Наверное, в тот день всё и случилось. Рей была уверена, что из таких безумных взрывов рождаются Галактики. Под смех. Под стоны. Под обоюдный оргазм и “я люблю тебя”. В моменты, когда даже самый сдержанный мужчина в мире перестает контролировать всё и целует так, будто собирается завтра умирать.
Каким же он был в тот вечер в ванной. Рей едва не захлебнулась от его любви. Воду до того момента они уже то ли реально всю выплескали, то ли испарили своей страстью.
Боже, да как они вообще туда оба поместились.
- Рей Палпатин?
Девушка подняла голову. С интересом прищурилась. Следователь был другим, не тем, кто с ней общался час назад. По её спине поползли мурашки. Он так смотрел на неё. Рей знала этот взгляд. Так Бен смотрел на тех, из кого нужно было выбивать признания любым путем.
Она подняла глаза к потолку.
А вот и проблемы.
Рей невольно сжалась. Вот сейчас ей точно пригодится всё её мужество. Прямо все.
«Бен, ну где же ты?»
Она вдруг испугалась, что может заговорить и невольно выдать что-то. Девушка сцепила зубы и мрачно посмотрела на следователя.
Нет, он ничего от неё не услышит. Не сегодня. Не сейчас. Она была девушкой, хакнувшей Монстра. Значит, её сломать не мог никто. Автоматически она была сильнее. Сильнее всех. Особенно сейчас, когда ей было, что защищать.
***
Бен стоял в здании ЦРУ и смотрел сквозь тонированное стекло в комнату для допроса. Его лицо было бесстрастным. Он делал так сотню раз. Простоял за всю жизнь, наблюдая за допросами, множество часов - наверное, на сон тратил меньше, нежели на наблюдение или участие. Но сейчас всё было по-другому.
Теперь там, на железном, прикрученном к полу, стуле восседал не террорист, скалящий зубы, а она - его девочка, кажущаяся особенно хрупкой.
Бен молчал. Смотрел, как следователь делает все те же уловки, что и он сам. Как якобы мирно беседует, как кивает головой. Когда он ударил Рей по лицу первый раз – наотмашь – мужчина резко повернулся спиной к стеклу и хмуро посмотрел на Сноука. Тот выглядел невероятно довольным. Конечно, никто не мог достать Монстра, а здесь, не пачкая рук, происходила реальная пытка.
Мерзкий ублюдок. Свернуть бы ему шею, да нет же – нужно договариваться. И договариваться быстро, пока было ещё, кого спасать. Ему не хотелось, чтобы из Рей выбили душу или сломали её волю. Застенки ЦРУ выкручивали всех. Да и не только ЦРУ. Первые наручники и удары запоминались навсегда. И меняли людей тоже навсегда.
- Художник, такие методы. Твоя школа, - развел руками тот, как ни в чем не бывало.
- Если он ударит её ещё раз – я ему поломаю руки так, что не срастутся никогда, ты понял меня? – тихо, угрожающе сказал мужчина. Бен понимал, что все, что он сейчас видел, было для него. Что немного засохшая, наверное, утренняя кровь на лице Рей – для него. Этот ублюдок-имитатор – для него. Девушка, руки которой для пущей боли заведены за спину – для него. Всю эту обстановку приготовили для него. Такой подарок за попытку содрать намордник.
Всесильное государство не нашло лучшего способа пнуть Монстра побольнее, чем связать юную, беспомощную девушку, которая и виновна-то была лишь в том, что любила его преданно и горячо.
Рей очутилась здесь не из-за Кайло Рена, а из-за него. Потому что он бунтовал, а она была его женщиной. Она платила своей болью за его нелепое желание свободы. Вот каждая царапина на её лице была насмешкой над ним. Так почему никто не попытался ударить его? Неужели новое поколение обучали так - ударами из-за стены и в спину? Даже он, Монстр, никогда не трогал чужих женщин и детей. Запрещал сбрасывать бомбы, если террорист был в окружении семьи.
Куда делись принципы этого мира?
- Палач палача больше не понимает? Ты творил вещи и похуже. А знаешь, те, кого ты убивал или пытал, тоже были чьими-то любимыми. Не нравится, когда на глазах распинают твою душу, Художник?
