- Хотел защитить меня от сплетен? – усмехнулась девушка. Опустила глаза. Подумала о том, что под свой строгий, консервативный стиль Бен почти всегда подбирал максимально простые оксфорды, и сейчас очередное творение Salvatore Ferragamo, или что он там предпочитал, очень контрастировало с её салатовыми Air Force 1, как и вся она контрастировала с высоким, замкнутым мужчиной. Но при этом Рей знала, что сейчас, держась за руки, связанные жарким поцелуем, они вдвоем были гармоничны, как несочетаемые краски на полотнах Ван Гога, которые в результате образовывали шедевр.
- Хотел придать тебе значимость. В этом эмансипированном мире, Рей, сексизм никогда не умрет. Женщины могут быть умными, как мужчины. Даже умнее. Талантливыми. Могут занимать руководящие должности. Но всегда, если девушка спит с мужчиной, который не имеет к ней чувств, она становится объектом насмешек. Даже очень чистая и искренняя девушка… Но если показать всем, что мужчина тоже от неё без ума, то из просто шлюхи она станет кем-то невероятно особенным. Той, кто может приручить Монстра. Подмени одно условие в уравнении, и ты получишь другой результат. Но всегда нужно помнить, что особенная – не значит счастливая, и не значит в безопасности. Особенная девушка… особенная мишень.
Рей слушала внимательней, крепче сжимая Бена за руку, а он бы сегодня ни за что не отпустил эту ладонь. Он знал, что ведет себя эгоистично, но ему так хотелось побыть с ней напоследок хоть немного. Побыть, как нормальному человеку. Ощущая её тепло, он думал о том, как же скоро наступит понедельник, и как же мало у него времени, чтобы обхватить такое глобальное чувство и заполнить пропасть лет в пятнадцать. Как же быстро улетает время, когда наступает момент прощаться, хоть Рей ещё ни о чем не догадывалась. Бен был уверен, что она принимает их прогулку за небольшую слабость человека, которому в понедельник снова на войну, не зная о том, что сейчас стояла максимально близко к концу этих несостоявшихся отношений.
- Человек состоит из борьбы и в ней находит себя, Бен, - пожала плечами девушка. Она приняла его слова не за признание, а за объяснение его поведения. – Но ты своим упрямством не разрешил мне даже побороться против обстоятельств и доказать, что я могла быть союзником, а не мишенью. Ты говоришь, что у меня золотая голова, что я – сильная, но при этом все тоже сводишь к хрупкости моего тела.
Они шли вдоль Национальной Аллеи в сторону монумента Линкольна. Затерянные среди туристов, они ловили прохладный воздух, дующий от Потомака, как благословение. Рей щебетала. Сияла. Но не впадала в глупость и не просила его гулять с ней босиком по траве, или о каких-то романтичных глупостях. Ей нравилось просто быть в его компании. Ощущать его руку в своей. Видеть мимолетную улыбку.
Но она все время ощущала в Бене какую-то грусть. И это точно была не игра воображения, обогащенного двумя Негрони. Его привычная немногословность сегодня была по-особенному задумчивой.
- Бен… ты как? – Тихо спросила девушка, когда они остановились, чтобы пропустить экскурсию. – Если тебе не нравится…
- Мне все нравится, Рей, - резче, чем нужно, ответил мужчина. Вздохнул. Конечно, ему нравилось гулять с ней здесь, по местам, где он бегал каждое утро. Все нравилось. Все было слишком хорошо. За такой вечер, наполненный тихой радостью, не жаль было и прожить свою непростую жизнь. Жаль было только, что всё заканчивалось. – Мне жаль, что я забыл о твоём дне рождения, - неожиданно добавил Бен.
- Я думаю, что такие вещи не имеют значения. Ты ведь и свой-то, наверное, не празднуешь, да? – невесело улыбнулась девушка. Представить Бена Соло с бумажным колпаком на голове, задувающим много свечей, было сложно даже с её фантазией. Потому что тогда ему бы пришлось улыбаться, а он этого никогда не делал. - Хоть помнишь, когда он?
- Конечно. Как у Ван Гога. Тридцать первого марта.
Девушка едва не споткнулась от той уверенности, с которой говорил Бен. Потом остановилась.
- Ваг Гог родился тридцатого, – с минуту помолчала, а потом все же добавила. – Ты, кстати, тоже.
