- Рей я заберу авансом. Прямо сейчас, – его тон не подразумевал возражений.

- Конечно. Твоя честность никогда не оспаривалась. Забирай.

- И её безопасность…

- Конечно. Пока ты будешь смиренным, ей ничего не грозит. Никогда. Но ты знаешь правила. Ей не место в этой стране после таких обвинений. Бен, она должна улететь сегодня же. Она тебя демотивирует и делает слабее. Слишком много рисков. Ну, счастливых чудовищ не бывает же. Они либо превращаются в принцев, либо… мы с тобой знаем, что не превращаются. Простая ложь.

Мужчина усмехнулся. На самом деле, это было необязательно - отправлять Рей из страны сиюминутно, с учётом, что никто не верил в её вину, но после его бунта никто не будет с ним церемониться. Не дадут попрощаться с ней, конечно, нет. На это было глупо рассчитывать. Хорошо, хоть он успел купить тот дом в Испании, и ему было куда отправить Рей, а оттуда она сможет двигаться куда угодно.

То, что ему тот особняк не светил даже по праздникам, Бен тоже понял. Его, конечно, сделают невыездным. Заберут все выходные, отпуска, и будут отпускать побегать только по пустыне на войне. Никакого больше тебе океана, любви. Только одиночество. Опять. Снова. Только в этот раз оно не было добровольным выбором. В этот раз он будет все время ощущать тяжесть ошейника.

Самое дорогое, чего мог желать любой человек – это свобода. Но Бен знал, что отдает свою свободу не зря.

- Сноук. Тот ублюдок, что её избил только что. Хочу его к себе в отдел. Мне не хватает уродов, которые любят избивать женщин. Этот подойдет, – голос мужчины не сулил ничего хорошего, но он так не оставит этого. Рей нельзя было бить и оставаться безнаказанным.

Забрав ключи от наручников, он вошел в камеру для допросов. Рей, смотрящая в пол, подняла глаза и вздрогнула. А потом улыбнулась, и по подбородку потекла кровь. И все тут было таким неуместным. Её радужные кроссовки, её красивая улыбка, её любовь к нему, загнавшая девушку в угол. Она была неуместной в камере под землей. Бабочки жили в тропиках.

- Бен, - тихо сказала она, голос дрожал, однако в глазах – ни капли удивления.

Мужчина собрал свою волю в кулак, зашёл за спину девушки, присел и быстро стал расстёгивать наручники. Рей зашипела от боли, хотя Бен был быстр и аккуратен, просто кожа была сильно натёрта и кровоточила.

- Бедная моя девочка, как же тебе досталось, - пробормотал мужчина, разворачивая её к себе. Быстро, не поддаваясь чувствам, осмотрел её. Терпимо. Все было терпимо. Все заживёт. Если повезет – даже разбитое сердце.

И только после, не поднимаясь, обнял её. Рей крепко обхватила его за шею. Дрожала всем телом. Тихо плакала ему в плечо, и те слезы пропитывали и ткань, и кожу. Разъедали ему сердце. Каким нужно быть ублюдком, чтобы подвергнуть любимого человека такому испытанию?

- Тише, милая, тише, всё уже закончилось. Тебя никто больше не обидит.

Бен гладил девушку по волосам и неожиданно подумал, что если бы не судьба, он бы ещё вчера вечером вот так сидел перед ней почти на коленях, а она бы так же рыдала ему в плечо. Только от счастья. И на пальце у неё было бы кольцо.

Глупость, не успевшая стать реальностью, уже ушла в прошлое.

- Поехали домой, Рей. Всё уже хорошо.

- Но… - девушка растерялась, но так его и не отпустила. Словно тело её догадалось раньше и дарило ему такое желанное тепло. – Как?

Её глаза были уставшими, но она знала кое-что об их мире. Например то, что людей с обвинениями, как у неё, не отпускают домой, как будто они были просто школьниками, побившими окна. Даже Бен Соло не мог сотворить такое чудо? Или мог? А если мог… то какова была цена? Что он заложил в этот ломбард лицемерия? Душу? Пообещал убить президента? Дал обет молчания до конца жизни? Не отпустили же её просто потому, что Бен пришёл и сказал “ну, пожалуйста”, тем более, что такое слово он использовал крайне редко. Рей вроде слышала только раз.

- Обсудим не здесь, хорошо? Я хочу побыстрее тебя забрать домой, моя маленькая. Да? Поехали? Теплый дом, вкусный ужин, и всё пройдет. Встать сможешь?