- Я сказал, убери от неё своего зверёныша. Сейчас же! – рявкнул Бен. Потом развернулся и схватил Сноука за шкирку и трусанул. – Ты что, старый друг, охренел совсем? Если не хочешь, чтобы ночью в темном переулке тебя прирезали, действовать будешь немедленно.
Сноук фыркнул и, взяв рацию, быстро отдал приказ к девушке не прикасаться. Бен зло сощурился. Все равно того подонка ничего не спасет. Он вспомнит на нём, за что любил убивать.
- На самом деле, ты же понимаешь, что не один отдаешь приказы. То, что я сказал ему не трогать твою деваху – это жест доброй воли. На деле там, сверху, Бен, тоже есть люди, которые недовольны.
- Она – не террористка.
- А вот факты говорят обратное, – мужчина пожал плечами. – Свидетель, кстати, тоже. Что у тебя за семейка такая уродская, а? Тёлка террористка, дядя – предатель. В обмен на финансирование своей программы спел все, что было нужно. Неудивительно, что ты всегда такой злой. Я бы тоже был не в духе.
Бен знал, зачем Сноук это говорил. Стоял, сложив руки в карманы, и смотрел на Рей. То, что «железное» доказательство дал Люк, он уже и без того понял. Кто ещё мог это сделать? В глазах дяди, всё, конечно, было возвышенней. Наверное, думал, что защищает своего племянника, и решил пожертвовать кем-то менее значимым, а по факту просто связал его по рукам и ногам. Заставил прийти сюда и начать торги. Будто его девочка была товаром. Но за неё сейчас он бы отдал любую цену.
Попался как и все. На самом человечном. На любовь ловили всех.
Впрочем, Бен знал, чего от него ждут. Ждал и смирился уже. Потихоньку начал даже снимать маску человека, которую отчего-то стал надевать. Ощутил жажду крови. Правительство хотело Монстра - он им отдаст сполна.
- Сноук, что тебе надо? Или им. Давай говорить прямо.
- Да все просто, Художник. Уравнение легкое. Одна террористка в обмен на нескольких. Ты их имена и без меня знаешь. Они все у тебя в кабинете висят. Отдай их своей стране – и получишь девчонку. Все забудут, кто она. Ты же понимаешь, что даже если докажешь, расшибаясь в лепешку, что она не носит уродскую маску того киберпридурка, может быть слишком поздно - и вытаскивать будет некого. А если тебе повезет, и она тут не спятит, или никто не захочет применить других методов… ну, тех, которые лично ты запрещаешь, а я вот - никогда… допустим, ты сможешь доказать что-то… ну, так есть много преступлений, которых ты в своей “вольной” не предусмотрел, потому считаю, что переговоры - единственный здравый выход.
Бен продолжал смотреть на Рей, как зачарованный. Сейчас любил её, как никогда сильно. Конечно, её свобода стоила того, чтобы отдать свою собственную. Бен Соло был ещё нужен своей стране, та не выжала его окончательно, а значит, он не мог уйти. Поменяться с Рей местами – это было все равно, что окрылить себя, понять, что жизнь была прожита не зря. Он ведь не сможет потом убить каждого, кто причинит ей вред во имя США, как и не сможет позволить тех, других, методов, ведь редко когда везло ловить настолько юных и настолько красивых… Нет, если на Рей когда-то и будут чужие руки, то только по её воле. Потом. Чуть позже. Когда она переживёт то, что он её упустил.
В эту минуту Бен ощущал себя как никогда слабым. Не потому, что проиграл – даже Наполеон проигрывал. Не бывало солдат, которые всегда побеждали, иначе бы не бывало и уроков ценой ошибок. А потому, что оказался ничтожно слаб тогда, перед желанием, чтобы эта девочка, это дитя, любило его. Зачем он поддался и позволил себе поверить, что сможет жить без последствий, будто он был нормальным человеком? Теперь она отдувалась. Ощущала на коже, что значит быть его девушкой. Наверное, уже сто раз прокляла.
Хотя, нет. Рей бы не проклинала его. Он не был уверен ни в чем, кроме того, что она любит его. Лучше бы не любила. Лучше бы его никогда не было. Их не было. Потому что тот ад, на который теперь Бен обрекал их обоих, будет ужасным. И виноват будет только он. Потому что забылся. Забыл, кем был.
Монстрам нельзя было разрывать намордники. Нельзя. Их дрессировка стоила государству миллионы.
