Вздохнув в отчаянии, он продолжал прислушиваться к барабанной дроби дождя. Ветер пробирался в маленькое пространство кабинки, холодя промокшие части тела. Прислушиваясь к своему молчанию, он погрузился в сон.

Когда он проснулся, его одежда была мокрой. Казалось, все тело поражено чесоткой. Открыв глаза, он обнаружил, что сидит в воде. Мужчина тут же встал и протянул руку к двери, но ее не оказалось на месте. Окружавшее его пространство изменилось: он стоял в бутылке, в которой завывал ледяной ветер.

– Ну да, это мне снится, – подумал он. Стащив с себя одежду и выжав ее,он попытался снова одеться, но одежда была невыносимо холодна. Им овладел страх . Надо было одеться во что бы ни стало. «Вдруг кто-нибудь пройдет мимо и застанет меня обнаженным? – подумал он и тут же успокоил себя: – Ах да. Я же во сне. Проснусь, и все встанет на свои места».

Вода меж тем подступала к щиколоткам. Упершись ногами в стенки бутылки, он принялся карабкаться наверх, но когда был уже у горлышка, понял, что слишком широк в плечах. Держась за его края, он наблюдал за тем, как вода подступала к его ногам. Руки начали неметь. Держаться не было сил. Скользя по мокрым стенкам, он с плеском окунулся в воду.

Я уже где-то это видел, мелькнуло у него в голове. Муха, попавшая в бутылку с пивом! Она так же, как и я, шевелила своими конечностями. Он истерически рассмеялся своей догадке и тут же начал захлебываться. Сейчас утону, промелькнуло в его голове и продолжая смеяться,он проснулся. Окружающее приняло прежние очертания. Он лежал на полу телефонной кабинки. Деревья казались невероятно красивыми. Небо было розовым. Ветер, разогнав тучи, стих. Под скамейкой, на которой он сидел, пока дождь не загнал его в эту зловещую кабинку, лежала собака, которая, увидев его, завиляла хвостом.

С облегчением вздохнув, он отправился искать ночлег.

Встреча двух неаполитанских мастифов

«Надо что-то предпринять», – думал наш герой, сидевший на холодном полу и все еще привязанный к перилам. С улицы доносился звук приближающихся шагов. Чтобы привлечь к себе внимание прохожего, он промычал что-то сквозь кляп во рту. Дверь тут же распахнулась, за ней уже были сумерки. Он закричал еще громче, топая связанными ногами. В дверном проеме показалась фигура человека.

– Кто здесь? – спросил незнакомец.

– У-у-у!.. – только и мог выдавить он.

– Что с вами? Как вас угораздило? – сочувственно спросил человек, развязывая пленника.

– Я полдня здесь так сижу. С того самого часа, как мы расстались с вами, – со слезами радости говорил он, крепко обнимая своего спасителя. – Как же мне отблагодарить вас?

– Что вы? – смущенно обронил незнакомец и так же смущенно добавил: – Я просто искал место для ночлега.

– Вам негде жить? Я вас никуда не отпущу! – заявил наш герой. – Мы сейчас же отправимся ко мне домой, где согреемся и что-нибудь перекусим.

Они шли, украдкой разглядывая друг друга. Наш герой был вне себя от радости, и незнакомец все не мог решить – радоваться ли тому, что его ждут ужин, теплая постель, или ради собственной свободы отказаться от этого предложения. Возможно, он и отказался бы, если бы наш герой не отвлекал его вопросами.

– А почему у вас нет жилья?

– Это долгая история.

– И все же.

– Вы, конечно, посмеетесь надо мной, сочтя ненормальным. Но уверяю вас, это они во всем виноваты.

– Кто «они»?

– Это было давно. Меня воспитывала моя прабабушка. Я с самых пеленок рос под ее присмотром, не подозревая, что меня «ваяют», что мне придают необходимую форму, чтобы однажды сказать: «Это мы сделали его таким».

– Каким?

– Выросшим в рамках воспитания, таким, каким меня всегда хотели видеть.

– Кто они? Я вас не понимаю, – недоумевая вновь спросил наш герой.