- Это неважно. Когда я был шпионом, то, в зависимости от миссии, у меня день рождения мог быть раз пять за год. Не сложно запутаться, когда у тебя много имен и судеб. Но, правда, это неважно, ведь ты права – я не праздную. Вообще, праздники – это не моё. Обычно в них столько напряженного ожидания чего-то плохого. Террористы всегда выбирают лучшие дни для своих деяний. Теракт на рождественской ярмарке в Берлине в 2016. Тот случай в Ницце на День Взятия Бастилии в 2016. Взрыв бомбы на Олимпийских играх в Атланте в 96.
Рей ничего не ответила. Знала, что сейчас Бен был скорее субъективен, нежели говорил глобально. Его лицо изуродовала бомба, брошенная в день Независимости, а ещё в него вроде как стреляли в День Благодарения. Что ж, наверное, он правда не любил праздники.
- Между прочим, Линкольн – мой любимый президент, - сказала Рей, пока они подходили к мемориалу, а Бен как-то сильно погрузился в свои мысли. – Он отлично хакнул всю нацию, закостеневшую в своих идеалах. До сих пор не понимаю, как ему это удалось.
- Может, секрет в том, что каждый хочет, чтобы его взломали?
- Даже ты? Вряд ли это возможно.
- Я удивляюсь тебе. Твой первородный грех уже настолько слился с тобой, стал привычкой и инстинктом, что ты ничего не замечаешь, - заметил Бен, когда они остановились невдалеке от мемориала Линкольна. Он положил руку на плечо Рей и немного притянул её к себе. - Первородных грех – это желание хакнуть этот мир, не жить в утопии, а ломать, крушить, доходить до истины. Он в ком-то едва тлеет, но в таких как Линкольн, Че Гевара или… ты… очень ярко горит, и мир прогибается под них.
- По твоей теории, Ева была первым хакером, - прижавшись щекой к его торсу заметила Рей.
- Скорее, Люцифер. А потом он дал вкусить Еве плод с древа познания, и непокорность вскружила ей голову, а семена с того плода рассыпались по всей истории, и одно проросло в тебе. Ты ломаешь все на уровне рефлекса – в этом твоя сила, дар. Порой, ты заходишь на сайты и не думаешь. Просто идешь, как человек, автоматически прикладывающий бейдж, чтобы войти в офис. Ты хакер не по уму, а по натуре, и ты даже не заметила, как взламывала все мои коды доступа почти с первой встречи, хоть я никогда не был из тех, кто хотел быть взломанным. Антивирусы и прочие системы, данные мне на войне, должны были защищать надёжно, но всё это работало до появления кого-то особенного. Забавно, что ты настолько верила мне, что даже не пыталась остановиться и оглянуться. В этом твое невероятное очарование, в том, что ты даже не осознаешь свою силу.
Бен говорил о своих чувствах и знал, что поступает, как последний ублюдок. Он хотел выбросить Рей за пределы своей жизни, и в конце сплоховал, раскрываясь, проваливая миссию. Давая ей надежду перед самым взрывом, но… иногда ему хотелось взять от ситуации больше, чем можно. Возможно, такое знание, наоборот, даст Рей ещё больше уверенности. Если ты взломала Монстра – то поставишь на колени всех.
Девушка отстранилась. Вскинула голову. Хотела что-то сказать, но тут телефон Бена зазвонил, он посмотрел на экран и помрачнел. Вот и закончилось их прощание. Раньше, чем он ожидал. Намного раньше. Хоть непредсказуемость его графика уже стала привычной, в этот раз Бену не хотелось отвечать.
- Рей, прости. Кажется, наша прогулка закончена.
«А вместе с ней – и вся наша странная история».
Рей не стала спорить - она же не знала, что это навсегда. Пожала плечами, как бы смиряясь с фактом. Прикусила губу, видимо, чтобы поймать какие-то слова, и смотрела на Бена, ещё до конца не осознав тех слов о первородном грехе, смысл которых сводился к “ты тоже мне небезралична, я твойтвойтвой.”
Нет, она просто смотрела на мужчину, расстеряно улыбаясь, а он – на неё. По его мнению, прощание вышло слишком быстрым. Бен ощутил себя так, будто не надышался, но Минюст очень хотел прямо сегодня обсудить тот злосчастный отчёт и знать мнение Бена, чего ждать их стране, которая только немного успокоилась.