Наклоняясь, чтобы поцеловать Рей, скорее всего, в последний раз, мужчина подумал, что его мнение об отчёте можно было вложить в одно слово “чушь”, но за него это скажет Кайло Рен, а Бен Соло будет сидеть сейчас на онлайн конференции в своей квартире и давать ничего не значащие советы, думая только о девушке, которую так и не понял, как удержать.
Дорогие читатели,
мы вернулись.
вы уже заметили, что мы изменили график? Увы, да, мы оттягивали этот момент, как могли, но пришлось. Офис, запуск проекта, желание выпить лишний бокал вина в воскресенье. Все это повлияло на сроки выхода глав.
Если вас вдруг зацепил момент, что супершпион Бен мог забыть о дне рождении Рей, то это просто логичная деталь образа человека, не сосредоточенного на человеческих моментах. Информация, которая не настолько важна, чтобы её не отсеять. Надеюсь, вы уловили смысл его зацикленности на фактах иного рода.
по классике жанра мы оборвали на самом интересном месте и не ясно успеет ли Рей сказать что-то на прощание или скажет ли вообще хоть слово и так далее:)
Всем хорошего старта недели. Мы любим вас.
========== Глава 14 ==========
Позиция «Трапецоид» характеризуется тем, что король слабейшей стороны и ладья соприкасаются по горизонтали.
Рей довольно часто снилось, как она тонет. Вода смыкалась у неё над головой, легкие горели, а тело тяжелело, не давая возможность сделать рывок вверх, к жизни. Она медленно опускалась на дно, захлёбываясь от отчаяния и бессилия.
Закашлявшись, девушка проснулась. Лежала, вздрагивая и жадно хватая ртом воздух. Кошмар всегда был настолько реалистичным, что девушка часто, очнувшись, ощущала во рту вкус соли.
«Всё в порядке, в порядке, в порядке, ты в порядке…» - как мантру бормотала она про себя, стирая со щек слезы. Солёные, как море, в котором она тонула.
- Рей, ты в порядке? – голос Бена прозвучал сонно, но сам он среагировал моментально. Проснулся и, приподнявшись на локтях, заглянул девушке в лицо. Её слезы сверкали, как роса. – Дурной сон, да? Ничего, это пройдет. Иди ко мне. Все хорошо. Засыпай.
Мужчина поцеловал Рей в висок, крепче прижал к себе, ощущая, как она расслабляется. Ей было хорошо, уютно. Его голос, звучащий немного хрипло ото сна, сладко убаюкивал. Она была в безопасности.
- И часто тебе снится, что ты тонешь?
Рей не стала спрашивать, как он понял. Просто покачала головой, как бы говоря «да, часто». Осколки детских травм оставались в неокрепших душах и росли, разрастались, пуская корни вместе с ними. Но сейчас было не время об этом думать. Сильные руки бережно прижимали её к себе, спиной она ощущала, как успокаивающе-ровно бьётся сердце Бена, и под этот равномерный ритм она засыпала. Возможно потому, что этот ритм принадлежал ей, и она теперь это знала, хоть после его слов ни разу ничего не переспросила и больше эту тему не поднимала. Что нужно услышать – она услышала.
Бен посмотрел в потолок. В нём отражался свет проезжающих где-то вдали машин. Мужчина вспомнил, что раньше, когда ещё в нём что-то было от человека, ему тоже снилась вода. Только она его не топила, а спасала.
Когда он подыхал в Абу-Грейбе и больше всего страдал именно от жажды, а не от боли или шума, океан приходил к нему во снах, как старый друг, принося утешения. И пускай он был соленым, во сне все равно напиться было невозможно. Зато он уносил далеко от всего, ослепляя красками и смывая кровь. Там, в иракской тюрьме, только сны об океане и помогли ему выжить. Он словно сбегал каждую ночь, его душа просачивалась сквозь избитое тело и вырывалась на волю. В те ночи, когда он лежал на полу, запертый в клетке своего слабого, покалеченного тела, Бен разбитыми губами шептал: Моне, Гоген, Морэ, Айвазовский, Тёрнер. Тогда он жил красками импрессионистов и ощущением живой воды, которую изображали маринисты. Хотел быть свободным и яростным, как пенящееся море на картине «Радуга», хотя знал, что был лишь щепкой с полотна «Кораблекрушение».
