Рейнольдс едва удержал маску полного равнодушия. Он до сих пор не любил вспоминать причину попадания в атафонскую тюрьму и конфликта с хунган. Потребовалось огромное мужество, чтобы прийти на могилу этой самой причины после очередной амнистии от Совета.

— Удивлен видеть тебя расхаживающим без охраны или кандалов, — хмыкнул хунган, демонстративно посмотрев на руки Рейнольдса. — Какие у тебя пальцы стали, с ума сойти — просто таки художника, а не преступника. Наверное, не зря ты путаешься с музой. Она вдохновляет тебя, да? Шепчет на ухо безумные сюжеты будущих шедевров. Ой, я же забыл — колдуны ничего не чувствуют! Их прокляли, отняв вдохновение. Наверное, такая мука видеть в её глазах подсказку для создания чего-то особого и не уметь ею воспользоваться? — каждое слово жреца вуду было переполнено ядом и злобой.

Рейнольдс, взявший свой коктейль, медленно пил, с показным равнодушием слушая бывшего сокамерника. Он бы с удовольствием сломал нос этому паршивому Лорану — кажется, так его звали по-настоящему, но повода ещё не было. За правду, пускай даже окрашенную в издевательские тона, в драку не лезут. Не потому что нельзя. Можно, конечно, Совет и рассматривать такую мелочь не станет, просто удар — показатель, что ты защищаешься. А Рейнольдс выглядеть уязвимым не собирался.

— Я думал, они никогда не восстановятся после того, как я их переломал. Помнишь?

Рейнольдс помнил ту драку, в которую он позволил себя втянуть по собственной глупости. Один из немногих случаев, когда противнику удалось его повалить, и ему не удалось подняться моментально из-за боли в сломанных ребрах. Ему никогда не забыть, как хунган резко, с размаху наступил на распростертую по полу ладонь. Он до сих пор не понимал, как ему удалось не закричать, а подняться и заклинанием припечатать Лорана к стене так, что тот с сотрясением пролежал в лечебнице тюрьмы больше месяца, потому что целители не знали с какой стороны к нему подойти. А Рейнольдсу помощи никто толком не оказал и пальцы срослись кое-как, пока амнистированный Советом колдун не пришел к своим целителям. Те долго цокали языком, затем заново сломали ему все пальцы и собрали назад по кусочкам. Долгое лето он, отстраненный от заданий, сидел в замке Дракулы, балансируя на грани депрессии. Казалось, никогда ему не удастся вернуть пальцам гибкость, однако упорство спасло. Каждый мучительный день того проклятого лета он снова и снова учился не просто шевелить пальцами, а изящно, словно паук, плести заклинания. И все же, он справился, чем сейчас вызывал ярость у Лорана. Наверное, жрец вуду не сумел так удачно справиться с нанесенной ему травмой и прячет шрамы под падающими на виски прядями.

— Ты всегда ошибался, — скучающим тоном заметил Рейнольдс, в который раз при воскрешении неприятных воспоминаний порадовавшись, что даже с такой травмой линии силы не разорвались. Вот тогда бы была настоящая катастрофа.

— Я не ошибусь, если скажу, что ты снова в поисках пути к тюрьме, Призрак, — подойдя ближе, зашептал Лоран. — Ты никогда не ходишь по таким заведениям просто так, только в поисках информации. Ищешь того, кто растревожил Парнас? Проклинаешь себя, что не защитил её, когда грозила опасность? Бегая за правдой, ты показываешь, насколько же ты слаб и жалок. Смотри, как бы не оказалось, что новый враг тебе не по зубам. Кажется, в этот раз силы не равные, — хунган сиял улыбкой, больше напоминающей оскал гиены. Вот для него бы смерть колдуна точно не стала бы трагедией, скорее наоборот — величайшим из праздников. — Я слышал, что она верит в тебя, как в новую религию. Верит, что рядом с тобой она в безопасности.

Он резко сменил тему и теперь на кончике его посоха заплясала маленькая босоногая фигурка с золотистыми волосами. Она танцевала, как балерина из коллекционной шкатулки. Такая хрупкая, беззащитная, уязвимая. Её можно было уничтожить взмахом ладони. Совсем как Мелету. Сожми запястье чуть сильнее и тут же его сломаешь, подержи руку у сердца чуть дольше и она тут же умрет, захлебнувшись мутной тьмой.