– Они не задумывались, – повысив тон, продолжал незнакомец, – хочу ли я иметь эту форму, они только и думали о том, как бы подороже меня продать. Не задумывались, хочу ли я быть проданным. Они хотели, чтобы я, так сказать, занял достойное место в обществе. В десять лет я осиротел: умерла моя прабабушка. Мои родители, уже неисправимые уроды, начали тянуть меня за собой на сцену, где я, по их мнению, должен был заработать семье более высокое положение в обществе таких же, как они сами. Наверное, все так и произошло бы. Спас меня случай, который перевернул всю мою жизнь. В детстве у меня был приятель, который все свое время проводил на улице. Спал где придется. Ел то, что удастся украсть. Эдакий жизнерадостный остряк. Мне было двенадцать лет, когда я в первый раз не пришел ночевать домой. Это была удивительная ночь свободы. Мой приятель предложил мне обокрасть ларек. Мы перенесли все съестное из этой торговой лавки на чердак заброшенного дома и поделили деньги, которые тоже стали нашей добычей. Утром я испытал истинное торжество духа. Мы тратили деньги, катаясь на каруселях. Смотрели кино в кинотеатре. Вечером нас поймали. Моего приятеля отправили в специальную школу для трудных подростков. Позже я узнал, что он родился в такой же семье уродов, что и я. Сейчас я понимаю, что его от природы свободная душа взбунтовалась, когда его попытались вогнать в рамки. Именно поэтому он убегал от своей семьи и прятался на чердаке.

Задумайтесь. Мы приходим в этот мир свободными, чистыми, любящими жизнь такой, какая она есть. Будучи ребенком, вы стоите перед взрослым обнаженный и не испытываете чувства стыда. Повзрослев, вы стыдитесь самого себя и прячетесь в ракушку, как моллюск. В детстве у нас нет стремления сделать кому-либо больно или обманным путем заполучить заинтересовавший предмет. Ребенок просто протягивает руку и говорит: «Дай». У него нет желания стать собственником предмета. Все, что ему нужно, это удовлетворить свое любопытство. Затем он бросает его как объект, не интересующий его более. Так будет продолжаться пока вы не устанете подавать ему предметы. Главное, чтобы между предметами не было сходства. Это чувство любопытства вызвано любовью к жизни и ее неповторимым узорам, меняющимся как калейдоскоп и наполняющим нас новыми эмоциями. Вся наша жизнь – это эмоциональное насыщение.

Рождаясь, человек начинает свой путь по жизни с удовлетворения любопытства и постепенно только наращивает темп. Общество буквально впихивает его в свое эмоциональное пространство, сжимает при помощи всевозможных условностей, например, что ему можно, а что – нельзя. Набирающий обороты процесс познания вынужден подстраиваться под общественное сознание. Общество терпеливо воспитывает его, избавляется от его стремлений, делая его максимально выгодным для себя. Затем оно примеряет на него какую-либо модель поведения. И вот он – долгожданный момент. Дрессировка окончена. Человек становится тем, кем общество всегда хотело его видеть. Какой цинизм! Общество, не приемлющее насилие, по крайней мере, представляющее себя именно таким, демонстрирует насилие в изящной форме. А вас разве не так воспитывали? – резко остановившись, спросил незнакомец.

– Я не задумывался над этим всерьез, хотя ваш рассказ заставил меня провести немало параллелей с моим детством, – ответил тот. – А что случилось с вашими родителями?

– Мне было шестнадцать. Мои родители решили переехать в другой город, отцу предложили должность повыше. Это обстоятельство окончательно изменило мою жизнь. Я всячески противился тому, чтобы идти по стопам моего отца, продолжал сбегать из дома. Затем произошла трагедия. Моя мать приняла смертельную дозу снотворного. Я тяжело перенес ее смерть. Спустя год после этого меня поместили в клинику для душевнобольных. Отец отказался от меня.

– Почему ваша мать покончила с собой? – Спросил наш герой с сочувствием.

– Живя с отцом, она любила другого, но отца бросить не могла. Воспитание не позволяло ей этого. Ну а потом я сбежал из клиники и приехал в родной моему сердцу город, где наконец почувствовал себя счастливым, изменяя безграничное движение форм в бесконечности пространства и времени.