С тех пор, как он стал палачом и сделал воду своим оружием, океан ему больше никогда не снился. Но, наверное, многие его жертвы видели теперь те же сны, что и Рей. Бен всегда удивлялся тому, что сам, пройдя пытку водой, не стал ненавидеть её. Наверное, потому что всегда знал, что красота несет опасность и смерть.
Бен вздохнул и погладил спящую девушку.
Его душа, сбежавшая в Абу-Грейбе через раны, неожиданно вернулась, когда в его жизнь вошла Рей. Вернулась, а теперь ворочалась там, под кожей – ей было некомфортно в его неприветливом теле. Художники и палачи плохо уживались между собой. Кто-то кого-то должен был вытолкать, и Бен знал, кто останется в итоге. Палачи всегда выживали лучше, а художнику было не привыкать умирать.
Это было так цинично, но таков рецепт жизни.
Мужчина знал, что не простит себе этого вечера. Не простит своей бездумной, эгоистичной, ублюдочной слабости. Не простит того, что своим поведением этим вечером он подарил Рей надежду. Он осознавал всю свою трусость и ничтожность, покуда его молчание уничтожит Рей уже через пару дней. В тот момент в парке, когда она неожиданно обняла его и прошептала «не хочу, чтобы ты уходил» таким тоном, будто всё уже знала, он всё пустил под откос, позволив себе провалиться в эту их Любовь. Целуя её, обнимая и шепча какие-то глупости, он оставлял раны на её красивом теле. Раны, которые она ещё не ощущала.
И сейчас, обнимая Рей, знал, что она его не простит за то, что он не спросил её мнение по поводу Токио и не дал ей хотя бы возможности попрощаться. Подарил ей просто вечер, полный лицемерия. Как будто она просто была объектом, а он вёл себя по накатанному шпионскому сценарию, хотя это было не так.
Было больно. Горько. Но заслуженно. И грела мысль, что он дает ей шанс его возненавидеть за такое решение. За то, что по итогу он, чтобы там ни чувствовал, выбрал работу. Возненавидеть и освободиться. А этого Бен хотел больше всего - чтобы Рей его не любила, каким бы красивым это чувство ни было. Его не за что было любить.
С собой он справится. Справился же когда-то с несбывшимися мечтами, а тогда он был слабее.
Но сейчас… в эту самую секунду… сейчас он был как человек, который лично подписал документы на эвтаназию, и знал, что заветная игла со смертельной дозой скоро скользнет под кожу, обрывая все надежды, ощущал все по-особому. Каждый вздох был по-своему хорош и неповторим.
Он моргнул. Обычно часто не мог уснуть, а сегодня, хоть сон тянул в свои объятия, засыпать не хотелось.
Вернулся на пару часов назад, в парк, когда Рей, застывшая от его слов, неожиданно качнула головой. Она не стала бросаться ему на шею с криками «о, я тебе не безразлична» или говорить что-то банальное. Просто улыбнулась, а потом потянулась к нему и прошептала простое «спасибо», будто это он оказал ей какую-то милость, а никак не наоборот. А потом прозвучало то роковое «не хочу, чтобы ты уходил» и он, ищущий предлог задержаться, просто утащил её к себе.
И пока он сидел в кухне за столом, сложив ноги на стуле, и слушал представителей Минюста и ЦРУ, Рей смешивала ему джин, водку и вермут. Пошутила, что с его запасами можно было открыть подпольный бар и обогатиться во время сухого закона, но одновременно разориться, потому что из продуктов в холодильнике нашла творог, лимон, пармезан, огурцы, яйца и спаржу. Бен, на секунду выключив микрофон, сказал, что дома только завтракает и готовит что-то с высоким содержанием белка, а откуда взялась спаржа в холодильнике, ещё и насыщенно-фиолетового цвета, он понятия не имел – наверное, доставка продуктов что-то напутала, а он особо и не проверил, спешил. Рей хмыкнула – внимательный разведчик, впустивший в свой холодильник шпионскую спаржу, которая ещё и в отличие от обычной содержала сахара на 20 процентов больше, явно провалил бытовую миссию.
Под довольно усталый бубнёж генерального прокурора, который от беседы об отчете перешел на скользкую тему возобновления смертной казни, девушка делала Бену коктейль, мимикой комментируя, что она думает.