- Конечно.

Даже если бы у Рей были сломаны обе ноги, она бы все равно смогла встать, чтобы сбежать отсюда побыстрее. Но прямо в одну секунду убраться не получилось. Арестовать человека весьма просто, а вот обратно, в мир людей, попасть было сложнее. Нужно было столько бумаг подписать, будто, и правда, сделка с дьяволом состоялась.

Всю дорогу они ехали молча. Мысленно мужчина подбирал слова, чтобы объяснить, а Рей… Рей впервые не хотела задавать вопросы. Разбитое лицо не болело так, как душа, застывшая перед неизбежностью - она знала, что Бен там, в подвалах, вместо неё оставил что-то не менее ценное, но так не хотелось, чтобы он заговорил, и догадки стали реальностью. Потому девушка только молча прижималась к Бену, нарушая правило. Прямо навалилась на его плечо, но была такой легкой, что он и не ощущал. Он вообще будто окаменел и ещё не осознавал до конца. Делал все на автопилоте. Бормотал какие-то глупости для неё. Звал ласково, как никогда. Думал, сколько моментов не сбылось, а сколько – упустил. Ведь он мог говорить ей “я люблю тебя” каждый день, а по факту, наверное, не выдавил из себя и десяти раз.

Дома он отправил Рей в душ, а сам вошёл в гардероб. Достал чемодан, открыл его, и стал быстро складывать туда вещи девушки. И как он раньше мог думать, что она заполнила собою весь его дом? На деле не так много. Каждую вещь Бен крутил в руках, но ничего не оставлял себе на память. Одежда, косметика, книжки, милые безделушки. Даже тот значок, что она ему оставила. Он сложил всё, пользуясь тем, что Рей и теплая вода в кране дают ему время. Очень хотел-таки что-то сберечь, но не смог. Подумал, что лучшее сбережет в памяти, а сердце Рей, бездумно отданное ему, лучше вернуть. В конце концов, в мире столько других мужчин, которые любили ван Гога. Ей пригодится. Он-то её любовь подвел.

Бен закрыл замок и пнул его. Злился. Их реальность – все эти яркие краски и бесценные моменты – поместилась в один, мать его, чемодан, который ничего, кроме войны, и не видел.

Как, собственно, и он сам. Человек, путешествующий сквозь призму войны. Как все-таки хорошо, что Рей не окунется в это, что выпорхнет, и не будет на ней тяжкого бремени ждать его из Ирака. Её сердце не будет болеть, нет. Пускай, конечно, не сразу, но однажды всё пройдет. Всё всегда проходило. И счастье, и боль. У всего был конец.

Он подошел к сейфу. Достал документы на дом в Испании. Скривился. Мог бы додуматься, идиот самовлюбленный, оформить на неё, но ничего. Пускай так, он быстро всё сделает и вышлет ей нормальные документы. Если она там не захочет жить, сможет продать. Ему-то тот дом без надобности. Зачем гнездо тому, кто из него выпал… или не долетел. Те, кто не умел летать, вряд ли смогли бы достать той высоты, где есть только счастье, оставив хлопоты в бренном мире.

Сложил в папку бумаги, карту с альтернативным доступом к его банковскому счету и… больше ничего. По сути, в его холодном, аскетичном доме не было чего-то милого, что он мог добавить, чем бы мог хоть немного загладить вред, ей причиненный. У них даже не было какого-то нелепого общего снимка из какой-нибудь фотобудки, где бы они целовались и корчили рожицы, которую можно было бы вложить, как закладку на память о не самом ужасном лете. Бен повертел конверт в руках. Выглядело так мерзко, будто он откупался от неё.

Но не мог же он вытащить из груди свое сердце и сложить его туда же. Разве что кардиограмму, подтверждающую, что он живой.

- Бен?

Мужчина на миг позволил себе слабость и закрыл глаза. Потом натянул улыбку, мысленно пнул себя и развернулся.

Вот она перед ним. Его Венера. Его непревзойдённый Старкиллер. Его жизнь. Стоит в джинсах и футболке, немного ежась от холода. Бен вдруг подумал, что здесь у неё нет теплых вещей. В чем же она поедет в аэропорт, на улице же так льёт.

Рей просто стояла и смотрела. Её лицо после умываний стало выглядеть почти нормальным. Синяки проступят только завтра. Мужчина автоматически подумал, что нужно вспомнить название той мази, которая помогала заживлять их быстрее. Будто это было самым важным в этот момент.