Максимум - это отличный хакерский тандем. Не более. Ведь так легко было сорваться. А если он сорвётся… у Бена уже были проблемы и со срывами, и с зависимостями, которые заканчивались плачевно.

Собрав все отчеты, мужчина немного убавил звук, сел на диван и стал читать. Через пару минут он случайно уснул. Просто невольно сдался своей усталости.

Рей, вернувшаяся с кофе и упаковкой Мовалиса, который выудила из своей тумбочки, замерла.

- Ох, Бен, все-таки что-то от человека в тебе таки есть, - прошептала она. Он забавно подвернул руку под голову, видимо, стараясь не задеть свежий шов. Девушка не стала подходить слишком близко, потому что могла разбудить. Наверняка, он спит чутко. – Ладно, твоя страна не рассыплется, пока ты поспишь.

Выключив свет, зевая, Рей села в его кресло, подобрав ноги. Подперев подбородок, смотрела на всё происходящее. Она ничего не смогла бы сделать, если бы мир рушился, но ей и не нужно было. В случае чего, ей просто нужно было разбудить мужчину, который знал, что делать. Но она могла быть молчаливым наблюдателем, чтобы потом Бену не было в чем себя упрекнуть.

Очередная ночь с Беном Соло сулила быть «восхитительной». Но в этот раз её хоть за дверь не выставили.

Около шести утра девушка ушла сама, оставив короткую записку, что за ночь не произошло ничего критичного.

***

- Блин, дать бы тебе по морде, Бен. Ты такой ублюдок.

Мужчина удивленно посмотрел на Фазму. Та от гнева была белее своей рубашки.

- И я рад тебя видеть, - усмехнулся Бен. Ничего нового он не услышал. Сегодня был день какой-то… когда все будто сговорились дать ему новое имя. А он-то думал, что закончившиеся беспорядки в стране немного поднимут людям настроение. – Ты что такая злая? Кофе плохой сварили, или с мужем поругалась?

- Я тебе этот кофе сейчас выплесну в твою самодовольную рожу, и будешь потом ходить с ожогом, раз твой нос уже зажил. Ты вообще хоть иногда о чём-то думаешь, кроме террористов?

- Да что такое? – Начал раздражаться мужчина в ответ. Он только что отработал свои пятнадцать часов в ФБР, решил отправиться домой, чтобы принять душ, и, наконец, отоспаться, впервые с момента, как вернулся в США, а Фазма решила ему повыносить мозг?

- А ты сходи тоже купи кофе, – зашипела женщина. - И посмотри в самый дальний угол, где совсем одна сидит совсем юная девчонка, которая из-за тебя теперь как прокаженная. Боже, Бен, если ты вздумал с кем-то трахаться, почему нельзя было сделать это по-тихому, не афишируя?

- Фазма, погоди, ты о чем? Я не…

- Я о ком. О Рей. Ты знаешь, что о вас сплетничают все, кому не лень. Все видят всё – эти ваши ночные совещания, то, как она почти каждый вечер садится в твою машину… Все так очевидно. Ну, всем, кроме тебя, потому что ты смотришь только глобально и далеко, а все, что творится под носом – нет. Ты сделал из неё изгоя. И, хуже того, на ней теперь отыгрываться может каждый, кто тебя ненавидит. Каждый, понимаешь? Монстру в глаза не скажешь, что он ублюдок. А вот проходя мимо молодой девчонки, так классно и смело бросить ей на ухо что-то мерзкое и гадкое. Ты понимаешь, что уничтожил её карьеру в ФБР, которая могла бы быть блестящей. Всем теперь чхать на её золотую голову.

Фазма, пылая от злости, ушла. Бен растерянно посмотрел вслед. Он, конечно, был не идеален по отношению к Рей, но он точно не спал с ней. Да он вообще ни с кем не спал, даже себя не всегда до постели доносил, куда уж ещё кого-то туда тащить. Забавно, что в ФБР, где половина людей занималась расследованиями, сделали такие выводы на основании того, что он пару раз подвез девушку домой.

Но люди всегда принимали желаемое за действительное.

Мужчина нахмурился. Почти не спал, если быть совсем точным. Почти. Кроме того единственного случая на прошлой неделе. Нелепости.