— А ты рассказал ей, что случается обычно с теми, кто верит в тебя? Рассказал, что случилось с Оливией?

Рей сжал стакан покрепче. Хунган не удастся его спровоцировать, нет. Оливия погибла не по его вине, хотя влюбленному в неё Лорану очень хотелось в это верить. Так было легче пережить боль утраты — обратив всю ненависть на кого-то конкретного.

Тогда никто не был виноват, кроме обстоятельств. И того, что Оливия верила в него… точно так же, как Мелета сейчас. И только по этой причине Рейнольдс испытывал чувство вины — что он не сумел ей разъяснить, что его сердце не забьется, что ты не делай. Она не хотела понять, потому погибла. Они сражались тогда втроем — он, Лоран и Оливия против налетевших на них Теней и в какой-то момент, потерявшая бдительность колдунья, упала со свернутой шеей. Но никто не был виноват… никто… После того случая их двоих и отправили в тюрьму, ведь девушка была правительницей малочисленных и уникальных енохианских колдунов, и после смерти их клан оказался на время обезглавлен. В его приговоре значилась глупая и непонятная строка, что-то вроде «за проявленную халатность, повлекшую нанесение непоправимого вреда теневому миру…». Рейнольдс не совсем понимал, какой именно непоправимый вред теневому миру был нанесен, ведь енохианцы очень редко и очень неохотно помогали.

С тех пор Лоран, и до смерти Оливии не очень-то его жаловавший, испытывал настоящую ненависть, а Рейнольдс обрел привычку сражаться в одиночку.

— Как её зовут, а? Мелета, кажется. Ме-ле-та, — нараспев повторил жрец вуду. — Какое прекрасное имя. Шедевр просто. Как быстро ты уничтожишь этот шедевр, Призрак? Как быстро её убьют за веру в тебя? А ты знаешь, что музы умирают долго и очень мучительно, когда их убивают? Права была Оливия — рожденный из тьмы и хаоса, ты можешь только разрушать, а беречь тебе не по силам.

Рейнольдс поставил почти пустой стакан обратно на барную стойку. Усмехнулся. Нехорошо так усмехнулся. Молниеносно схватил хунган за свободную руку и заломил её ему за спину. Вторую руку с неожиданно выросшими когтями — точь-в-точь как у Хильды — он приложил к сонной артерии жреца. Враги — лучшие учителя.

— Думаешь, я так глуп, что не слышу твоей угрозы? Только подойди к ней ближе, чем на континент, и от тебя даже посоха не останется, усек? — он медленно стал выкручивать руку Лорану, чтобы было слышно, как захрустели кости. Ещё движение и он точно сломал бы ему запястье. — Мелета особая муза, от неё зависят жизни гениев, я не позволю тебе и твоему гневу разрушить это. Никогда не становись у неё на пути, потому что там, за её спиной, буду стоять я.

Посчитав воспитательную беседу оконченной, колдун резко припечатал Лорана головой о барную стойку, после чего, взяв уже новый, свежеприготовленный коктейль, направился к своему столу с невозмутимым видом. Он знал — жрец вуду не станет нападать из-за спины. Не из-за каких-то моральных кодексов чести, нет, просто тому не по силам тягаться с Призраком, как бы не хотелось. Если однажды хунган на секунду повезло, это ни о чем не говорит.

— Я удивляюсь, как Совет мог додуматься выпустить тебя из психиатрической лечебницы, — вслед крикнул ему Лоран, вытирая кровь, текущую из разбитого носа, — ты же сумасшедший.

— О, да — расхохотался Рейнольдс, умолчавший о том, что Совет всегда будет вести себя нелогично, потому как он им нужен. — Ричард, дружище, я уже сходил за коктейлем, спасибо, ты затянул.

Вернувшийся к столику Ричард с тревогой смотрел на лучшего друга. Он слишком хорошо его знал, потому понимал насколько показательно спокойствие Рейнольдса сейчас. Что такого сказал ему этот жрец вуду?

— Ты сегодня сам не свой, — заметил парень, присаживаясь за столик обратно, — сначала целуешься с феей, затем дерешься с хунган. Рей, может тебе лучше отправиться назад в замок?

— Лорелла — прекрасна, не так ли? — как ни в чем не бывало спросил Рейнольдс, найдя глазами девушку. Та сидела прямо на барной стойке, в окружении таких же чудных созданий и смотрела на него то ли с тревогой, то ли с восторгом. — Что поведала тебе твоя подружка?