Рейнольдс. Ты был создан для этого мгновения. Каждый твой шаг вел тебя к этой битве, Рейнольдс, и сейчас именно ты можешь спасти всех, если откроешь своё сердце и позволишь удивительной силе наполнить тебя. Силе, которую тебе даровала Мелета Светлая.
— Какой силе? — не понял Призрак.
— Силе вдохновения, Рейнольдс. Ты был благословлен поцелуем музы — тем особым видом магии, которыми они одаривают гениев перед созданием шедевра. Ты ведь чувствуешь её, не так ли? Ощущаешь, как меняется твоя магия, но не осознаешь до конца, потому не можешь воспользоваться ею в полной мере. Прими это и ты закончишь все одним взмахом, ведь равной силы Теневой Мир не видел даже во времена Нарцисса.
— Которого вы, кстати, и уничтожили, — напомнил Рейнольдс, пытаясь переварить всё услышанное. Звучало слишком нереально, но ледяные инквизиторы не славились чувством юмора. — Вам-то какой резон с этого, вы никогда не позволяли великой силе появляться в этом мире.