Все последние десять дней, что он боролся с волнениями внутри страны, Рей и правда была рядом. Сначала она просто заходила с отчетами и кофе. Как и все. Да, задерживалась чуть дольше положенного, но все же никто не переходил черту. Они даже сидели на разных концах стола, когда девушка, ответственная за Чикаго в этой операции, рассказывала ему все, что находила о тайных слетах, сборах, об изготовлении СВУ и прочем. Затем она, как положено, говорила о Кайло. Её мысли работали блестяще, но при этом Рей была удивительно далеко от разоблачения. Понимая, что человек, на которого она охотится, где-то в ФБР, Рей не складывала свой паззл, хотя сама же сыграла двойную роль, прикрывая Бена. Однако мужчина особо не обольщался. Знал, что только колоссальный прессинг из акций протеста закончится – Рей узнает. Узнает, а от принятия девушка была ещё очень далеко. И пока Бен не мог просчитать её реакцию. Что будет сильнее – эта её любовь или жажда мести? По опыту мужчина знал, что люди почти всегда выбирали месть. А Рей на нём было за что отыгрываться. Не только за отца, вылетевшего с работы. А и за неё саму. За неё особенно. Ей было, что предъявить и Кайло, и Бену.

И порой, глядя на её красивое, сияющее от вдохновения лицо, Бен уже начинал думать, как будет удерживать девушку от того, чтобы она не сливала его вторую личность. Воспользуется знанием того, что она была Старкиллером? Попробует сыграть на её любви к нему? Отпустит просто так?

У него были варианты и похуже, но Бен знал, что влюбленность не позволит ему причинить ей вред. Влюбленность, которая злила и всё портила.

Всё было в порядке ровно три дня. Они держали дистанцию. Не говорили о чувствах, а спорили только по работе. Были благоразумны. Сдержаны.

Конечно, Бен не отрицал про себя, что хотел её, и хотел сильно, но он хорошо помнил её безрадостное невеселое «так бери» и принял решение не доламывать ей крылья, хоть иногда и позволял себе нежно, мимолетно коснуться её между лопаток – как раз в том месте, где он эти самые крылья бесцеремонно выдернул.

Всё было под контролем. Почти. Пока он сам не понял, что «подсел» на эту девушку. Это были не метания, как в Сан-Диего. Не тоска, как в Эт-Таджи. Это было как особый вид зависимости, которую он не мог вылечить. Бен поймал себя на мысли, что сам ставит их встречи на максимально позднее время. Что часто её не слушает, рассматривая и изучая – вживую наблюдать за Рей было куда интересней, чем читать анкетные данные на неё. Тени на её глазах всегда загадочно переливались, губы так и норовили улыбаться. Она любила накручивать прядь волос на указательный палец. Хмурилась, когда была неуверена. Прикусывала бомбилью, когда думала. Заразительно смеялась. Ей нравилось мимолетом целовать его в щеку, если он подвозил её домой. Рей состояла из множества очаровательных привычек. Она его завораживала.

Он не сдался её любви, его будто не особо волновали те слова девушки – кроме тщеславного аспекта, но его собственная влюбленность его начинала губить.

Бен ничего не мог с собой поделать. Все время вспоминал, с нетерпением ожидая приход Рей, как во время подготовки к этой должности, когда его обучали искусству пыток, он беспробудно пил. Мозг просто не выдерживал, и он срывался почти каждую ночь, забываясь. И сейчас, уставший, злой, и на грани, он будто вернулся к плохой привычке, только джин заменил на ром. Он знал, что не должен касаться Рей, не стоило натягивать эти нити, но… она же ничего не просила взамен, как же было не пользоваться её красотой, молодостью и любовью? Хотя знал, что рано или поздно она сломается и таки возненавидит его, а не его, так Кайло Рена. Вытолкает за пределы своей жизни. Её любовь должна была иметь границы, и Бен их точно пересечет. Он всегда пересекал черту.

Но пока она тихо улыбалась, ему было почти даже хорошо. А потом грянул гром. Пока все разбирались с тем, что погибли полицейские, Чикаго вспыхнул, как сухая трава. Погромы были как в 1919. Бен лютовал. Он только уговорил Трампа не принимать жестких мер, и всё полетело к чертям. И, ругаясь на весь мир, мужчина не сводил взгляда с девушки, которая в ужасе застыла среди огромного open space.

Чикаго стало её провалом. Она недосмотрела. Недоглядела. Повелась на ловушку и вытащила информацию, которая была ложной. И пока Рей стояла, закусив губу, город полыхал. Для Бена это был и Dies Irae* и интроит*. Пылая от злости, как тот несчастный, обманутый город, он как будто застыл на пороге чего-то нового. Ощутил кроме разочарования, удивления и злости желание, которое было выше всех эмоций.